Опубликовано в журнале "Голос Эпохи", выпуск 1, 2017 г.

3. Сегодня становится популярной обвинительная точка зрения в отношении буквально всего русского общества – за измену присяге Государю. Это обвинение возводится и на Церковь и, в первую очередь, на армию. На этом основании уже всё Белое Движение записывают в «февралисты» и подчас даже приравнивают к большевикам. Насколько обоснована такая обвинительная риторика?

В.В. АКСЮЧИЦ: Действительно, февральский переворот свершили (додавили отречение императора) вместе с думцами Гучковым и Шульгиным начальник генерального штаба Алексеев и большинство командующих фронтов. Николай II, вместо того, чтобы ехать в верные ему войска, всеми силами пробивался к семье в Царское село: «А мысли и чувства все время там. Как бедной Аликс должно быть тягостно одной переживать все эти события! Помоги нам Господь!» Слабовольное отречение Николая II (не законное по законам Российской империи) лишило возможности армию, Церковь и многочисленных сторонников монархии в России выступить в защиту монархии и монарха. Так в крушении России оказались виновны не радикальные революционеры, а именно те, кто присягал Государю.

Если вопрос поставить ребром, то я – за белых. В Белой армии было много героев и выдающихся патриотов России, которых не могло быть по определению в Красной армии. Но нет оснований считать, что Белая армия не виновна в поражении в Гражданской войне. Многие командиры Белой Армии были республиканцами, большинство же - непредрешенцами, то есть не сознавали и не имели воли восстановить свергнутую монархию. Лидеры Белого движения не осознали, что лозунга «За Россию единую и неделимую» не достаточно для победы в крестьянской стране, а крестьяне в массе своей были инстинктивными монархистами. Даже Троцкий признавал, что если бы белые выступали за восстановление монархии, то красные потерпели бы поражение. Белые не смогли интегрироваться с многомиллионными крестьянскими восстаниями, которые временами были основной угрозой большевистскому режиму. Более того, не преодолев пропасть между простонародьем и «элитой», следовательно, не ощущаю жизненные интересы крестьянства, Белые нередко осуществляли против крестьян, не желающих воевать в их армии, жестокие репрессии (особенно в Сибири).

М.В. НАЗАРОВ: О грехах высшего слоя общества я уже сказал. Это грехи и церковного руководства, и генералитета, и многих членов Императорского дома. Нам нужно честно это признать и вынести из этого должные уроки, но недопустимо обвинять тех, кто осознал свои грехи и постарался исправить их не только покаянием, но и жертвой собственной жизни. Поэтому и о Белом движении нужно судить не по поведению многих его участников в феврале, а по тем урокам, которые оно вынесло из революции в сопротивлении ей. Об этом у меня есть более подробная статья: «Всемiрное значение Белого движения» (http://www.rusidea.org/?a=130093). О «двух головах одного дракона» говорят те, кто стремится лукаво оправдать одного настоящего дракона – красного. Но и ряженые «белогвардейцы», не понимающие всей духовной проблематики Белого движения и запоздало «борющиеся» против коммунизма, считая и сейчас только его вездесущим врагом, – это и неумно, и смешно, и только помогает все тем же главным врагам России.

Д.В. КУЗНЕЦОВ: «Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны». Обвинять всегда легко и приятно. Очень эффектно и выгодно выдвигать обвинения издалека, с безопасного расстояния, столетие спустя. Но, как правило, обвинители эти, становясь в одночасье этакими сверх-монархистами, «выплёскивают вместе с водой и ребёнка». И вот уже корпусной командир в феврале 1917-го, генерал Л.Г.Корнилов записывается в изменники Государю, а начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал М.В.Алексеев объявляется едва ли не главным творцом Февральского переворота. Мне ближе точка зрения философа Ивана Ильина о том, что в катастрофе 1917 года были так или иначе виновны все, - всё русское общество: от последнего нищего до… Государя Императора. Безусловно, немалая доля вины была и у представителей генералитета, и у деятелей Государственной Думы, и у иерархов Православной Церкви, не возвысивших свой голос в защиту рухнувших устоев… Да, собственно, у кого в то время не было своей доли вины?! Наверное, и действия Государя могли бы быть совсем иными… Но произошло то, что произошло. И в любом случае, тут есть область необъяснимого. Размышляя о событиях, связанных с отречением Николая II, рано или поздно всё равно подходишь к черте, за которой начинается мистика. Или – Божий промысел, что, вероятно, точнее.

Нынешняя обвинительная риторика в отношении Белого Движения обоснована отнюдь не жаждой справедливости, а простым необольшевицким стремлением нанести исторической Православной России ещё один удар: дискредитировать (насколько это возможно) единственных защитников нормальной жизни в стране, поступательного, эволюционного развития державы во всех аспектах – духовном, экономическом, общественно-политическом… Даже если руководители и вдохновители вооружённого сопротивления глобальному мировому злу – коммунизму были в феврале 1917 года «не на высоте положения» (а кто тогда был на высоте?!), то возглавив неравную схватку с большевиками и большевизированными массами за жизнь, за самую душу помрачённого, соблазнённого красным молохом народа, они – вожди Русской контрреволюции – очистились в жертвенном пламени Белой Борьбы, - поистине святой для России, ибо велась она не за власть, не за какие-то привилегии и богатства, а в полном и единственном смысле – за Отечество.

В.Г. ХАНДОРИН: Обвинения армии и Церкви в «измене присяге» есть либо глупость (ибо тогда получается, что Царю изменили все, по поговорке: «вся рота шагает не в ногу, один командир в ногу»), либо провокация со скрытой целью обелить большевиков, по нехитрой схеме: «Царя свергли либералы и масоны, генералы его предали, потом всё развалили, а большевики лишь спасали Россию, взяв власть в Октябре». Революция началась как стихийный бунт (как и в 1905 году, в отличие от Октября), лишь по ходу «пьесы» к ней подключились революционные партии, создавшие Петросовет, и боявшиеся упустить власть либералы. Государь реагировал на известия о событиях с опозданиями: когда его просили послать подкрепление, он и ухом не повёл, когда попросили пойти на уступку и дать Думе «министерство доверия» – послал подкрепление в лице Иванова (прибывшее слишком поздно), когда дали понять, что ситуацию спасёт только отречение (после победы бунта в столице) – согласился на «правительство доверия». Решающую роль в уговорах сыграли генералы. Впрочем, это запаздывание немудрено, если учесть, что события развивались с чудовищной скоростью (в 1905 году за целый год власть так и не сменилась, а тут рухнула за неделю). Роковую роль сыграло и то, что лучшая часть армии – гвардия, охранявшая столицу в мирное время – была на войне, а в Петрограде стояли её запасные батальоны, совершенно ненадёжные и набранные из кого попало; они-то в критической ситуации заколебались и перешли на сторону восставших.

Обвинять генералов не менее нелепо. Знаменитый обмен телеграммами главнокомандующих фронтами с просьбами об отречении происходил в обстановке, когда в столице империи уже победил бунт и было свергнуто правительство. А это 2 млн. мятежного населения и 170 тыс. вооружённых солдат петроградского гарнизона. Выбор стоял так: либо бросать на подавление революции значительные силы действующей армии и тем самым обнажать фронт перед немцами (рискуя: а) смутой и гражданской войной в тылу, б) проигрышем войны и сепаратным миром ненамного лучше Брестского) – либо попытаться, коль уж так случилось, избежать этих последствий путём уступки революции, замены непопулярного императора на другого, сохранив при этом монархию как единственный привычный и понятный народу институт власти. Не получилось. Опять же, совершенно непредсказуемым стал последовавший за отречением Николая и легитимацией Временного правительства отказ Михаила от принятия престола в пользу ещё несуществующего Учредительного собрания. Правительство же не сумело взять в руки всю полноту власти и изначально вынуждено было делить её с Петросовдепом, что и стало началом развала. Первые же их совместные акции – «демократизация» армии, разгон профессиональных правоохранительных органов, амнистия уголовникам и отмена смертной казни – разложили армию и привели к рекордному росту преступности в 8 раз. Следует ли винить в этом генералов, хотевших найти лучший выход из безнадёжного положения? Конечно, нет.

Обвинять генералов в «измене присяге» тем более нелепо потому, что никто из них Царю в подчинении не отказывал и отрекаться не заставлял – они лишь выразили своё мнение, на что каждый подданный, будь он спрошен, имеет право. Победа революции облегчилась формально добровольным двойным отречением и утверждением Николаем при отречении состава Временного правительства. Создавалась видимость легитимности новой власти. Этим и объясняется то, что ей присягнули вся армия (не считая протестующих телеграмм 2-х генералов – Келлера и хана Нахичеванского, посланной от его имени начальником штаба, с выражениями готовности подавить «мятеж»), вся Церковь и всё государство.

В.Ж. ЦВЕТКОВ: Это следствие, с одной стороны, «волны» переизданий целого ряда книг эмиграции, в которых давались подобные оценки, а с другой – абсолютно некритичного отношения к подобным оценкам со стороны части исторических публицистов и исторических писателей. Не буду повторять достаточно известных исследований о политической программе Белого дела (например, работы профессора В.Г. Хандорина). Вполне очевидно, что вектор политических симпатий и предпочтений «белых» (в отличие от «антибольшевиков») четко направлялся от «непредрешения» к монархии. Конечно, монархии конституционной, земской…

Прослеживается и еще одна линия – сугубое историческое мифотворчество. Чего стоит, например, утверждение о том, что адмирал Колчак являлся врагом России, так как перешел на службу к врагам России, то есть к Англии. Простите, для этого нужны два бесспорных факта: первое – наличие состояния войны с Англией (а этого не было даже у РСФСР), второе – наличие приказа о зачислении Колчака на британскую службу, его платежные ведомости на получение жалования и т.п. формальные моменты. А их нет и быть не могло, т.к. изречение в письме к А. Тимиревой о том, что он теперь служит британской короне, похожи по сути не более чем на слова частной беседы о том, например, что вас взяли на работу начальником отдела в крупный банк, тогда как на деле вы просто-напросто сходили туда на собеседование.

Полезно напомнить, главный лозунг «белых»: «За Единую, Великую и Неделимую Россию».

Или уж совсем анекдотичный выверт о том, что «собакам в Сибири дают кличку «Колчак». Но, во-первых, собака – друг человека. Во-вторых, дать такую кличку собаке с агрессивным характером – тоже, наверное, неплохо. Такая собака и врагов к дому не подпустит, и на охоте хозяина защищать станет. Так что ничего зазорного, по большому счету, в этом нет.

Е.В. СЕМЁНОВА: Эта точка зрения совершенно неверна. Изменили присяге лишь те генералы, которые подписали адресованную Государю телеграмму с просьбой об отречении, и ещё некоторое число причастных военных и статских, участвовавших в данном ключевом эпизоде февральской трагедии. Что же до остальных, то верной Государю армии, которую он мог призвать на защиту трона, но не сделал этого, было объявлено об отречении, зачитан прощальный приказ Императора. Таким образом, армия была освобождена от присяги самим Государем. Правда, акт отречения был составлен юридически неверно, т.к. Император не имел права отрекаться за сына. Но ни армия, ни общество в целом таких тонкостей знать не могли.

Что касается Белого Движения. Оно, конечно, было крайне неоднородно, что, в конечном итоге, сыграло свою роль в его поражении. Но опять же совершенно неверно применять к нему термин «февралисты». Про приравнивание к большевикам не говорю вовсе – подобные утверждения могут делать или провокаторы или наслушавшиеся их дилетанты. Значительная часть вождей Белого Движения были себя монархистами. Это генералы Келлер, Дроздовский, Дитерихс, Врангель, Каппель, Марков, Кутепов и др. Правда, большинство из них не считали возможным в условиях Гражданской войны и неоднородности самого белого лагеря поднимать на знамя монархический лозунг. На последнем настаивал лишь граф Келлер. Непредрешенчество нередко называют одной из причин поражения Белого Движения. Однако, это вопрос далеко неоднозначный. С одной стороны, монархический лозунг скорее бы нашёл понимание в народе, нежели непонятные «учредилки». С другой – если при жизни Государя этот лозунг ещё мог быть поднят, то после его и Наследника убийства, выдвижение его спровоцировало бы уже внутридинастийные споры (что произошло потом в эмиграции), раскол на партии оставшихся в живых Великих Князей. Ещё один довод приводил генерал Марков, полагавший, что в этот черный период русской истории Россия не достойна еще иметь Царя, но когда наступит мир, он не может себе представить Родину республикой». Таким образом, на знамени Белой Армии осталось одно слово: «Отечество». Замечу, что в Смутное время Ополчение Минина и Пожарского также не выдвигало своего Царя, оставляя это Земскому Собору. Ополчение сражалось за Русь Святую и Веру Православную. Может быть, именно последнего составляющего – в той степени, в каком было оно в Ополчении 1612 года, а не монархического знамени как раз не достало Белому Движению, которое по своему духовному состоянию оставалось всё же плоть от плоти российского общества накануне революции. Вера творит чудеса. В 1612 году её хватило на «явление величайшего чуда спасения Родины», о котором три века спустя призывал молиться «всех, в ком бьётся русское сердце», Л.Г. Корнилов. Но 1917-м чуда не произошло.