5 июля 2014 года в Донецк вошли силы Народного ополчения Донбасса Славянского гарнизона. На тот момент в городе наблюдалось ухудшение криминальной обстановки. В частности, участились случаи так называемого «отжима» неизвестными вооруженными людьми автомобилей и другого имущества граждан, мародерства, бытового хулиганства. В городе появилось большое количество нетрезвых праздношатающихся лиц. Очевидно, такая ситуация была связана с отсутствием единоначалия среди находящихся на тот момент вооруженных ополченческих групп, низкой дисциплиной и слабым контролем со стороны руководства, а также полным политическим параличем силовых структур, контролирующих преступность.

До коллективизации деревня жила спокойно: поля убраны, скотина ухожена, хлеб в закромах. Все друг другу доверяли, ни от кого не запирались, никто чужого не брал. Все, как одна семья, были. И пьяницы у нас были. Да где их только нету?! А как пришла коллективизация, так всё и смешалось: и скотина, и хлеб общими стали. Многие дома стояли заколоченными. Дворы - пусты. Всё сразу осиротело. Сначала на всё это было дико смотреть. Но ничего! Потом попривыкли и к этому. В колхоз звали обещаниями. Говорили, что все будут жить одинаково хорошо. Те, кто победней, сразу поверили этим обещаниям, стали вступать в колхоз. Но зажиточные не доверяли этим словам, боялись потерять своё кровное. Были случаи и силой загоняли в колхоз. Тогда крику, слез и ругани было полно. Были и такие, кто колхозам сопротивлялся: скотину травили, зерно жгли, и вообще всякую "порч" делали. Их потом "врагами народа" назвали, ссылали, а, бывало, и расстреливали. Это чтобы другим неповадно было колхозам сопротивляться.

Передо иной сидят женщины, разные — молодые и пожилые. Русские учителя. Беженцы! Их рассказы о случившемся с ними и их семьями в Баку в последнюю неделю нельзя слушать без содрогания. Сегодня на улицах Баку стоят танки, дома одеты в черные траурные флаги. — На многих домах надписи: «Русские — оккупанты!», «Русские — свиньи!». Моя мама приехала по распределению из Курска в глухое горное азербайджанское село учить ребятишек русскому языку. Это было тридцать лет назад. Теперь она пенсионерка. Я второй год работала в школе... Пришла неделю назад в школу, а в коридоре надпись: «Русские учителя, идите в уборщицы!». Я говорю: «Вы что, ребята?». А они в меня плюют... Я их азбуке учила. Теперь вот мы с мамой здесь. Родственников в России у нас нет. Денег нет, работы нет... Куда? Как? Ведь моя родина — Баку.Женщины-учительницы, с которыми я беседовал в маленькой комнатке, то и дело утирали невольные слезы обиды.

Что может быть безутешнее скуки? Кто знает, откуда она берется? Но вот она уже здесь. Жизнь становится внезапно такой бедной, такой бесцветной, такой сухой и такой чужой. Ничто не привлекает, ничто не радует, ничто не приветствует меня ни тут, ни там. Всюду только увядшая трава, серые камни, мертвая пустыня жизни. Время становится пустым и тянется медленно. Все сущее оставляет меня равнодушным; а то, что должно занять его место — неопределенно: я этого не знаю... Напрасно я брожу в потемках: все «не то». Но ведь я остался тем же самым; значит, это мир, это он сделался скучным. Мир банален и низок; слишком банален и слишком низок для меня; он ничего не может мне предложить. И моя скука только подтверждает мое «духовное превосходство»...

Рождественский пост остался позади, когда отец Вениамин, наконец, добрался до Гатчины, куда собирался ещё по осени, да в наступившей круговерти так и не сподобил Господь побывать. После петроградских каменных лабиринтов здесь, в пригороде, дышалось легче. Правда, по сугробам здешним ковылять колченогому не без труда пришлось – взопрел изрядно. А от весёлого их сияния совсем некстати всколыхнулось в душе быльём поросшее, но так и не отболевшее – как с женой Алей, бывало, выезжали зимой в Павловск… Ни годы, ни отречение от суеты бренного мира, ни новое имя – ничто не способно излечить души от тяжёлой раны, доколе жива память, доколе сама душа не умерла. И пусть нет больше на свете Ростислава Арсентьева, а память его, а кровоточащее сердце его продолжает биться под грубой рясой смиренного иеромонаха Вениамина. И ни посты, ни молитвы не в силах помочь…

В советское время о детях ГУЛАГа по понятным причинам говорить и писать было не принято. Школьные учебники и иные книги повествовали всё больше о дедушке Ленине на детских праздниках, о трогательной заботе, с которой отечественные чекисты и лично Феликс Эдмундович привечали беспризорников, о деятельности Макаренко. Лозунг «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливе детство!» заменили иным - «Всё лучшее - детям!», но ситуация не изменилась.

Народ (нация) – издревле сложившееся общественно-историческое и духовно-мистическое единство. Предметное и духовное. Единство людей, связанных: этнической общностью, языком, преобладающей верой, укладом жизни (лад), культурой, глубинными традициями и корневыми духовно-нравственными представлениями, вековой общностью судьбы, обретённым пространством («родная земля»), наконец – историческим предназначением*. Отсутствие у человека каких-то из названных признаков нации – восполняется иногда глубинной укоренённостью в остальных. Глубинная укоренённость означает преимущественную и несомненную духовную склонность по реальному родству, природной и исторической близости и осознанной причастности – к одному народу и его культуре. Становление людей, с детства возрастающих и воспитываемых одновременно из источников двух самобытных культур, – не исключение. Будучи счастливым наследником этих культур, такой человек актом своего волеизъявления по духовно-национальной ориентации, по своей деятельности и судьбе принадлежит какой-либо одной нации.

Мы здесь не пишем истории самостийничества. Наша задача - проследить, как создалось его "идейное" лицо. На Украине, к концу 70-х и в 80-х годах, оно совсем было утрачено. Перестав быть частью революционного или, по крайней мере, "прогрессивного" движения, украинство не знало, чем ему быть дальше. Лучшая часть "Громады" продолжала заниматься учеными трудами, писала стихи и романы, но огня, оживлявшего деятельность первых украинофилов от Рылеева и кирилло-мефодиевцев до Драгоманова, не было. Зато возник угарный чад, какой исходит от тлеющих углей после того, как пламя потухнет. Начался безыдейный украинизм, не ищущий себе смысла и оправдания. В отличие от своего предшественника он не задавался вопросом: зачем надо было внушать малороссийскому крестьянину, что он - "окрема" национальность, зачем надо было обучать его в школе не на общерусском письменном языке, а на разговорной мове? Костомаров и Драгоманов имели на этот счет обоснованное суждение, исходившее из соображений социального и политического прогресса. Никаких таких соображений у последующих украинофилов не было. Их логика проста: раз нас "пробудили" и назвали украинцами, особой национальностью, так надо и быть ею, надо, как все порядочные нации, обладать своей территорией, своими государством, языком, национальным флагом и своими послами при иностранных дворах.

Можно ли назвать хотя бы одно значительное направление государственной жизни, в котором наша власть 90-х годов не понесла бы жестокого, а то и исторического поражения для России? Но это – мало волнует её, и даже как бы не замечается ею. Она вся – в себе. Она – улита собою и собою замкнута.

Исполнилось 100 лет трагедии — массового убийства солдат и офицеров российской армии, возвращавшихся домой с Кавказского фронта I-й Мировой войны. Это истребление произошло 9-12 января 1918 года на участке Шамхор-Далляр Закавказской железной дороги. Об этом пишет russia-armenia.info в редакционной статье.

До Рождества без малого месяц, но оно уже обдает тебя снежной пылью, приникает по утрам к морозным стеклам, звенит полозьями по голубым дорогам, поет в церкви за всенощной «Христос рождается, славите» и снится по ночам в виде веселой серебряной метели.

Время идет... История России, несмотря ни на что, преодолевая все препятствия, свершает свой путь и ничто не остановит этой закономерной поступи...
Двести семьдесят пять лет тому назад, «когда Россия молодая, в бореньях силы напрягая, мужала с гением Петра», когда Родина наша стала выходить на свою историческую широкую дорогу, в подмосковных селах Преображенском и Семеновском десятилетний царь Петр, всем своим существом военный, создавал своих «Потешных», свои полудетские формирования пехоты, присоединив потом к ним и артиллерию — Бомбардирскую роту.

Христианство само по себе не является социальным учением, это так сказать его развитие, развитие принципов Христианства. А христианская концепция личности, и общества, христианские ценности дают возможность, проецируя их на различные стороны нашей жизни, определить, как они должны были бы выглядеть. Мы стояли перед крушением четвертой социально-экономической формации, как ее называли, в частности и сам Маркс. По крайней мере, нам так виделось. Еe адепты и практики, совсем не видели этого в 60-х годах. Для нас, разумеется, стал вопрос о том, чем она может быть заменена, когда рухнет. И для нас было совершенно ясно, что, как верующие христиане, мы, готовы бороться за христианскую форму социума, перед которым встанет Россия и весь тоталитарный мир, включавший в свои рамки много стран в тот период. Уже тогда для нас было ясно, что мы не можем, скажем, копировать какие-то уже известные модели. В силу этого как бы соединение христианских ценностей, спроецированных на социальную сферу, и обусловило в названии движения, в названии организации словосочетание Социал-Христианское или Социально-Христианское.

О литературных влияниях 60-х годов нет надобности распространяться. Они известны всем понаслышке, и современная публика даже преувеличивает их отрицательность, то есть в том смысле, будто бы тогдашние либералы, радикалы и т. п. были отрицательнее современных. Я этого не нахожу; но в настоящее время рядом с либеральными отрицателями стоят уже многочисленные националисты, голос коих почти столь же хорошо слышен. В те же времена гудел только либеральный хор, заглушая остальные голоса. Поэтому влияние его было сильнее.

Честертон в одном из своих эссе заметил, что атеисты и верующие очень нуждаются друг в друге: большинству людей разговоры о Боге и Церкви скучны, их не очень интересует вопрос Его существования, но для некоторых большевиков в 20-30 годы прошлого столетия Христос был настолько серьезным противником, что они объявляли себя антихристами. Такой мировоззренческий переворот произошел в голове ребенка по имени Николай Бухарин, и это событие не просто привело его в стан большевиков, но и сделало одним из самых активных борцов на антирелигиозном фронте.

Нам нужно помнить в этот день о том, что происходит в наших душах и в нашей жизни. Сейчас очень многие отказываются от борьбы с миром, от того пути, каким шел преп.Серафим и на котором он имел величайшие достижения. Нам приходится слышать, что все наше делание – пример, который мы берем от Святых Отцов, от преп.Серафима, все это затемняет подлинный лик Христов и Его подлинное учение. А между тем мы, верующие, должны идти за Христом, и нам важно знать, как мы должны идти за Ним, как мы должны совершать путь своего спасения.

Матвей Иванович Платов (1751 -1818), Генерал от кавалерии. Атаман Платов, герой Дона, родился в Старочеркасске в семье войскового старшины, который дал ему первоначальное образование и обучил военному делу. В 19 лет он отправился на своей лошади участвовать в войне с Турцией 1768 - 1774 гг., за доблесть был замечен командующим В.Долгоруковым, произведен в есаулы, командовал казачьей сотней. В июне 1771 г. участвовал в штурме и взятии Перекопа, отважно проявил себя в сражении под Кинбурном. Произведен в войсковые старшины и стал командиром полка, в это время ему было немногим более 20 лет. С 1773 г. действовал на Кубани. В 1774 г. при сопровождении транспорта был окружен у реки Калалах войсками крымского хана Девлет-Гирея, построив укрепленный лагерь, отбил восемь атак противника и продержался до подхода подкреплений. После этого подвига стал известен в русской армии, был награжден специальной золотой медалью.

31-го декабря улеглась бушевавшая несколько дней снежная буря, и солнце явилось во всём великолепии своём на синем-синем небосводе, заглядывая своими лучами во всякое оконце. Едва проснувшись, Саша подбежала к окну и распахнула ставни:
- Здравствуй, Солнце! Ах, как хороша, как прекрасна твоя алая мантия! Королевская мантия! А это небо – оно всё трон твой, сияющий трон! Ничто не сравнится с тобою, Солнце! Здравствуй же!
Розовый луч ласково коснулся лица девочки и разлился по всей мансарде…
Сандра быстро оделась и, усевшись на подоконнике, стала ждать возвращения мамы. Ярко-ярко сверкал снег на дороге, а остроконечные крыши домов и купала церквей, и деревья были словно облиты искусным кондитером сладкой патокой. Вдалеке возвышалась огромная новогодняя ель, украшенная множеством гирлянд и шаров. Изредка, скрипя по свежему снегу, проносились мимо сани, и Сандра с завистью смотрела вслед им.

Новый год! Эти первые минуты наступающего Нового Года. Этот ночной молебен, который мы только что совершили. Это действительно святые минуты. Но и каждую ночь, в 12 часов, над нами Церковью ставится светлое облако. Эта полунощница. На ней читается 17-я кафизма, которая раскрывает нам состояние нашего сердца, и как магнит вытягивает из него все то страстное, греховное, что мешает нам подойти ко Господу.

Вы спрашиваете меня: «Русь Святая, где ты?» Не ищите ее нигде, она в Вас. Все письмо Ваше о ней говорит. Я даже сказал бы, что Вашими устами говорит Святая Русь, и это потому, что Вы каетесь в своих грехах, а выше покаяния здесь на земле ничего нет и быть не может. Слезы покаяния – это второе крещение, и это слезы сладчайшие. Только расширяйте эту Св. Русь в себе, ибо в духовной жизни не может быть остановки. Всякий застой – смерти подобный. Духа в себе не угашайте.