«Мы, народ, говорим, что и как надо делать в нашей стране. Это мы - народ - единственный источник власти в России!», - с таким заявлением выступил организованный фермером Василием Мельниченко Чрезвычайный Cъезд делегатов от сел, деревень и малых городов «Спасти российское село», прошедший 6 марта 2016 года в ДК пос. «Совхоз им. Ленина» (г. Москва).

В Съезде приняло участие 468 делегатов из 37 регионов РФ. Желавших принять участие было значительно больше, но подмосковное ДК не могло вместить всех. Проведенное мероприятие было особенно важно и ценно тем, что собрались на него не публицисты, телеэксперты, политики и прочие труженики пера и слова разной степени добросовестности, но люди дела, люди, работающие на земле и знающие предмет, о котором говорили, не со стороны. Представители власти, как и следовало ожидать, обошли Съезд стороной, крупные СМИ – также. Да и могло ли быть иначе, если, как говорит сам организатор собрания Василий Мельниченко, работающий на земле и пытающийся наперекор всему спасти российское село с конца 80-х, «задача Российской Федерации: обезлюдеть сельские территории».

Как трудно на войне писать стихи,
Когда в душе уже не кровь, а порох,
Когда она, устав вмещать грехи,
Не слышит боль, но ловит каждый шорох!

Как трудно помнить про любовь в бою,
Когда на сердце - только страх и копоть...
Глоток воды из фляги разделю,
С тобой, земляк, по-братски я в окопе!

Дай Бог нам эту нежность, как родник,
Не замутить в послевоенном счастье...
К которому и мертвые причастны,
Дай Бог все это в душах сохранить!

Посмотрим теперь, что представляет собой католическое “душепопечение”. Познакомимся с одним руководством, популяризирующим знаменитые “духовные упражнения св. Игнатия”, — несомненно типическим, лежащим перед нами в 37-м издании (на французском языке).

Четырехнедельный затвор, разделенный на четыре “недели,” каждая из которых имеет самостоятельное содержание некоего этапа, прохождение которого может и не уложиться в недельный срок. Первая неделя обращается к разуму. Задача ее разрушить царство греха и, так сказать, упорядочить духовное хозяйство человека: “деформата реформаре,” как это звучит на латыни. Вторая неделя уже обращается к вере, призываемой на помощь разуму. Христос изображается, как победитель греха и образец жизни христианина. Жизнь человека должна и по внешнему, и по внутреннему содержанию стать соответственной этому высокому образцу: “реформата конформаре”, как это обозначено по-латински. Выполнение этого задания, конечно, встречает реакцию со стороны плоти, ада и мира. Сопротивление этим силам должно быть организовано. В такой борьбе утверждается уже прочно то, что было упорядочено, устроено в течение второй недели. По-латыни это — “конформата конфирмаре”. Трехнедельная борьба ведет к победе. Вечная жизнь уже входит в свои права, преобразуя во Христе земное. По-латыни это называется “конфирмата трансформаре”. Первая неделя кончается исповедью и причастием. Вторая должна сделать верного подобным Христу, похожим на Него. Замыкается она выбором плана жизни. Третья утверждает достигнутое, приучая к самоотвержению и к скорбям, к тому, чтобы черпать силы в Евхаристии. Четвертая должна вести к полному возрождению человека, ко всецелому отданию себя Христу.

Документальный сериал Виктора Правдюка "Зимняя война" рассказывает о вооружённом конфликте между СССР и Финляндией в период с 30 ноября 1939 года по 13 марта 1940 года.

Однажды Лёка Титарев, муж Лары (тогда он ра­ботал агрономом неподалеку от Сорок и ежедневно возвращался домой), рассказывал, как он узнал, что решено уничтожить те два огромных дуба, стоящих в середине нашего сада: панская, мол, фанаберия.* Кому нужны такие огромные деревья, занимающие своей кроной полгектара? Но спилить их сразу не смогли. Дубы в три обхвата - где взять такую пилу?
Дубы эти -самые большие в Бессарабии - уже пе­рестали расти, а это бывает, когда дубу свыше пяти­сот лет.
...решено было эти дубы взорвать.
...Ког­да в 1 957 году я вновь посетила этот уголок - кусок души моей, моего детства, - то едва ли не самым тя­гостным для меня было видеть там, где некогда шу­мели кроны зеленых гигантов, - пустоту, воронку там, где были их корни, и превратившиеся в труху сгнившие стволы, распиленные на гигантские сутунки. И все это - поросшее высокой крапивой...

Специализированная лечебница «для страждующих глазами и даже потерявших зрение» была открыта в Москве еще в январе 1805 года. С учетом этого обстоятельства можно было бы считать, что старейшая глазная больница открылась именно в России – ведь лондонская Мурфилдская лечебница начала работу лишь в марте того же года. Но, увы, просуществовала московская больница недолго — Клинический институт Московского университета, при котором она была открыта, сгорел во время Московского пожара 1812 года. Когда французы были изгнаны, и жизнь в городе восстановилась, москвичи, остро ощущавшие потерю нужного учреждения, неоднократно обращались к властям города с просьбой восстановить клинику.

10 июня 1873 года войска генерала К.П. Кауфмана в ходе крупной войсковой операции заняли Хиву в ходе присоединения к России Средней Азии

31 мая 1916 года британский и немецкий флоты сошлись в генеральном сражении, позже названное Ютландским.

Главные события Первой мировой войны происходили на суше — в том числе потому, что Великобритания и Германия, построившие мощнейшие линейные флоты, долгое время не решались помериться силами в генеральном бою. Не были они готовы к этому и 31 мая 1916 года — обе стороны рассчитывали поймать оппонента в ловушку.

Мы, офицеры прошлого времени, шли особым путем, путем выполнения воинского долга и по нему вели тех, кого народ вверял нам для воспитания и в дни войны — для вождения. Современный офицер не может идти нашим обособленным путем: его путь соприкасается, перекрещивается с путями гражданскими. С этим офицер обязан считаться в своем поведении, в обращении с подчиненными ему воинами, в методах их воспитания, обучения и втягивания в воинские навыки, в приемах командования солдатами и властвования их душами, в применении тактических, оперативных и стратегических форм воевания, в установлении организационной структуры воинства, в своей установке относительно общественности, партийности, политики. Со всем этим современный офицер обязан считаться и поэтому осторожно отступать от устаревшего в традиционном, делать разумные уступки требованиям времени. Но он обязан быть неуступчивым в вопросах рыцарской чести, офицерского долга. И в нем не должно быть ни малейшего сомнения в величественности его офицерского призвания, в высоком значении его милитаризма. Японский поэт Ногучи писал Рабиндранату Тагору: «Пусть милитаризм — преступление, но если подумать о жизни, из которой гуманизм вынет все кости и создаст из нее мягкотелое животное, то невольно скажешь: нет, гуманизм — еще большее преступление!»

Уже в ХХ веке западная цивилизация привела к некоторым кризисным явлениям. Например, представление о борьбе с природой, стремление ее победить — к экологическому кризису. Об этом будет подробнее сказано позже. Благодаря этому к ней выработалось в некоторых случаях отрицательное отношение, как к чистой носительнице зла. Например, на Западе иногда это формулируют так, что белая раса — а это, собственно, другой термин для определения западной цивилизации — есть раковая опухоль на теле человечества. Но нельзя забывать, что в период своего расцвета она создала изумительное по красоте искусство: живопись Рафаэля и Рембрандта, скульптуру Микеланджело, музыку Баха и Моцарта, драму Шекспира, романы от Сервантеса до Диккенса и так далее. Во всем этом чувствуется какая-то "божественная красота", никак не укладывающаяся в образ раковой опухоли. Ведь была же причина, почему петровские реформы были приняты Россией сравнительно легко. Сравнительно, например, с таким явлением, как раскол. Я думаю, тогдашних дворян Запад привлекал не только тем, что показывал, как можно вкусно есть и сладко пить. Ведь это они имели и в своих поместьях в достаточных количествах. Видимо, более чутких из них привлекало новое для них искусство, новые грандиозные философские учения Спинозы и Лейбница, может быть, не всеми до конца понятая, но ощущаемая, новая, прекрасная наука. Таков же был путь, которым Запад подчинял себе многие страны, появился слой людей, как бы зачарованных западной культурой. И это оказывало часто более сильное действие, чем огнестрельное оружие, самолеты и атомные бомбы.

Самым ярким городом с точки зрения национального своеобразия была Москва. На нее-то и направились главные разрушительные усилия.
Рассказывают, что некий Заславский, назначенный главным архитектором Москвы, ездил в автомобиле с секретарем, колеся по московским улицам наугад, и на все, что ему бросалось в глаза, показывал пальцем, а секретарь, сидящий рядом, помечал в записной книжке. Что же могло бросаться Заславскому в глаза? Церкви, конечно, златоглавые церкви и златоглавые московские монастыри.
-- Это. Это. Это. Это. Это! -- коротко бросал подонок и гад Заславский, а секретарь помечал. И вот, как по мановению руки этого Заславского, на месте удивительных храмов XVI и XVII веков образовались чахлые скверики и пустую площадки. Сотни (!) взорванных московских церквей, да еще десятки оставленных "на потом", брошенных на произвол судьбы, то есть на медленное разрушение и умирание.

Виктор Гюго:

«Мы надеемся, что мерзкая машина (гильотина) уберётся из Франции. Пусть ищет пристанища у каких-нибудь варваров, не в Турции, нет, турки приобщаются к цивилизации, и не у дикарей, те не пожелают её, пусть спустится ещё ниже с лестницы цивилизации, пусть отправится в Испанию или Россию».

Этот пассаж автора «Девяносто третьего года» лишний раз свидетельствует о справедливости замечания Пушкина: «Европа столь же невежественна в отношении нас, сколь и неблагодарна». Правда, Россия, её интеллигенция упорно не желала понимать этого, заискивая и лакействуя перед «цивилизованным миром», нисколько не внимая словам Ф.И. Тютчева:

Напрасный труд - нет, их не вразумишь,-

Чем либеральней, тем они пошлее,

Цивилизация - для них фетиш,

Но недоступна им ее идея.

Как перед ней ни гнитесь, господа,

Вам не снискать признанья от Европы:

В ее глазах вы будете всегда

Не слуги просвещенья, а холопы.

...

Мы, старые офицеры, служившие при Русском Императоре в дни славы и мощи России, мы, пережившие ее позор и унижение, не можем не быть монархистами. И воспитывая будущее поколение русских воинов, тех, кто вновь будет ковать мощь и славу нашей Родины, мы можем лишь радоваться, что они мыслят так же, как и мы.

Но мы не можем допустить, чтобы, прикрываясь словами «Вера», «Царь», «Отечество», офицеров вовлекали в политическую борьбу...

Три года тому назад, когда остатки Русской Армии ушли в изгнание, те, кому Россия обязана своим позором, спешили довершить Каиново дело. Гонимая всем миром, обескровленная и нищая, Русская Армия мешала им. И Милюков кричал, что надо «уничтожить реакционную силу», «спасти Россию от реставрации» и «Армию от Врангеля»... Теперь кричат о «спасении Армии от Врангеля» из другого лагеря...

Кричат, укрываясь за дорогие русскому офицеру слова.

Напрасно. Врагам я не боюсь смотреть в лицо и с пути долга не сойду. Этим путем, верю, пойдете и вы.

Когда ласточкам начинает не хватать пищи и когда приближаются холода, тогда они отправляются в теплые края, в края, обильные солнечным светом и пищею. Впереди летит одна из ласточек, рассекая воздух и прокладывая путь, а за нею следует остальная стая.
Когда закончится пища для души нашей в этом материальном мире и когда приблизится холод смертный — о, есть ли такая ласточка, которая поведет нас в теплые края, изобилующие теплом и пищею духовной? Есть ли такой край? Есть ли, есть ли такая ласточка?
Вне ограды Церкви Христовой никто не сможет дать вам на вопрос сей достоверного ответа. Только Церковь знает это, и знает достоверно. Она видела Райский край сей, по коему душа наша томится в ледяном сумраке этого бытия на земле. Она видела и Сию благословенную Ласточку, Которая первой вознеслась в этот желанный край, рассекая Своими сильными крылами темную и тяжкую атмосферу между небом и землею и прокладывая за Собою путь стае. Кроме того, Церковь на земле может рассказать вам и о бесчисленной стае ласточек, кои последовали за Той, Первою Ласточкой и улетели за Нею в землю благую, обильную всяким добром, в землю вечной весны.

Мы идем все с цветами. У меня ландышки, и в середке большой пион. Ограда у Казанской зеленая, в березках. Ступеньки завалены травой так густо, что путаются ноги. Пахнет зеленым лугом, размятой сырой травой. В дверях ничего не видно от березок, все задевают головами, раздвигают. Входим как будто в рощу. В церкви зеленоватый сумрак и тишина, шагов не слышно, засыпано все травой. И запах совсем особенный, какой-то густой, зеленый, даже немножко душно. Иконостас чуть виден, кой-где мерцает позолотца, серебрецо, — в березках. Теплятся в зелени лампадки. Лики икон, в березках, кажутся мне живыми — глядят из рощи. Березки заглядывают в окна, словно хотят молиться. Везде березки: они и на хоругвях, и у Распятия, и над свечным ящиком-закутком, где я стою, словно у нас беседка. Не видно певчих и крылосов, — где-то поют в березках. Березки и в алтаре — свешивают листочки над Престолом. Кажется мне от ящика, что растет в алтаре трава. На амвоне насыпано так густо, что диакон путается в траве, проходит в алтарь царскими вратами, задевает плечами за березки, и они шелестят над ним. Это что-то... совсем не в церкви! Другое совсем, веселое. Я слышу — поют знакомое: «Свете тихий», а потом, вдруг, то самое, которое пел мне Горкин вчера, редкостное такое, страшно победное:

«Кто Бог велий, яко Бо-ог наш? Ты еси Бо-ог, творя-ай чу-де-са-а-а!..».

Барон Григорий Христофорович фон Засс принадлежал к древнему вестфальскому роду, представители которого еще в XV веке перебрались в Остзейский край, не раз обнажали оружие под знаменами ордена меченосцев, а в 1710 году в числе 52 так называемых рыцарских родов, к которым принадлежали в частности бароны фон Унгерн и фон Врангель, принесли торжественную присягу на верность русскому государю Петру Великому…

9 июня 1828 года у крепости Браилов 16 канонерских лодок русской Дунайской флотилии разгромили турецкую эскадру из 23 кораблей, взяв в плен 12 судов.

В сфере мироустроительной русский идеал – Святая Русь – царство веры и правды -  в котором  все должно устраиваться  по Божией правде – земное отображение Царствия Небесного. Сама формула «Святая Русь» означает не претензию на святость всех русских, русской жизни и русского мира, но то, что святость Русь принимает своим идеалом. Именно в святости видит высшее состояние жизни. Не в процветании материальном, не в  могуществе государства, не в достижении максимального знания, «покорении природы» и прочих формах  господства человека, не в установлении справедливых законов и совершенного общественного порядка,  не в раскрытии творческих потенции человека, не в цветении  культуры в узком смысле, но именно в святости, то есть  в до некоторой степени надмирном  смирении перед Богом, в религиозной любви к Богу и Божьему миру.