Формирование современной русской на­цио­наль­ной го­су­дар­ст­вен­ной идео­ло­гии должно ис­хо­дить из ты­ся­че­лет­не­го опы­та российского го­су­дар­ст­вен­но­го строи­тель­ст­ва, учитывать тра­ги­че­ский опыт ХХ века, от­вер­гать все фор­мы экс­тре­миз­ма. Рос­сий­ское го­су­дар­ст­вен­ное строи­тель­ст­во при­зва­но опи­рать­ся на ре­аль­ность, а не на фик­ции, ру­ко­во­дство­вать­ся жиз­нен­ны­ми ин­те­ре­са­ми на­ро­да-государствообразователя, а не за­ру­беж­ны­ми ре­цеп­та­ми и дав­ле­ни­ем, не эгои­сти­че­ски­ми ин­те­ре­са­ми от­дель­ных со­ци­аль­ных и национальных групп. Спа­се­ние рус­ско­го на­ро­да как на­ро­да дер­жав­но­го – в по­ли­ти­ке вос­со­еди­не­ния, а не се­па­ра­тиз­ма. Толь­ко при возрождении российских государственных традиций Рос­сий­ская дер­жа­ва спо­соб­на воз­ро­дить­ся как ве­ли­кая ми­ро­вая ци­ви­ли­за­ция, как но­вое кон­ти­нен­таль­ное го­су­дар­ст­во.

Было официально и строжайше воспрещено остальным колхозникам пускать в свои дома ночевать или греться выселенных. Им надлежало жить в сараях, в погребах, на улицах, в садах. Население было предупреждено: кто пустит выселенную семью — будет сам выселен с семьей. И выселяли только за то, что какой-нибудь колхозник, тронутый ревом замерзающих детишек, пускал своего выселенного соседа погреться. 1090 семей при 20-градусном морозе изо дня в день круглые сутки жили на улице. Днем, как тени, слонялись около своих замкнутых домов, а по ночам искали убежища от холода в сараях, в мякинниках. Но по закону, установленному крайкомом, им и там нельзя было ночевать! Председатели сельских советов и секретари ячеек посылали по улицам патрули, которые шарили по сараям и выгоняли семьи выкинутых из домов колхозников на улицы. Я видел такое, чего нельзя забыть до смерти: в хут. Волоховском Лебяженского колхоза ночью, на лютом ветру, на морозе, когда даже собаки прячутся от холода, семьи выкинутых из домов жгли на проулках костры и сидели возле огня. Детей заворачивали в лохмотья и клали на оттаявшую от огня землю. Сплошной детский крик стоял над проулками. Да разве же можно так издеваться над людьми?

«Кресты» — тюрьма одиночных камер. Лишь самые крайние на каждом ярусе галерей сдвоенные. Моя камера сдвоенная, крайняя... Нас в ней как сельдей в бочке! Вместо двух человек по норме — двадцать один человек, плюс «параша»— жуть!.. Она — единственное свободное пространство для вновь прибывшего. Некоторое время я и жил на «параше», пока кого-то не выдернули из камеры «с вещами» и не произошла соответственная подвижка мест... Смрад, духота, вонь!.. На оправку и к умывальникам выгоняют дважды в сутки — и все это «на рысях», в спешке. Тюрьма переполнена сверх предела. Пропускная способность не соответствует «урожаю» последних лет. Весь тридцать восьмой год никаких прогулок, администрация не справляется. Семь месяцев сижу без единого вызова — никакого движения. Где мое дело, в какой стадии следствия, не знаю. Сижу на консервации. Без конца требую бумагу для жалоб. Когда ее дают — пишу протесты во все инстанции, какие только могу придумать. Ни ответа, ни привета! Бесполезно Глухо.

Список активной антисоветской интеллигенции (профессура)

«Мокрые» дела Саенко любил выполнять сам, но для массовости, которой от него требовали, нужны были исполнители. Они подбирались по принципу личной преданности из бывших красногвардейцев с Ивановки и Павловки, германских военнопленных, китайцев, предпочтение отдавалось людям с уголовным прошлым.

В послужном списке этих солдат сотни погубленных жизней в Харькове, Луганске, Сумах, Белгороде, Курске, Орле. Все они подсудны суду истории. Отряд держался вместе вплоть до декабря 1919, когда советские войска вернулись в Харьков. В Сумах остались работать в местной ЧК красноармейцы Логутяев, Кононенко и Дверников. Только в Харькове отряд Саенко уничтожил физически более ста заключённых следственной тюрьмы и концлагеря на Чайковской. Трупы убитых были сброшены в яр и слегка присыпаны землёй. Деникинская комиссия три дня извлекала их из земли для передачи родственникам и перезахоронения. Причём всё это снималось на плёнку и фрагмент съёмок в Харькове у здания следственной тюрьмы использован Станиславом Говорухиным в фильме «Россия, которую мы потеряли». Роман Гуль писал, что среди подручных Саенко выделялся своей жестокостью матрос Эдуард. Фамилия его Вольбедахт, а по должности он значился как помощник коменданта.

По следам обвинений Егора Холмогорова в "разжигании", решил внести свою лепту на предмет геноцида. Я пишу такое впервые. Это личное. В России эта тема никому не интересна, но меня всё-же убедили, что есть много людей, кому мы не безразличны. Это исповедь.

Господа! Мой человеческий и гражданский долг заставляет меня сказать о том, что в сроки вашего правления в России случилась катастрофа. Речь идёт о деянии, придуманном отдельно от народа, без совета со знающими людьми, в обстановке келейности, надменной и вместе с тем трусливой; деянии, осуществляемом, невзирая на бесчисленные протесты, с грубым тоталитарным напором и называемом «реформой образования». «Реформа» эта основывается – то ли по темноте придумщиков, то ли по некоему, прости господи, умыслу – на решительно чуждых для нас началах, ценностях и традициях, она угрожает не только – употреблю слово Пушкина – «самостоянью» России, но и самому существованию её как нации и, возможно, государства (притом в довольно близком историческом будущем) и представляет собой общенационального масштаба преступление против народа и страны.

Начиная с недели «О Талантах,» воскресные Евангельские чтения показывают нам, как талант, – эта сила, данная каждому из нас от Господа для исполнения Его заповеди о Любви к Богу и к ближнему, выявляла себя в разных христианских свойствах человеческой души. В неделю «О Хананеянке»-в глубоком смирении, в неделю «О Чудесном улове рыбы» – в послушании Слову Божию, в непоколебимой вере. А вот в Апостоле и в Евангельском чтении сегодняшнего воскресенья – в великом терпении в скорбях, в великом духовном утешении, а особенно в той неизреченной радости, которая сокрыта в милосердии и любви к врагам. Ведь последнее, по человечески, является противоестественным, но силою таланта Господня, – возможным, радостным, прекрасным.

Это было пятьдесят лет тому назад. Это было тогда, когда мы были просто непозволительно молоды, но в тоже время не только видели и воспринимали то, что воспринимать полагалось, но запоминали и то, что, в сущности говоря, следовало пропускать мимо. А иногда именно это-то и запоминали, как запомнил я — пятьдесят лет тому назад подпоручик Л. Гв. Семеновского полка — те два тоста, о которых сейчас хочу старым однополчанам — напомнить, а молодым — поведать.

1-го сего сентября исполнилась замечательная годовщина 75-летия основания Русского Обще-Воинского Союза (РОВСа), который был в среде русской политической эмиграции ОСНОВНЫМ ЯДРОМ борьбы против коммуно-большевизма на нашей Родине и жил и творил великое дело сплочения всех русских патриотов. 30-40-е годы были «ЗОЛОТЫМ ВЕКОМ» Русской политической эмиграции. Мы отметили эти даты молитвою и поминовением почивших всех Вождей и воинов и всех скончавшихся на своём посту борца за Русские национальные идеалы в тяжёлой жизни русской эмиграции. Теперь РОВС возвращается на Родину – в нашу возрождающуюся Россию и наши новые верные Белые соратники принимают нашу эстафету ВЕРЫ ВЕРНОСТИ вековым традициям Императорской России. НА НИХ У НАС ТЕПЕРЬ ВСЯ НАДЕЖДА, ибо мы старые Белые Воины, по закону природы – уходим.

Имя Анатолия Ивановича Савенко было хорошо известно всему предреволюционному Киеву. Видный политик, талантливый публицист, одаренный оратор, депутат IV Государственный думы, один из ярчайших лидеров Всероссийского национального союза и Киевского клуба русских националистов, приверженец П. А. Столыпина, впоследствии — один из пропагандистов Белого движения… Его судьба — яркая и трагическая — безусловно заслуживает того, чтобы на ней остановиться, а между тем, за исключением скупых и умалчивающих о его жизни после Гражданской войны энциклопедических справках, о А. И. Савенко в российской историографии до сих пор нет ни одной исследовательской работы. Думается, что пришла пора восстановить справедливость и отдать дань памяти этому незаурядному русскому человеку..

Не будь в нас веры в правоту нашего боевого дела, мы не могли бы теперь жить. Служба истинного солдата продолжается везде и всегда. Она бессрочна, и сегодня мы так же готовы к борьбе за правду и за свободу России, как и в девятнадцатом году. Полнота веры в наше дело преображала каждого из нас. Она нас возвышала, очищала. Каждый как бы становился носителем общей правды. Все пополнения, приходившие к нам, захватывало этим вдохновением. Мы каждый день отдавали кровь и жизнь. Потому-то мы могли простить жестокую жебраковскую дисциплину, даже грубость командира, но никогда и никому не прощали шаткости в огне. Когда офицерская рота шла в атаку, командиру не надо было оборачиваться и смотреть, как идут. Никто не отстанет, не ляжет. Все идут вперед, и раз цепь вперед, командиры всегда впереди: там командир полка, там командир батальона. Атаки стали нашей стихией. Всем хорошо известно, что такие стихийные атаки дроздовцев, без выстрела, во весь рост, сметали противника в повальную панику. Наши командиры несли страшный долг. Как Дроздовский, они были обрекающими на смерть и обреченными. Всегда, даже в мелочах жизни, они были живым примером, живым вдохновением, олицетворением долга, правды и чести.

О генерале Дроздовском написано уже много, о его непреклонной командной воде, о его способности влиять на подчиненных ему воинов, привлекать их к себе, увлекать за собою. Я же хочу поведать о расширенной этой способности: о подчинении его воле людей, ему враждебных, и о его влиянии на них.

Как истинный творец, Нестеров несомненно обладал духовидческой проницательностью. Не случайно многие годы творчества он отдал на создание образа преп. Сергия, не случайно написал пронзительную картину-икону св. царевича Димитрия, не случайно, с самым началом трагического для России века двадцатого, погрузился он в размышления об истосковавшейся душе русского народа, словно призывая своими полотнами-молитвами («Святая Русь», «Путь ко Христу», «Душа народа»/На Руси/Христиане) к древлеблагочестию, к охранениию Веры Православной, к пробуждению чувства достоинства и патриотизма. И сегодня мы испытываем острую необходимость в молитве Нестерова, молитве о России.

Как истинный творец, Нестеров несомненно обладал духовидческой проницательностью. Не случайно многие годы творчества он отдал на создание образа преп. Сергия, не случайно написал пронзительную картину-икону св. царевича Димитрия, не случайно, с самым началом трагического для России века двадцатого, погрузился он в размышления об истосковавшейся душе русского народа, словно призывая своими полотнами-молитвами («Святая Русь», «Путь ко Христу», «Душа народа»/На Руси/Христиане) к древлеблагочестию, к охранениию Веры Православной, к пробуждению чувства достоинства и патриотизма. И сегодня мы испытываем острую необходимость в молитве Нестерова, молитве о России.

В последние годы русский читатель с радостью открывает для себя произведения Л.А. Тихомирова. Одна за другой выходят из печати книги отечественного мыслителя: "Монархическая государственность", "Критика демократии", впервые опубликованы "Религиозно-философские основы истории". Недавно в составе сборника его статей (непереиздававшихся после революции) "Христианство и политика" также впервые опубликована его эсхатологическая фантазия "В последние дни", написанная в 1919-20 гг. незадолго до смерти. Несомненно, Тихомиров, как крупнейший исследователь монархической государственности, является русским идеологом ХХ века. С этим достоинством он соединяет качества глубоко церковного человека, чутко понимающего духовный смысл исторических процессов. Поэтому его размышления и прозрения представляют особый интерес.

Оглядываясь назад, на две чеченские кампании, участником которых я был, и анализируя увиденное и пережитое, еще раз убеждаюсь, что многих ошибок тех войн можно было бы избежать. Не буду говорить о стратегии и тактике — с ними разберутся без меня. А вот на одиночной подготовке бойцов, их умении правильно и метко стрелять я остановлюсь.