— Вы давление агрохолдингов на себе ощутили?

— Я, во-первых, не пустил агрохолдинги на свою землю.

— Как это?

— Драться пришлось. Сильно сопротивляться. Я считал, что они поступают криминальным способом, поэтому сказал: «Если вы постараетесь у меня незаконно забрать землю, да пусть даже и законно, я вас уничтожу».

— Я думал, рейдерские захваты остались в 90-х.

— Они сейчас повсеместно.

— Вы не попали под влияние агрохолдингов и стали прибыльными?

— Мы [сельского хозяйственное предприятие «Галкинское», которое Мельниченко возглавляет с 2008 года — прим. авт.] не получаем прибыль с 2013 года. Балансируем на грани: рубль туда — рубль сюда. Барьером стал 2012 год. Он стал барьером для всего российского хозяйства. После него никакой прибыли нет. Вы же понимаете, те хозяйства, которые поближе к дотациям, субсидиям, за счет этого и получают минимальную рентабельность. И потом — даже если эти предприятия станут платить достойную зарплату своим рабочим и крестьянам, считайте — они убыточные.

— У нас что, совсем нет развитых фермерских хозяйств, которые работают «в плюс»?

— Почему же, есть: кому-то повезло, другой успел перестроиться, у третьего зоотехника хорошая была — вот они более-менее выживают. Год на год не приходится. Бывают годы, когда и урожайность, и цена благоприятствуют. Люди купят себе машину и довольны. Но технологического развития никакого нет. На него просто нет денег. А нынешняя так называемая банковская система не позволяет нам мечтать о развитии. Это не институты финансового развития, это обычные обменные пункты валюты.

— Вы в прошлом году много говорили о сложностях с кредитованием полевых работ…

— В том числе. Банки просто объявили бойкот и не дали нам возможности работать так, как надо. И мы сеяли дрянь, и такую же дрянь убирали осенью.

— А на этот год у вас какие прогнозы?

— Я думаю, ситуация будет усугубляться тем, что значительно выросли цены на запчасти для сельхозмашин, на минеральные удобрения, и никакими указами никто не поможет. Нужна кардинальная смена курса развития агропромышленного комплекса. Поэтому я считаю, что здесь ничего другого не выходит, как договариваться с президентом, потому что он единственное в стране [официальное] лицо, в которое люди не плюют и не кидают башмаками.

Нам нужна многопрофильная экономика в сельских территориях, нам нужна аграрная заселенность территорий, нам нужно сделать так, чтобы ни одна больница не могла закрыться, потому что в поручениях президента ни слова нет о закрытии больниц и школ. Значит, нужно просто добиться выполнения поручений — жестко стоять на этом.

— Первый съезд вашей общественной организации «Федеральный сельсовет» прошел в 2014 году. 6 марта 2016 года состоялся внеочередной съезд, на котором вы выступили за льготное кредитование сельхозпредприятий, за запрет бюджетного финансирования агрохолдингов. В резолюциях вы рекомендуете местным органам власти взять на себя ответственность за создание рабочих мест — все это те же проблемы, что и два года назад. Получается, власть вас просто не слышит?

— Почему же не слышит? Вся центральная пресса про нас писала, нас допускают до телеканалов. Страна готова это обсуждать. Мы ведь обращаемся не столько к правительству, сколько к народу. Это народ должен говорить, что делать — он же единственный источник власти. И мы просто обязаны сегодня выяснить, кто пьет кровь с этого источника.

Мы сейчас составляем список из 21 делегатов съезда, которые пойдут на встречу с главой администрации президента [Сергеем Ивановым]. И там будем решать, как все-таки нам организовать при президенте контролирующий орган, который взял бы на себя координацию работы министерств и заставил их выполнить поручение по развитию сельских территорий и малых городов России.

— И президент на это сразу пойдет?

— Обязательно пойдет, если это необходимо народу и стране. Он же не самоубийца. Если это нужно 146 миллионам российских граждан, это обязательно будет принято и сделано.

 

— «Федеральный сельсовет» — это структура вне политики. Самим фермерам нужна политическая партия?

— Обязательно. Нас, крестьян, — 37 миллионов человек, а если считать с малыми городами, то мы хоть завтра в состоянии взять большинство в Думе.

— То есть у фермеров есть некая консолидация?

— Не только у фермеров — ни у кого ее толком нет. Будем говорить, хорошо консолидируются у нас только бандиты. К сожалению, народ у нас неорганизованный. К сожалению, есть в нас вот эта исконная российская бзделоватость — все время мы хотим повернуть и быть крепостными.

— Вас называют самым известным фермером России. Я попытался вспомнить, кого-то еще из фермеров, чье имя на слуху. Пришел на ум только [Герман] Стерлигов, и то с большой натяжкой.

— Ну, он же не фермер. Он — прекрасный парень, работает, семейственность у них и тому подобное. Но 500 рублей килограмм хлеба не может стоить, у нас покупателя нет такого.

— Получается, фермер — человек абсолютно непубличный.

— Мы о себе не заявляем, потому что некогда все. У меня как-то так получилось, что пресса меня нашла. Но я ведь тоже не совсем фермер. Я много публиковался, у меня есть премии журналистские и другие награды — за разработку новых строительных материалов, за разработку кремниевой продукции. Мы нетипичны. Но именно такими крестьяне и должны быть.

— И много таких крестьян?

— Конечно, вы что?! А разве Гагарин, Королев — они не оттуда вышли, не из рабочих и крестьян? Вы знаете, редко кто из олигархов ставится кем-то и чем-то, кроме пожирателя денег.

И, я думаю, что когда 18 сентября власть возвернется в страну, у нас добровольно много людей поедет в Сибирь — осваивать Магадан и все такое дело.

— Вы сами в Думу не собираетесь?

— На самом деле, предложения поступают. Но я сторонник того, что если человек вышел на пенсию, то он должен думать о том, как нянчить внуков, немножко обязательно думать о том, чтобы в рай попасть, а не сидеть в Думе, мхом зарастать и страну в пропасть толкать. Если ты не уверен, что проживешь до 100 лет, то как ты в 70 можешь планировать программы на следующие лет 30? Как-то нелогично.

Но я не вижу, чтобы молодые рвались взять власть в свои руки и начинать правильно жить. Может быть, это время такое: и Владимир Владимирович — пенсионер, и я — пенсионер, и мы все равно будем вынуждены спасать свою родину. Что же делать, если больше некому.

— То есть пойдете в Думу?

— Не исключено, но желания, честно говоря, нет. Я бы хотел работать, как работаю. У меня столько планов — мне нужен какой-то доступ к ресурсам, чтобы я завершил то, что начал делать. Мы ведь много земли оформляем себе для работы, много залежалых земель надо распахивать. Я не думаю, что если я окажусь в Думе, мне будет так важно пахать. Если там 600 тыс. рублей в месяц дают, так это можно с ума сойти и ничего вообще не делать.