В начале декабря МЧС ЛНР опубликовало следующие данные: за время проведения карательной операции на территории Луганской Народной Республики украинскими силовиками было убито 878 мирных жителей. Из них 648 мужчин, 217 женщин и 13 детей. Число луганчан, получивших от рук укрофашистов ранения различной степени тяжести, превысило три тысячи человек. Войсками хунты было уничтожено 6877 учреждений, зданий и сооружений, среди которых 27 православных храмов, 68 административных зданий, 64 учебных заведения, 37 лечебных учреждений, 232 многоэтажных и 3158 частных жилых дома, 123 промышленных предприятия, 96 магазинов, 10 мостов, 399 объектов газотранспортной системы и 199 систем электроснабжения.

Если бы русскому народу, в момент вступления его на поприще всемирной истории, был предложен тот же вопрос: «Мир ли приход твой?»; если бы русской идее в момент, когда она засияла во всем блеске, сознанная народом и возвещенная миру покойным Государем, был предложен тот же вопрос: «Мир ли приход твой?», – то с полным правом на эти вопросы русский народ, опираясь на все свое прошлое, мог бы отвечать: «Мир! Для жертвоприношения Господу пришел я; освятитесь, возвеселитесь ныне со мною, идите к жертвоприношению»... Да, русская идея воистину на челе своем имеет огненными словами начертанную надпись: «Слава в вышних Богу, мир на земле, благоволение в человеках». Вот почему, чуждая национальной гордыни, хищничества и насилия, не опасна, не гибельна она ни для каких племен, с которыми она велением исторических судеб, т.е. волею Божией, соприкасается. Это не значит, конечно, что русское в ней слилось с нерусским и, обезличившись, перестало быть самим собой. Напротив, в лице почившего Государя мы видим именно торжество русского самосознания. Смирение народа не есть отречение от своей личности, и широкое христианское отношение ко всем окружающим не есть потеря своей духовной физиономии. Безродные шатуны никогда не были и никогда не будут великими в истории; они везде – только обуза человечества. Поэтому русская идея, являясь широко-человечной, тем более остается русской, и в нравственно-религиозной основе находит свою характеристическую черту и существенный признак.

«Банда Петрова», как окрестили отряд большевики, многим была известна на Волге, став настоящим бичом и кошмаром для продотрядов. Их подкарауливали на дорогах и расправлялись. Бывали случаи освобождения целых деревень. Мал был отряд, а действовал столь хитро и ловко, что, нанося красным серьёзный урон, умудрялся всякий раз уйти от преследования, раствориться так, словно и не бывало его. Немало легенд было сложено об «одноруком полковнике» (известно было, что Петров лишился руки на войне с германцами – и это делало образ ещё ярче) и его людях, и, вот, один из этих людей заявился под ночь к деду. О чём говорили они, Донька не слышал. А несколько часов спустя в деревню пришли красные.

Советская власть, установленная в Крыму после ухода врангелевских войск, ознаменовала свое правление одной из самых страшных трагедий современности: за сравнительно небольшой период самым жестоким образом было истреблено огромное количество бывших военнослужащих Белой армии, поверивших новой власти и не покинувших родину. Эта жестокость имела и женское лицо…

Не дар ли оно богов, которые порою сочувствуют нашей тоске? Или оно лишь случайный сквозняк в пашен чердачной каморке? Безобидный и радостный порыв в танце жизни или чреватая последствиями ветреность неполноценного человека? Цветение невинности или дорога в вину? Возможно — все вместе? Легкомыслие — род свободы, получаемой путем душевного стряхивания приобретенного бремени; свободы, достигнутой не силой, покорением и властью, а скорее — отсутствием проблем. Задачи не разрешаются, но делается вид, будто их вообще не существует. Легкомысленный убегает в свободу, он закрывает глаза и грезит, что он свободен. От чего?

Мне, состоящему многие годы в президиуме Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, всё чаще приходят запросы о правомочности повального воздвижения монументов, скульптурных групп и памятных знаков в различных уголках необъятной нашей Родины. Конечно, время на дворе окрашено революционными переменами и потрясениями, и тут уж без монументальной пропаганды не обойтись. Вспомните, какое значение придавал этому вождь первого в мире государства рабочих и крестьян. В стране дымились пожары Гражданской войны, голод уничтожал сотни тысяч жителей, а скульпторы наспех мастерили памятники знаменитым революционерам, писателям, философам, учёным. Даже персонажей церковной истории не забыли и, хотя бы в гипсе, увековечили социально близкого разрушителям России Иуду Искариота.

В этом году случилось в русской православной церкви событие, в корне изменившее всю нашу жизнь. Мы перестали ходить в церковь. Вышел знаменитый исторический декрет митрополита Сергия, повлекший за собой разделение верующих. Он, как известно, призывал русский народ признать советскую власть, «радоваться ее радостям и разделять ее печали». Установил поминовение властей за литургией. Это был политический маневр сатанинских слуг. Митрополит Сергий вошел в контакт с ГПУ.

В книге рассматриваются состав, численность, материальные и правовые условия жизни российских эмигрантов в Чехословакии в 20–30-е годы XX века. Автор анализирует деятельность эмигрантских организаций, приводит данные об их личном составе, раскрывает основные задачи и направления их фукционирования. В монографии представлен подробный и обстоятельный очерк истории Земгора, больше других сделавшего для обустройства россиян в ЧСР. В центре внимания автора – неполитическая деятельность эмигрантских объединений, в том числе благотворительная, культурно-просветительная и научная.

Были ли вы когда-либо счастливы без улыбки, без с улыбкой сказанного друг другу «да»? Тем не менее счастливыми нас делает не всякая улыбка… Стоит лишь вымолвить слово «улыбка», и каждый тут же представляет себе милое, приветливое лицо с несказанным выражением здоровья и доброжелательности. Искра счастья — для себя и для других. Пусть хотя бы немного облегчения, утешения, а может быть, даже любви… Так бывает порою. Но так бывает далеко не всегда.

Если марксисты-теоретики любили говорить и писать, что свобода — это осознанная необходимость, то марксисты-практики на шестнадцатом году советского строя осознали, что несвобода для крестьянства — необходимое условие существования их власти. Окрепшие в середине 1920-х годов крестьяне-собственники не желали слепо подчиняться указаниям свыше, прокатывали выдвиженцев большевиков на местных выборах и грозили стать серьезной экономической и политической силой, несмотря на принудительные изъятия урожая, в каких бы формах они ни проводились. Проведенная на рубеже 1930-х годов коллективизация крестьянских хозяйств привела к результатам, совершенно противоположным тем, которые хотели увидеть руководители партии и правительства. Вместо того чтобы дружно работать на благо государства, крестьяне сопротивлялись раскулачиванию, переставали трудиться на земле, продавали или резали скот. В докладах ОГПУ в январе 1931 года описывалась удручающая картина. О Центрально-Черноземной области говорилось: "Хищнический убой и распродажа скота (особенно мелкого и молодняка) за последние 2-3 месяца приняли широкие размеры, возрастая из месяца в месяц. В некоторых селах за одну ночь убивалось до 700 голов овец (Дросковский район)".

В Петербурге за время войны я был впервые. Странное скверное впечатление произвел он на меня. Пройдя вечером на Невский, залитый морем света, я увидел его еще более оживленным, чем в мирное время. Шикарные туалеты дам, последние модели из Парижа, соболя, котиковые манто, крупнейшие бриллианты, переливавшиеся всеми цветами радуги из-под шляп прелестных обладательниц, смешивались с серо-зеленой военной толпой, запрудившей Невский на всем его протяжении. Штатских почти не было видно. Казалось, что весь Петербург, или, по новому наименованию, Петроград мобилизован до последнего жителя и готов ежесекундно выйти на фронт, чтобы сложить головы на поле брани. Но пристальнее всматриваясь в сновавшую мимо меня военную толпу, я был поражен сравнительно малому количеству в ней офицерства. Все остальное "защитное", проносившееся мимо меня, звеня шпорами, сверкая золотыми и серебряными погонами, напоминало не военных, а ряженных масленичной недели.

У меня в руках учебник для 8-9 классов общеобразовательных учреждений (заметьте, не учебное пособие, которое может издать вообще кто угодно), под редакцией незнакомого мне, но не вызывающего ни малейшей симпатии г-на А.И. Алексеева (все-таки редактор отвечает за содержание). Это восьмое издание, стереотипное, тиражом 85 тысяч, т. е. сверхмассовое учебное издание. Мне ничего не говорит состав авторов. Состав рецензентов включает уважаемого мной доктора географических наук Родомана, но, возможно, он интересующие меня разделы не читал, потому что он не демограф, а географ. Меня же будет интересовать вопрос исключительно о населении. Это тема 9 данного учебника («Сколько нас – россиян?»), содержащая два параграфа: §43 «Численность населения» и §44 «Воспроизводство населения». Страницы 236-242. И тут у меня появляется масса вопросов, поскольку за этими внешне наукообразными словами скрыта откровенная русофобская идеология, фактически, замаскированный геноцид. А как иначе можно назвать стремление внушить 13-14-летним подросткам мысль о том, что необходимо обязательно планировать семью и ни в коем случае не следует иметь больше двоих детей?!

21 октября международная правозащитная организация Human Rights Watch признала факт использования ВСУ запрещенных кассетных бомб. По свидетельству правозащитников, «украинские правительственные силы использовали кассетные боеприпасы в населенных районах города Донецк в начале октября». «Использование кассетных боеприпасов в населенных районах нарушает законы ведения войны… и может быть равносильно совершению военных преступлений», — подчеркнули они.

Лилась кровь по донской земле. Запустение и разруха воцарилась повсюду. Многие станицы были разграблены, церкви поруганы, атаманский дворец изгажен. Размылись, расшатались нравственные устои в душах. Грабежи, убийства и насилия стали обыденностью повседневной жизни. Полиции не существовало. Повсюду шли бои, немцы, встречаемые, как освободители, занимали западную часть Донецкого округа. Из двухсот пятидесяти двух станиц Войска Донского лишь десять были свободны от большевиков.
При таких обстоятельствах был избран на Дону новый атаман – Пётр Николаевич Краснов.

Ругать классическую русскую литературу стало у современных культурных деятелей, а особливо у «прогрессивных» писателей, признаком хорошего тона. Чем шкодливее и изворотливее нынешний слагатель слов, тем больше это охаивание напоминает лай беспородной собачонки, сорвавшейся с поводка. Верховодят шабашем «на лысой горе» сочинители образца Витечки Ерофеева. Странички «свободолюбивых» опусов сего графомана, ещё со времён доморощенного бестселлера под названием «Метрополь» пронизанные всеотдайной любовью к нужникам и воспеванию гениталий, нынче превратились в несусветную похабель, которая вполне тянет на пятнадцать суток милицейского режима. Но вместо общей камеры и метлы для уборки мостовых щедрое наше телевидение, особливо образованческий канал «Культура», предоставляет своему анфантерриблю эфирного времени, как говорится, «от пуза», и тот, стараясь не отстать от подельника по глумлению над «разумным, добрым и вечным» гламурного шоумена Швыдкого, растлевает оттопыренных налогоплательщиков на полную катушку, купаясь в дешёвой софитной популярности на виду у истеричных поклонников и поклонниц.

Статья посвящена трансформациям карнавального действия в послереволюционные годы, когда традиционное народное веселье приобрело архаичные черты, представляя собой зрелище жестокой мести верхам со стороны низов, связывая кровавой порукой участников и зрителей, отражая глубину распада общественных связей и традиционной морали.

Подвиги «сынов Бородина» давно стали не только объектом научного исследования, но и художественного осмысления. Беспредельное мужество защитников Отечества увековечено в стихотворении М, Ю. Лермонтова «Бородино», в романе-эпопее Л. Н. Толстого «Война и мир». Сражение же при Кульме 17‒18 августа 1813 года известно, как правило, узкому кругу специалистов и любителей военной истории. Это объясняется традиционным невниманием отечественной историографии к заграничным походам русской армии.

Ясным солнечным зимним днем, 11 февраля 1918 года, уже под вечер, я с женою и есаулом Кульгавовым, на двух извозчичьих санях, нанятых в Новочеркасске за пятьсот рублей, подъезжал к станице Константиновской. Красное солнце тихо склонялось за Дон, но мороз не усиливался, а все был такой же ровный, спокойный, дышащий дыханием степи, снегом покрытой, белой, чистой, точно умывшейся. В памяти стояло последнее свидание с Атаманом Назаровым. Это было вчера. Я только что вышел из маленькой своей квартиры в подвале, в Новочеркасске, когда меня нагнал казак с запиской. Атаман просил меня к 9-ти часам в помещение областного правления. Посмотрел на часы. Уже время идти — пешком только-только дойду. В областном правлении на Платовском проспекте было грязнее, чем все эти дни, по лестницам и коридорам валялись бумаги, солома, ящики, но людей толпилось меньше, и те, кого я встречал, смотрели не на меня, а как-то мимо, хмуро и косо. Атамана Назарова я застал в маленькой комнате подле зала заседаний. Там тоже было насорено, валялись зеленые и красные бандероли от кредитных билетов, стояли в углу деревянные ящики. В комнате, кроме Назарова, были Походный Атаман Попов и его начальник штаба, полковник Сидорин. Они сейчас же вышли, и мы остались вдвоем. Невысокого роста, стройный, красивый, в одних рыжеватых усах, с коротко остриженными волосами, в неизменном своем полушубке, крытом серым сукном с золотыми погонами, Назаров был чем-то взволнован, как будто куда-то спешил.

Беленьков Дмитрий Иванович, родился в 1898 в Курске. Кадровый офицер царской армии. Летом 1921 — арестован по групповому делу «контрреволюционной военной организации на Северном Кавказе». В 1921 — приговорен к ВМН, позднее расстрел заменен на 10 лет тюремного заключения.

9 июля 1724 года из одной роты гренадёрского Зыкова, четырёх рот Азовского и четырёх рот Казанского пехотных полков, находившихся в персидском походе Императора Петра I, в крепости Баку сформирован в составе двух фузилерных четырёхротных батальонов с одной гренадёрской ротой полк, названный Ширванским пехотным.