Организацию и деятельность советских правоохранительных органов в Крыму в начале 1920-х гг. нельзя отнести к числу тем, которые подробно изучены. Отдельные её аспекты рассмотрены в работах крымских историков Владимира Брошевана (1), Андрея Ишина (2), Владислава Пащени (3), Владимира Прохорова (4). Но до настоящего времени многое не получило должного освещения. В данном материале рассказывается о деятельности севастопольской и крымской рабоче-крестьянской милиции и уголовного розыска в 1920—1921 гг., и некоторых проблемах и трудностях, с которыми советские стражи правопорядка сталкивались в своей повседневной работе.

Начало организации Крымской милиции было положено 19 ноября 1920 г. согласно решению Крымревкома (5). Исходя из принципа двойного подчинения, крымская милиция находилась в подчинении местных исполкомов и Главного Управления Советской рабоче-крестьянской милиции под общим руководством НКВД РСФСР. Приказом № 35 Крымревкома от 26 ноября 1920 г. начальником Крымской губернской милиции был назначен Зиновий Аравский, под руководством которого создаются отделы милиции во всех городах и уездах (6). Задачи Крымской милиции были определены приказом Крымревкома № 69 от 2 декабря 1920 г. Это: «всесторонняя защита интересов трудящихся масс, борьба со всякого рода общественными паразитами, охрана общественного и допускаемого законом частного достояния, принуждение граждан к выполнению всех декретов и распоряжений власти и беззаветная защита установленного рабочими и крестьянами строя от посягательств кого бы то ни было». При этом всем гражданам предписывалось «повиноваться законным требованиям милиции» и одновременно указывалось, что «всякое грубое и дерзкое обращение с сотрудниками милиции при исполнении ими служебных обязанностей будет караться по всей строгости революционных законов» (7).

Центральным органом для всей Крымской милиции поначалу являлось губернское управление милиции, образованное в ноябре 1920 г. Вскоре это управление было реорганизовано в Управление Крымской милиции (Крыммилиция). Крыммилиция первоначально состояла из 6-и отделов: общей милиции, уголовного розыска, промышленной милиции, инспекторского, снабжения и секретарского (8).

Основными звеньями крымской милиции были уездные управления, городская милиция, участки во главе с участковыми начальниками, в ведении которых находились старшие милиционеры и милиционеры. Городская и уездная милиция находилась непосредственно в ведении местных властей, и одновременно подчинялись губернскому управлению милиции (9).

В Севастополе органы рабоче-крестьянской милиции были созданы после окончательного установления власти большевиков в ноябре 1920 г. Этим же периодом датируются и первые упоминания о деятельности блюстителей советской законности. Сохранившиеся в фондах Государственного казённого учреждения архива г. Севастополя (ГКУ АГС) рапорты дежурных милиционеров за ноябрь 1920 г. зафиксировали происшествия, которые попали в поле зрения правоохранителей. Это сообщения о кражах (10), драках (11) и других преступлениях.

Сведения о деятельности советской милиции в конце 1920 г. фрагментарны. Известно, что совершаемые в городе преступления демонстрировали тенденцию к непрерывному росту (12), о чём регулярно сообщалось в докладах начальника Севастопольского уголовного розыска. Как и в других городах полуострова, личный состав местной милиции стремились комплектовать за счёт коммунистов, демобилизованных красноармейцев, бывших партизан.

Более подробно деятельность севастопольской милиции в архивных документах прослеживается с июня 1921 г. Как и предыдущие месяцы, этот период отмечен разгулом уголовной преступности. В окрестностях города орудовали банды «зелёных». Возникнув в конце 1920 г. в ответ на продразвёрстку и красный террор, антибольшевистское повстанческое движение к лету 1921 г. всё более приобретало выраженный криминальный характер. Проблема преступности в Севастополе в начале 1920-х гг. представляет собой отдельную обширную тему (13).

В данном случае интересны не столько сводки о происшествиях, сколько отчёты и переписка руководства милиции и уголовного розыска с другими советскими учреждениями. Прежде всего, с Севастопольским исполкомом. Эти документы содержат значительный массив информации о повседневной работе правоохранительных органов, и насущных проблемах. Положение милиции и угрозыска в рассматриваемый период было в высшей степени бедственным. Сотрудники не могли исполнять свои служебные обязанности, многие из них были «совершенно разуты и раздеты», некоторые болели из-за плохого питания, в результате высылать их на посты «не представлялось возможным». О чём сообщалось в сводке о деятельности севастопольской уездно-городской милиции за июнь 1921 г. (14).

Серьёзной проблемой в деятельности советских правоохранительных органов стала нехватка и текучесть кадрового состава. Случалось, что, прослужив несколько дней, «не получив ни обмундирования, ни обуви», и «ничего, кроме хлеба», новобранцы дезертировали (15). Недоедание и болезни на почве голода делали невозможным не только несение патрульно-постовой службы, но и ведение канцелярской работы. Так, в июне 1921 г. делопроизводство и приём документов в милиции Севастополя велись удовлетворительно «лишь благодаря сознательности остающихся на местах» (16).

Нехватка писчей бумаги, карандашей и чернил в рассматриваемый период стала настоящей бедой для всех советских учреждений. В процессе работы с архивными фондами нами выявлено множество документов, составленных на оборотной стороне бланков и заявлений дореволюционной поры.

Ситуация немного улучшилась в следующем месяце. В июле 1921 г. на пополнение милиции прибыло «более 300 красноармейцев, родившихся в 1897 г.». Это дало основания утверждать, что «в настоящее время в отношении личного состава милиционеров укомплектована милиция полностью» (17). В результате «наружная служба в июле неслась более чем удовлетворительно, посты выставлялись почти все, караульную службу в Финотделе и на телеграфе несла также милиция» (18).

«Надо полагать, — писали авторы документа, — что с удовлетворением насущных нужд милиции, как-то: в обмундировании, обуви, что частично уже делаются, продовольственном и жилищном отношениях, несение караульной службы будет поставлено на должную высоту» (19).

Тем не менее, острый кадровый дефицит и другие проблемы в работе правоохранительных органов продолжали ощущаться и осенью 1921 г. Так, в докладе севастопольской уездно-городской советской рабоче-крестьянской милиции от 26 сентября 1921 г. сообщалось о некомплекте милиционеров «более 200 человек», вследствие чего «борьба с бандитизмом в уезде затруднена» (20). Далее указывалось на «отсутствие обуви и верхнего обмундирования», что, «в связи с наступающим холодом и дождливой погодой» грозило поставить милицию «в безвыходное положение, так как несение постовой службы в городе и по борьбе с бандитизмом в уезде, за отсутствием сапог и шинелей, будет невозможно. Уже сейчас на этой почве происходят пререкания между комсоставом и милиционерами, которые категорически отказываются выходить на посты без шинелей» (21). Поэтому было «необходимо принять самые решительные меры по снабжению милиции обувью и шинелями в первую очередь, а затем другими предметами обмундирования». Проблемы не исчерпывались нехваткой одежды и обуви. Материальное положение милиции, продовольственный и жилищный вопросы, указывалось в докладе, «нельзя назвать даже удовлетворительным: жалование сотрудники, комсостав и милиционеры получают по твёрдым ставкам В.Ц.С.П.С. (Всероссийский центральный совет профессиональных союзов — Д.С.), по разрядам Союза — „Совработник“. Паёк милиция получает тыловой красноармейский и хлеб до 3 сентября получался из Военпродснаба по 1 ф. на человека, а с 23 числа по 1 ½ ф. на человека ввиду перевода милиции на боевой паёк. С 18 сентября при клубе милиции открыта собственная столовая. Горячая пища готовится из продуктов <,> получаемых из Военпроднаба в количестве по раскладке <,> существующей в воинских частях Краской армии, с добавлением купленных на рынке по вольным ценам сумм отпускаемых милиции с 15 сентября сего года местным Коммунхозом, из числа доходов последнего в размере 30%. Вследствие того, что различные денежные сборы поступают в Коммунхоз очень слабо, то больших сумм оттуда не получается, а потому приготовлять мясную пищу не представляется возможным, т.к. или мясо или рыбы Военпродснаб вовсе не отпускает, а для покупки таковых на рынке не имеется достаточно средств.

Что касается жилищного вопроса, то таковой обстоит весьма трудно. Управление милиции размещено в невозможном помещении. Не говоря уже о том, что по размеру таковое не удовлетворяет своему назначению, но оно является настолько разрушенным, что оставаться в нём на зиму совершенно невозможно. Городские районы размещены не в лучших помещениях» (22).

В катастрофическом положении правоохранительные органы продолжали находиться по части снабжения бумагой и канцелярскими принадлежностями, которые никем не отпускались «и через 2−3 дня работа в канцеляриях милиции будет приостановлена. Для покупки канцелярских принадлежностей на рынке не имеется средств» (23). Политическая работа среди сотрудников милиции почти не велась «за отсутствием опытного работника, которого местный партком дать не может, за неимением таковых» (24).

Об этих проблемах сообщалось из доклада в доклад. В докладе от 13 июля 1921 г. «огромный некомплект милиционеров» объяснялся «слабым притоком на службу в милицию новых лиц по вольному найму вследствие плохих материальных условий службы в милиции, а также неприсылкой пополнения из Красной армии» (25). Бедственное положение советской милиции становилось предметом обсуждения на заседаниях коллегии отдела управления Севастопольского исполкома. Так, в протоколе № 1 от 21 июля 1921 г. начальник милиции Антипченко доложил, что сотрудники уголовного розыска носят одну и ту же одежду, «из-за чего их все узнают». Также поставлен вопрос о снабжении имеющихся при милиции мастерских нитками и кожей для пошива одежды. Это пожелание было удовлетворено (26). Тем не менее, вопрос о снабжении сотрудников милиции обмундированием и обувью продолжал сохранять актуальность. Оставляли желать лучшего продовольственное снабжение и материально-бытовые условия.

«Казарменную жизнь милиционеров, — писалось в докладе от 13 июля, — организовать не представляется возможным из-за отсутствия кроватей и постельных принадлежностей, в отпуске которых отказано» (27). Дрова для приготовления пищи и кипячения воды для чая также «не отпускались довольно продолжительное время». Кроме того, милиции отказали в ходатайстве об отпуске котлов и прочей посуды. Вследствие чего «предполагавшаяся одно время организация собственной столовой милиции не осуществлялась» (28).

«Как можно усмотреть из изложенного, до настоящего времени соответствующими органами Советской Власти милиции не уделялось та доля внимания и забот, какие должны быть уделены и проявлены к ней, как к Органу Советской Власти <,> стоящему на страже интересов последней, несущему охрану спокойствия граждан и соблюдения революционного порядка, а также других не менее важных поручений <,> возложенных на милицию Советской Властью.

Из случаев отказов в отпуске для милиции тех или других крайне необходимых предметов снабжения можно усмотреть, что в довольствующих учреждениях на милицию установился взгляд как на пасынков Советской власти» (29).

Скверно обстояли дела и в вопросах административного и нормативно-правового обеспечения. Как признавал начальник милиции Севастополя, в июле 1921 г. в его распоряжении не было «никаких инструкций и плана работ», а также декретов Совнаркома (30).

Особенно удручающую картину передавали доклады начальника севастопольского уголовного розыска. Так, в докладе от 16 июля 1921 г. за № 5596 условия, в которых проходила деятельность сотрудников уголовного розыска, характеризовались как «ненормальные». Отмечая прогрессирующий рост преступности, автор доклада констатировал невозможность принципиально что-нибудь изменить.

«Так как Севастопольский Угрозыск, — говорилось в докладе, — утверждён по шаблону рядового уездного города и при этом не принято во внимание то обстоятельство, что Севастополь является портовым центром и морской крепостью, и потому ни в коем случае не может быть сравнён с уездным городом. Всякому даже не специалисту, я думаю, понятно, что первыми и главнейшими условиями успешности розыскного дела являются осведомление сотрудников о наличном преступном элементе и его деятельности и быстрота действий вообще и передвижения в частности.

Между тем <,> в Угрозыске полное отсутствие перевозных средств, кроме хромой лошади и взломанной линейки. С самого возникновения Угрозыска обращаюсь с просьбами и требованиями всюду для приобретения собственных средств передвижения, какие полагаются Угрозыску, но кроме наряда от Трамота (транспортно-материальный отдел — Д.С.) ничего не получили. Теперь же и Трамот категорически отказал исполнять требования Угрозыска, мотивируя отказ неимением фуража. Извозчики с биржи тоже отказываются перевозить служебные надобности. Поэтому многие преступления остаются нераскрытыми, так как сотрудники физически не в состоянии прибывать вовремя на места преступлений <…>.

Отсутствие материальных средств не позволяет иметь в достаточном количестве секретную агентуру и стесняет действия против преступников. <…>

Полная необеспеченность сотрудников отражается на их работе. Сотрудники в полном смысле слова голодают, так как выдаваемый паёк очень ограничен, а в общегородских столовых, которыми пользуются сотрудники, обед совершенно непитателен, без хлеба и жиров, а кроме того столовые дали большой процент заражения и их избегают. На основании плохих материальных условий и не обеспечивающих жизнь, плохого пайка и отсутствия обмундирования в Угрозыск нет желающих служить.

Имеющийся состав работников изнурён работой и голодовкой и освобождается от службы через комиссию врачей. <…> Помещение Розыска страшно запущено: везде грязь, отсутствие стёкол, незакрывающиеся окна и двери. Прошлой зимой помещение за исключением комнаты Начальника и дежурного совершенно не отапливалось за отсутствием дров и неисправностью печей. <…>

Ещё ощущается острая нужда в фотографических материалах <,> без которых регистрация преступников невозможна» (31).

Неудивительно, что в этих условиях среди милиционеров и сотрудников уголовного розыска распространились болезни на почве недоедания (малокровие, цинга); дезертирство. Многие старались найти подходящий предлог, чтобы уволиться со службы.

Моральный уровень блюстителей советской законности также оставлял желать лучшего. Задержанных по подозрению в совершении преступлений на допросах избивали, и всячески унижали. Инспектировавший в августе 1921 г. Севастопольский дом исправительных работ (исправдом) заведующий местным бюро юстиции Л. Резников, сообщал, что во время проверки к нему обратились двое арестованных — Христофор Мачук и Евгения Богданенко-Толстолес, «сильно избитые во время нахождения их на допросе в Сев.<астопольском> Угрозыске». Факт этот подтверждался показаниями узников, и окровавленным бельём, в котором они были доставлены в исправдом, медицинским осмотром, а также «имеющимися ещё до сих пор знаками и даже ранами на теле» (32)

Некоторые милиционеры вставали на путь криминала: совершали кражи, занимались вымогательством (33). Известны и другие примеры асоциального поведения некоторых стражей порядка. Об одном из них сообщалось в рапорте временно исполняющего должность начальника милиции, адресованном заведующему отделом управления Севастопольского исполкома:

«Доношу, что 10 сего октября (1921 г. — Д.С.), согласно Вашего личного приказания, вместе с командиром конного отряда вверенной мине милиции тов. Яковлевым и взводным командиром того же отряда тов. Смолиным зашёл в ресторан т. Юнусова <,> где играл оркестр музыки.

На моё предложение прекратить музыку и удалиться из ресторана всем ввиду того, что я его должен опечатать, находившийся в ресторане Н<ачальник>к 2 района тов. Алексеев заявил, что это он разрешил играть и просит не чинить препятствий, так как он за это ответственность берёт на себя (тов. Алексеев был в нетрезвом виде). Тогда я разъяснил тов. Алексееву: ввиду того, что я являюсь Н<ачальник>ком Милиции, а он Н<ачальник>ком 2 района, он за меня отвечать не может, а я за него как старший должен ответить. Тов. Алексеев заявил мне, что я несу только моральную ответственность и добавил следующее:

„вы меня хотите удалить со 2 района <,> но это Вам не удастся; я секретный сотрудник и Вашу милицию я…“

Тут тов. Алексеев выругался матерными словами и начал грозить мне, в случае его удаления» (34).

Указывая на недопустимость подобного поведения, в рапорте, тем не менее, предлагалось, принимая во внимание «прежнюю бескорыстную работу» «тов. Алексеева» «на пользу Советской Республики», не отстранять от должности начальника района, «но <,> безусловно <,> перевести его в 7 район, где бы он мог снова бескорыстно поработать на пользу Республики» (35).

Серьёзные трудности в работе правоохранительных органов создавало отсутствие регистрационных материалов и картотек. Данные, доставшиеся в наследство от царской полиции, носили фрагментарный характер. Их систематизация стала настоящей проблемой. В том числе, и ввиду нежелания других репрессивных и силовых ведомств заниматься этим вопросом. В рапорте начальника Севастопольского угрозыска заведующему отделом управления Севастопольского исполкома от 13 ноября 1921 г. прямо указывалось, что «ни одно учреждение до настоящего времени с момента занятия Крыма» не выразило желания сотрудничать, «т.к. регистрация преступников до сего времени производилась только Угрозыском лиц, проходивших через последний. Своевременно были разосланы регистрационные карточки в Чека, Особый Отдел, Начрайонов Милиции, Трибунал и Нарсудьям с просьбой восстановить пробел в регистрации». В связи с чем, начальник угрозыска обращался с ходатайством о «вменении в обязанность Трибуналу, Чека, Особому Отделу, Нарсудьям, Начрайонам Милиции и Исправдому дать в самом срочном порядке сведения для восполнения регистрации о прошедшем через них преступном элементе, в дальнейшем же производить регистрацию путём присылки арестованных в Отделение или самостоятельным заполнением по определённой форме карточек и присылая во вверенное мне отделение» (36).

Взаимодействие милиции и угрозыска с чрезвычайными и судебными органами было вообще очень плохо налажено. Помимо того, что милиционеры и агенты угрозыска получали значительно меньшее жалованье, чем служащие других советских учреждений (37), чекисты, трибунальцы и народные судьи то и дело стремились возложить на милицию обязанности по рассылке корреспонденции, доставке повесток. Об этом начальник Севастопольской милиции Антипенко доложил, выступая 21 июля 1921 г. на заседании Коллегии отдела управления Севастопольского исполкома. Заслушав его, Коллегия вынесла резолюцию: поставить в известность чрезвычайные и судебные органы, что на милицию возлагается обязанность разносить бумаги по уезду, причём направлять их нужно заблаговременно. По городу рассылкой и доставкой корреспонденции должны заниматься собственные курьеры (38). Кроме того, ЧК и судебные органы неоднократно пытались вмешиваться в работу милиции и угрозыска, тем самым препятствуя выполнению их основных задач. Ввиду чего милиция лишалась возможности «проявить какую либо инициативу» (39).

Показателен случай, когда чекисты наложили арест на моторы, хранившиеся в мастерской 33-го санитарного отряда Крымкурортов, куда были сданы для ремонта два мотоцикла, принадлежавших угрозыску. В связи с чем, начальнику угро пришлось 13 ноября 1921 г. обращаться в отдел управления Севастопольского исполкома с соответствующим рапортом и просьбой ходатайствовать перед КрымЧК о снятии ареста с моторов (40).

Разумеется, это не единственные проблемы и трудности, с которыми сотрудники советских правоохранительных органов в Севастополе в рассматриваемый период сталкивались в своей повседневной работе. Ситуация не улучшилась и в следующем, 1922 г. Напротив, начавшийся массовый голод привёл к ещё большему росту уголовной преступности. Материальное обеспечение милиционеров осталось примерно на том же уровне, что и в 1920—1921 гг. Другие отрицательные явления в работе милиции также проявляли себя. Как отмечалось в газете «Красный Крым», «материальная необеспеченность состава, отсутствие средств на содержание аппарата, частая смена руководящего и низшего состава, полное отсутствие подготовки и квалификации среди работников — всё это затрудняло работу милиции. Среди работников развивались преступления, и авторитет милиции в таких условиях не мог быть высок». Подобное положение в крымской милиции, по данным историка А. Ишина, сохранялось до конца 1923 г. (41)

 

 

Примечания:

 

1. Брошеван В.М. НКВД Крымской АССР. Исторический очерк в документах и материалах о создании в Крымской АССР органов правопорядка и правосудия. — Симферополь: 2000.
2. Ишин А.В. Организация и деятельность органов Советской власти, осуществляющих борьбу с вооружённым антибольшевистским движением на Крымском полуострове в 1920—1922 гг. // Культура народов Причерноморья. — 1998. — № 3. — С. 158 — 165.; Его же. Проблемы государственного строительства в Крыму в 1917—1922 годах. — Симферополь: ИТ «АРИАЛ», 2012. — С.337−342
3. Пащеня В.Н. Крымская милиция в XX веке (1900 — 1991 гг.) — Симферополь: ДИАЙПИ, 2009.
4. Прохоров В.В. Создание руководящих органов крымской милиции в 1920—1924 гг.: страницы истории // Культура народов Причерноморья. —2001. — № 17. — С.130−134; Его же. Форма одежды и знаки различия крымской рабоче-крестьянской милиции первой половины 1920-х годов // Культура народов Причерноморья. — 2004. — № 52, Т. 1. — С. 57−60.; Его же. Милиция Крымской автономии в 1921—1945 гг. // Культура народов Причерноморья. — 2005. — № 74, Т. 1. — С. 174−178; Его же. Уголовный розыск Крыма в период укрепления советской власти // Культура народов Причерноморья. — 2005. — № 66. — С. 38−42; Его же. Крымский юридический — от командных курсов РКМ к институту МВД: этапы становления и развития (1921−2006 гг.) // Культура народов Причерноморья. — 2006. — № 86. — С. 78−84.
5. Ишин А.В. Проблемы государственного строительства в Крыму в 1917—1922 годах. — Симферополь: ИТ «АРИАЛ», 2012. — С.337
6. Прохоров В.В. Создание руководящих органов крымской милиции в 1920—1924 гг.: страницы истории — С.130
7. Ревкомы Крыма. Сборник документов и материалов. — Симферополь, 1968. — С.33−34
8. Прохоров В.В. Указ. соч.
9. Пащеня В.Н. Крымская милиция в XX веке (1900 — 1991 гг.) — Симферополь: ДИАЙПИ, 2009. — C.91−92
10. ГКУ АГС Ф. р-208, Оп.1, д.2 — Л.3
11. ГКУ АГС Ф. р-208, Оп.1, д.2 — Л.13
12. ГКУ АГС Ф. р-79, Оп.1, д.35 — Л.14
13. О криминогенной ситуации в Севастополе и его окрестностях в 1920—1921 гг.: Соколов Д.В. «Вследствие недостатка милиционеров борьба с бандитизмом в уезде затруднена». Преступность в Севастополе и проблемы борьбы с ней в 1920—1921 гг. // http://www.fiip.ru/products/articles/358380/
14. ГКУ АГС Ф. р-79, Оп.1, д.61 — Л.1
15. Там же.
16. Там же.
17. ГКУ АГС Ф. р-79, Оп.1, д.61 — Л.2
18. Там же.
19. Там же.
20. ГКУ АГС Ф. р-420, Оп.3, д.32 — Л.1
21. Там же.
22. Там же.
23. Там же.
24. ГКУ АГС Ф. р-420, Оп.3, д.32 — Л.4
25. ГКУ АГС Ф. р-420, Оп.3, д.32 — Л.2
26. ГКУ АГС Ф. р-79, Оп.13, д.1 — Л.4
27. ГКУ АГС Ф. р-420, Оп.3, д.32 — Л.3
28. Там же.
29. Там же.
30. Там же.
31. ГКУ АГС Ф. р-79, Оп.13, д.1 — Л.32
32. ГКУ АГС Ф. р-79, Оп.1, д.4 — Л.33
33. ГКУ АГС Ф. р-420, Оп.3, д.32 — Л.3
34. ГКУ АГС Ф. р-420,Оп.3, д.22 — Л.28
35. Там же.
36. ГКУ АГС, Ф. р-420,Оп.3, д.32 — Л.20
37. ГКУ АГС, Ф. р-79, Оп.1, д.35 — Л.38
38. ГКУ АГС, Ф. р-79,Оп.1, д.1 — Л.3
39. ГКУ АГС, Ф. р-79, Оп.1, д.1 — Л.4; ГКУ АГС Ф. р-420, Оп.3, д.32 — Л.3
40. ГКУ АГС Ф. р-420, Оп.3, д.32 — Л.17
41. Ишин А.В. Указ. соч. — С.342

Впервые опубликовано: «Посев», № 10 (1657), 2015. — с.23−27