Об Авторе: В биографии моей - ничего примечательного. После Революции 1917 г. моя бабушка, урожденная Воронцова Мария Дмитриевна, 1908 г.р. после всех погромов да раскулачиваний переехала с моей матерью, Елизаветой Александровной, из Курской губернии в Екатеринославскую (Малороссия). Усадьба, в которой жил когда-то мой прадед, Дмитрий Илларионович, с 14-ми детьми, была сожжена дотла сельскими «активистами» накануне зимы 1932 г. Поэтому в памяти моей живые образы рассказов мамы и бабушки о голодоморе 1932-33 гг. и об оккупации 1941-43 гг. Дед, Александр Иванович, брошенный сначала на Соловки, потом пошел по этапу в Сибирь. В начале ВОВ ему, как и многим другим политзаключенным, предложили кровью искупить свою классовую вину перед Советским народом. Что дед и сделал, отдав свою жизнь, защищая Сталинград. Я же, отслужив в ВС СССР (Закавказский ВО), понял: Родине присягают один раз, а защищают - всю жизнь. Если не штыком - значит, пером.
Молитва солдата
Окоп
Мы рыли окоп под стеною казармы,
И каждый из нас про себя проклинал
Тот дождь, что лил воду на дно этой ямы,
И тех, кто впервые здесь крикнул: война!
Мы рыли...И с остервенением, молча,
Швыряли лопатами мокрую грязь:
«Потери от снайперов прошлою ночью,
Усилить посты»,- надрывалася связь.
Мы рыли, предвидя атаку ночную,
А что будет после - то ведает Бог!
Месили, месили мы грязь ледяную:
Штык в землю - на выдох, бросок - снова вдох!
Что было нам думать? Что дом наш не близко?
Что здесь умирать никому не резон?
Разрыв, свист осколков, ответный наш выстрел:
Идет ДШБ* в свой нелегкий дозор!
О Боже, дай сил, чтобы вытерпеть больше:
Зло с пулями ветер свистит в унисон!
И легче вдруг стало: я понял, чем дольше
Мы выстоим здесь, тем спокойней ваш сон!
1990 г.
*ДШБ - десантно-штурмовой батальон;
Молитва солдата
Как трудно на войне писать стихи,
Когда в душе уже не кровь, а порох,
Когда она, устав вмещать грехи,
Не слышит боль, но ловит каждый шорох!
Как трудно помнить про любовь в бою,
Когда на сердце - только страх и копоть...
Глоток воды из фляги разделю,
С тобой, земляк, по-братски я в окопе!
Дай Бог нам эту нежность, как родник,
Не замутить в послевоенном счастье...
К которому и мертвые причастны,
Дай Бог все это в душах сохранить!
1999 г.
Бессмертие
(Моим побратимам - Олегу Пархитько
и Шурику Кабацкому)
Спадает клочьями туман, седые скалы обнажая,
И над ущельями горит звезда в предутренней тиши...
Возможно, наши имена не будут выбиты в скрижалях,-
Мы сами выбили следы на склонах каменных вершин!
И пусть прозревшая страна благословит наш подвиг вечный,
Пусть слезы радости родных нас снова к жизни возвратят,-
Мы бесконечно далеки от прежней сущности беспечной:
И скорбь, и кровь, и смерть друзей меж ней и этим днем стоят...
Все было: радость и печаль,и возвращенья,и потери;
И мяту ветер с гор несет, и дым сожженных кишлаков.
Звезда рассветная горит, в бессмертье заклиная верить,
В бессмертье наших дел и душ, следов от наших каблуков!
1990 г.
Рамки войны
Как стенами, я рамками очерчен,
И втиснут в быт, как будто в бочку сельдь.
А мне бы разгуляться буйным смерчем,
И, умирая, не поверить в смерть!
А мне бы - жизнь крутую, словно строчку:
Война, разведка, боя круговерть.
А там - пусть кто угодно ставит точку:
Хоть снайпер, хоть шальная дура - смерть.
Я знаю - это безысходность воет,
В тоске своей безвыходно кружа,
Страшась, что смерть - и та подобье воли,
Как рай в песках - насмешка миража...
А впрочем, что еще мне в жизни надо?
Я братом был и звездам, и цветам.
За нашу жизнь - она же и награда,
А смерть - оплата по ее счетам!
1988-1991 гг.
Обелиск
Посреди тишины спит усталый солдат:
Он измучился жить так - от боя до боя...
Ну, а кто-то (ведь почести надо воздать!),
Поспешил взгромоздить
обелиск
со звездою.
Память - в камне, традиция эта стара...
А солдату спокойнее было б, конечно,
Жить, как все мы живем - от утра до утра,
Что ж... Не с нами, так в нас,
коль не в плоти,
так вечно...
Нужно вырубить память не в камне - в сердцах:
Камень мертв, пусть сработанный очень красиво.
Как в окопах земля - наши души в рубцах,-
Спи, солдат, обелиск твой -
живая
Россия!
Я остаюсь...
(Владимиру Платонову - посмертно)
А здесь давно - вовсю весна,
Щебечут птицы оголтело,
Небесная голубизна
Над головою - без предела.
Здесь кверху пыль вздымает зной,
И следом - дым от близких взрывов.
И журавли, летя домой,
Курлычут жалобно, с надрывом.
О, если б мог за ними я
Над стонущей землей подняться...
Есть край,где здравствуют друзья,
И где девчонке весны снятся...
Для них я без вести пропал,
Но знайте: я не даром сгинул.
Ведь эта горная тропа,
Что надо мной, и эта глина,
Вся эта дикая земля,
От крови пролитой - святая,
Себя сумеет отстоять,
Со скорбью - мудрость обретая.
Я остаюсь в чужой стране,
Где горы стонут от обстрелов,
Где в ясной неба глубине
Щебечут птицы оголтело.
Я остаюсь в чужом краю,
Но с журавлиной дикой стаей
Любовь бессмертную свою
Земле родной пересылаю!
1990 г.
Талисман
Когда захлебывались кровью
пески кавказских перевалов,
Когда отвагой исходили
сердца друзей моих в бою,-
Ты писем с почтой полевой,
моих коротких писем, ждала.
А я сквозь пепел всех сражений
нес фотографию твою...
Я не узнаю, сколько раз
ты тихо плакала в подушку:
Печали этой нету в письмах,
что получаю от тебя,-
Но ведь и ты не будешь знать,
как часто брали нас на мушку,
Еще взахлеб дышащих жизнью,
таких молоденьких ребят...
Я не увижу, сколько раз
ты перечла мои конверты,
В которых про войну ни слова,-
прости, лишь в этом я солгал...
Но ведь и я не напишу,
как много раз от верной смерти
Твой образ, слившийся с Отчизной,
как Талисман, меня спасал!
...Когда захлебывались кровью
пески кавказских перевалов,
Когда от пули замирали
сердца друзей моих в бою,-
Ты писем с почтой полевой,
как первых птиц весенних, ждала,
А я сквозь пепел всех сражений
нес Память и Любовь твою!
1990 г.
Поговорим...
Ну, здравствуй, друг... Как видишь, я пришел
Что ж, скоротаем горькую минуту.
В тот день, ты помнишь, землю снег укутал?-
Он вновь летит с небес, как белый шелк:
До горизонта - парашютный купол...
Поговорим, дружище, по душам:
О том, что было и о том, что будет...
Здесь землю снег зачем-то так же студит,
Ветра шуршат, ты слышишь?- как и там,
И в сердце боль разлука снова будит...
Цинк гроба- вечный твой бронежилет,
Цвет неба - в голубых твоих петлицах:
России цвет зарыт в ее землице,
И пусто на десятки верст и лет...
Уж лучше б я - в «Тюльпане»* над границей!
Но хрип твой слышу: «Будь, назло врагу!
В бою, как в жизни, помни - не до шуток!»
Мне память жжет в любое время суток:
Пандшер, бой за Саланг, кровь на снегу;
И будто саван - купол парашюта!
1992 г.
* «Черный Тюльпан» - самолет, перевозящий «Груз-200» на Родину.
Литературно-общественный журнал "Голос Эпохи", выпуск 2, 2016 г. | 
