Web Analytics
С нами тот, кто сердцем Русский! И с нами будет победа!

Категории раздела

История [4728]
Русская Мысль [477]
Духовность и Культура [849]
Архив [1656]
Курсы военного самообразования [101]

Поиск

Введите свой е-мэйл и подпишитесь на наш сайт!

Delivered by FeedBurner

ГОЛОС ЭПОХИ. ПРИОБРЕСТИ НАШИ КНИГИ ПО ИЗДАТЕЛЬСКОЙ ЦЕНЕ

РУССКАЯ ИДЕЯ. ПРИОБРЕСТИ НАШИ КНИГИ ПО ИЗДАТЕЛЬСКОЙ ЦЕНЕ

Статистика


Онлайн всего: 7
Гостей: 7
Пользователей: 0

Информация провайдера

  • Официальный блог
  • Сообщество uCoz
  • FAQ по системе
  • Инструкции для uCoz
  • АРХИВ

    Главная » Статьи » История

    Е.А. Осокина. Антиквариат. (Об экспорте художественных ценностей в годы первой пятилетки). Часть 3.
    http://www.namespedia.com/image/Gulbenkian_9.jpgКалюст Гюльбенкян (Calouste Gulbenkian)
     

    Поиск покупателей во Франции тем не менее продолжался. Довольно скоро появился новый потенциальный клиент. Им стал создатель и один из владельцев Иракской нефтяной компании — Iraq Petroleum Company — Калюет Гюльбенкян. У своих современ­ников он получил прозвище «таинственный миллиардер», «наибо­лее таинственный человек нашего времени». Он воистину являлся гражданином мира. Армянин по национальности и турецкий под­данный по рождению, затем гражданин Великобритании, имевший однако и иранский дипломатический паспорт, Гюльбенкян в то время, к которому относится этот рассказ, жил в Париже. Его на­зывали «армянским нефтяным Крезом». Гюльбенкян контролиро­вал значительную часть иракской нефти и считался самым бога­тым человеком в Европе.
     
    Как и многие другие миллионеры, он был страстным коллек­ционером. О своем пристрастии он сам говорил: «Эта страсть как болезнь», картины в своей коллекции называл «мои дети». Впос­ледствии его собрание, включая и шедевры Эрмитажа, составило музей в Лиссабоне. В течение десяти лет, с 1947 по 1957 г., в то время главный куратор, а впоследствии директор Национальной художественной галереи в Вашингтоне (National Gallery of Art), Джон Уолкер, делал все возможное, чтобы коллекция Гюльбенкяна осталась после смерти ее создателя в Америке (в течение шести лет она выставлялась в Национальной галерее), как и благотвори­тельный фонд, созданный на его деньги. Этим планам не удалось осуществиться, но Гюльбенкян тем не менее считал, что он нема­ло сделал для Америки. По мнению Гюльбенкяна, картины из Эр­митажа, купленные Меллоном и переданные затем в Националь­ную галерею в Вашингтоне, изначально предназначались для про­дажи Гюльбенкяну, вследствие огромной заинтересованности со­ветского руководства в экономической помощи нефтяного магна­та. Не будь этой заинтересованности, как он говорил, может быть, продажи и вообще бы не начались.
     
    Безусловно, Гюльбенкян косвенно и вопреки своему желанию содействовал продажам Меллону, раскрыв тайну своих покупок главе Матиссен Геллери Затзенштейну (Matthiesen Gallery, Zatzen-stein)11, о чем в дальнейшем искренне сожалел. Однако, представ­ляется, что он переоценивал степень своего значения в осущест­влении массового экспорта антиквариата из СССР. Планы такого экспорта вынашивались задолго до начала переговоров с Гюльбенкяном и главной причиной их, как и потребности в экономичес­ком содействии Гюльбенкяна, была начатая Политбюро форсиро­ванная индустриализация. Однако Гюльбенкян стал первым, кому советское руководство стало продавать шедевры Эрмитажа.
     
    Шедевры из русских коллекций давно привлекали внимание Калюста Гюльбенкяна. Еще в 1920 и 1921 г. при посредничестве всемирно известного антиквара Дювина (Joseph Duveen) Гюльбенкян пытался купить две картины Рембрандта у их владельца князя Феликса Юсупова, который кутил в эмиграции и остро нуждался в деньгах. Покупатель и продавец не сошлись в цене и сделка не состоялась. Картины были проданы в 1921 г. американскому биз­несмену Джозефу Уайднеру (Joseph Widener), в настоящее время они находятся в Национальной художественной галерее в Вашингтоне12.
     
    Неудача Гюльбенкяна с покупкой Рембрандтов у князя Юсупова в известной мере окупилась в конце 1920-х — начале 1930-х гг. покупкой шедевров Эрмитажа у советского правительства. Неиз­вестно, от кого исходила инициатива переговоров, но точно можно сказать, что возможность покупки шедевров Эрмитажа ак­тивно обсуждалась в 1928 г. во время встреч и бесед Гюльбенкяна с советским торговым представителем в Париже Георгием Пята­ковым. Переписка между ними продолжалась и после того как Пятаков покинул Париж в 1929 г. и стал председателем Государ­ственного Банка СССР. Продолжение переговоров с Гюльбенкяном после отъезда Пятакова взяло на себя парижское торгпредст­во. Их вели глава экспортного отдела торгпредства М.В. Биренцвейг и представители Антиквариата во время их поездок за рубеж.
     
    После того как летом 1928 г. комиссия Политбюро (Томского) приняла постановление о переходе к продаже шедевров, поиск по­купателей активизировался. Во исполнение пункта постановления о немедленном командировании за границу «авторитетного пар­тийного товарища» для выявления рынка, в Европу зимой 1928/29 г. поехал председатель Антиквариата Гинзбург. Он вел переговоры с Калюстом Гюльбенкяном в Париже о продаже кол­лекции серебра из Эрмитажа, «столике, выделенном Москвой», одной из картин из «списка Пятакова»13 и двух картин Г.Робера (Hubert Robert), которые, видимо, были куплены Антиквариатом на частном рынке. В результате переговоров Гюльбенкян купил картины Робера за 6 тысяч фунтов стерлингов. По остальным предметам предстояло продолжение переговоров. Поездка Гинз­бурга показала, что Калюет Гюльбенкян был единственным реаль­ным покупателем шедевров Эрмитажа в Европе в наступавшем 1929 г.
     
    В архивных материалах Антиквариата и Наркомторга имя Ка­люста Гюльбенкяна встречается довольно часто, хотя не всякий раз читатель может его узнать. В документах Гюльбенкян высту­пает под кодовым обозначением «наш друг», «наш парижский по­купатель» или даже просто «Г». В случаях, когда его фамилия упо­минается полностью, ее русское написание советскими бюрокра­тами так сильно меняется, что требуется определенное усилие по­нять, что речь идет об одном и том же человеке — Гюльбенкион, Гульбентан, «Г».
     
    Судя по материалам, Гюльбенкяна интересовало многое из со­брания Эрмитажа. В одной из записок упоминается предложение Гюльбенкяна купить 18 лучших картин Эрмитажа за 10 млн руб., по мнению специалистов, цена смехотворно низкая. В архивных фондах сохранился список картин на французском языке, которые Гюльбенкян хотел купить в СССР. Он включал восемь шедевров Эрмитажа: «Возвращение блудного сына»* и «Портрет Титуса» Рембрандта, «Юдифь»* Джорджоне, Боттичелли «Поклонение во­лхвов»*, «Портрет Елены Фурман»* и «Пейзаж с радугой» Рубенса, «Мадонна Альба» Рафаэля, «Меццетин» Ватто. Гюльбенкян пред­лагал советскому руководству за эти восемь картин 200 тысяч фун­тов стерлингов, что было, безусловно, очень низкой ценой. («Ма­донна Альба» Рафаэля была, например, продана Меллону за 1,6 млн долларов).
     
    Справедливости ради следует сказать, что советское руководст­во не торопилось продавать картины Гюльбенкяну за первую же предложенную им цену. Понимало ли оно, что цены Гюльбенкяна низкие или на всякий случай осторожничало, не доверяло ему, трудно сказать. Но торг шел не только о цене. Советская сторона, в первую очередь Наркомпрос, старалась предложить Гюльбенкяну менее ценные, если такое определение допустимо к шедеврам, картины из более широкого списка, составленного по заказу ко­миссии Томского. Этот советский «список Гюльбенкиона» также сохранился в архиве на русском языке в одном деле с француз­ским вариантом. Он датирован августом 1928 г. и включает 20 картин ведущих мастеров итальянской, голландской, фламанд­ской и французской школ. Кроме уже названных шедевров в списке значились четыре картины Рембрандта («Молодая женщи­на с цветами»*, «Афина Паллада»^ «Подметальщица», «Портрет пожилой женщины»*), две картины Рубенса (Портрет пожилой дамы»*, «Персей и Андромеда»), Ватто «Затруднительное предло­жение»*, «Тайный поцелуй» Фрагонара, «Мадонна Латта» Корраджо, «Праздник Клеопатры» Тьеполо, «Проповедь» Ван Эйка, «Проведь»* Дирка Бутса, и «Святой Лука, рисующий портрет Бо­городицы» Роже ван дер Вендена. Звездочками в списке и здесь в тексте отмечены картины, которые советская сторона старалась продать Гюльбенкяну в первую очередь. Конечно, по ценности они уступали восьми шедеврам из списка «Г». Гюльбенкян же в переговорах явно настаивал на продаже ему вполне определенных картин. Под нажимом коллекционеров и обострения валютной проблемы Политбюро вскоре пойдет на новые уступки. От прода­жи картин по утвержденному Наркомпросом списку Антиквариат перейдет к продажам по списку, составленному самими покупате­лями. О такой возможности есть намек и в самом постановлении комиссии Томского — Политбюро могло вносить в утвержденный Наркомпросом список изменения, если того требовали «интересы реализации».
     
    Пока с Гюльбенкяном велся торг, в конце 1928 г. Наркомторг одновременно начал переговоры о продаже шедевров с известным антикваром лордом Джозефом Дювином. Они, однако, не привели к практическим результатам.
     
    Провал переговоров с Дювином ускорил продажу шедевров Калюсту Гюльбенкяну. Переговоры с ним к этому моменту шли уже несколько месяцев, но не выяснив предложений Дювина, со­ветское руководство не принимало окончательных решений в Па­риже, так как надеялось получить более высокие цены. Перегово­ры о первой сделке, начатые еще Пятаковым, а затем продолжен­ные председателем Антиквариата Гинзбургом во время его поездки в Европу зимой 1928/29 г., были завершены начальником экспорт­ного отдела советского торгпредства в Париже, Биренцвейгом, ко­торый регулярно информировал Гинзбурга и Пятакова о ходе дел.
     
    Так, 11 января 1929 г. Биренцвейг сообщал Гинзбургу: «Третьего дня "Г" возвратился в Париж и сейчас же мне позвонил, спрашивая есть ли ответ на его последнее предложение, в котором он за все три предмета (исключая столик) предлагает 45 тыс. фун­тов (первое предложение Гюльбенкяна было 41 тыс., советская сторона хотела получить 60 тыс. фунтов стерлингов. — Е.О.). Я ему ответил, что ответа нет, что Вы выясняете цену на Диркса, но навряд ли эта его цена подойдет. Картины Робера он окончатель­но просит отправить в Лондон, где он их примет.
     
    "Г" напомнил мне, что Вы обещали ему прислать сведения о книгах в старых переплетах, а также о других предметах из сереб­ра, которые он выбрал по каталогу и номера которых Вы себе за­писали. Я считаю целесообразным и желательным не оставлять его без сведения относительно этих его предложений и думаю, что не­обходимо как можно скорее направить для него необходимое предложение».
     
    К лету 1929 г. согласие по первой партии продаж, наконец, было достигнуто. В соответствии с первым контрактом, заключен­ным агентами Гюльбенкяна с Антиквариатом, ему была продана коллекция из 24 золотых и серебряных предметов французского искусства XVIII в. из коллекции Эрмитажа (приобретения Екате­рины Великой), две картины Гюбера Робера, «Благовещение» Дирка Боутса и письменный стол Луи XVI из коллекции князя Борятинского. Покупка обошлась в 54 тыс. фунтов стерлингов. Предметы паковались в Ленинграде в присутствии агента Гюль­бенкяна, затем были перевезены в Берлин, где предметы и соот­ветствующие документы на таможне были обменены на банков­ские чеки в фунтах стерлингов, выписанные на имя советского торгового представителя во Франции. После обследования агентом Гюльбенкяна в Берлине, проданные предметы были им переправ­лены в Париж.
     
    «Нефтяная начинка» переговоров с Гюльбенкяном
     

    Интерес советского руководства в переговорах в Гюльбенкяном состоял не только в возможности получить валюту за продаваемые шедевры, но и в деловых связях и влиянии главы крупнейшей нефтяной компании — от Гюльбенкяна требовалось экономичес­кое содействие СССР на мировом рынке. Эта «деловая начинка» переговоров подтверждается документами из советских архивов.
     
    Уже в первых переговорах с Гюльбенкяном, которые вел в Па­риже Пятаков, был поставлен вопрос об экономической помощи Гюльбенкяна СССР. Как свидетельствуют документы, речь шла о посредничестве Гюльбенкяна в создании международного объеди­нения банков, которые согласились бы финансировать развитие советской тяжелой промышленности. Вот выдержки из письма Биренцвейга, написанного из Парижа 17 января 1929 г. председателю Госбанка СССР Г.Пятакову. Копии письма были посланы полпре­ду (В.СДовгалевский) и торгпреду (Н.Г.Туманов) СССР во Фран­ции:
     
    «Из разговора с "Г" (часовой беседы, которую вел Биренцвейг с Гюльбенкяном.— Е.О.) вытекало, что во время многократных Ваших (имеется в виду Пятаков. — Е.О.) встреч с ним шла речь о привлечении его "Г", а также целого ряда крупных финансовых кругов для проведения финансовых операций крупного масштаба и также об инвестиции капиталов в нашу промышленность (подчеркнуто в документе. — Е.О.), при чем «Г» выразил согласие при­нять при осуществлении этих операций самое активное участие. По его словам, речь шла о финансировании нашей крупной про­мышленности и о займах. Для того, чтобы очистить путь для этих крупных операций он предложил в первую очередь поставить во­прос о привлечении международного финансового капитала к нашим нефтяным операциям, считая, что вопрос участия финан­сового капитала в нефтяной промышленности был бы удобным предлогом для создания такого объединения банков. Во всем раз­говоре со мной он неоднократно, возвращался к тому, что его ин­тересовали и интересуют лишь вышеуказанные крупные операции и что только в такой плоскости он будто бы вел переговоры с Вами.
     
    Для проведения планов, о которых он с Вами говорил "Г" вел переговоры с крупными представителями банковского мира, с не­которыми из них (доктор Мельхиор) Вы лично тоже встречались.
     
    Для проведения финансовых операций такого масштаба Т" за­ручился согласием банков: шведского, швейцарского, голландско­го, американского, английского (роль этих последних незначи­тельна) и германских (Варбурга, Данатбанка, Хагена и других). На предложение "Г" обратиться в Дойче Банк, Вы выразили опасения, что вряд ли этот Банк согласится в виду недружелюбного отноше­ния к нам доктора Бона и, что в таком случае возможно, что этот Банк будет мешать нашей работе. "Г" был другого мнения и вел переговоры с доктором Боном, и хотя последний был мнения, что с нами трудно работать, что мы постоянно меняем наши предло­жения, что нельзя добиться от нас конкретных результатов, одна­ко, при участии в этом деле "Г", он, доктор Бон, готов вопрос участия Дойче Банка подвергнуть обсуждению со стороны Вассермана и других главных директоров. В результате этого обсуждения доктор Бон сообщил, что Вассерман согласился принять участие в этом деле, что Дойче Банк отклонил предложение Детердинга, на­правленное против нас, что принимая во внимание роль Дойче Банка, несмотря на позднее присоединение его к этой операции, этот банк просит "Г" предоставить ему руководящую роль среди германской группы банкиров в этой операции».
     
    Таким образом, «второе дно» в переговорах с Гюльбенкяном существовало. В деловом мире фигура Гюльбенкяна была могуще­ственной и его поддержка могла оказаться очень действенной. Од­нако, как показывает все то же донесение Биренцвейга, советская и французская стороны по-разному понимали размеры и послед­ствия экономической помощи, которую предполагаемое междуна­родное объединение банков должно было оказать индустриализа­ции в СССР. Гюльбенкян вел речь о крупной операции иностран­ных инвестиций в советскую промышленность, которая могла за­интересовать западных банкиров, иначе кто бы из них стал вообще обсуждать эту тему. Он постоянно подчеркивал эту сторону дела, вспоминая переговоры с Пятаковым.
     
    Неизвестно, действительно ли Пятаков в Париже вел с Гюль­бенкяном речь о крупных операциях иностранных капиталовложе­ний в советскую промышленность, но явно, что в 1929 г. пред­ставления советского руководства о возможном экономическом сотрудничестве с Западом были другими. Речь не шла о широком допущении иностранных банков к участию в советской индустри­ализации, а лишь только о выгодных займах. Складывается впе­чатление, что в то время как Гюльбенкян добивался или делал вид, что его и представителей мирового финансового капитала ин­тересует активное и крупное участие в создании индустрии в СССР, сталинское руководство вело речь лишь о косвенном со­действии. В подтверждение этого приведу следующую выдержку из донесения Биренцвейга Пятакову:
     
    «"Г", развивая дальше свою мысль, говорил, что таким образом построенная им схема имела шансы на успех. Удельный вес каж­дого из банков и международный характер такого объединения должны были вызвать определенные отношения к нам со стороны правительств отдельных государств. С другой стороны, участие "Г" в этом деле, его отношение к нам могли, по его мнению, служить нам гарантией того, что все элементы "политики" (то есть антисо­ветского, антикоммунистического настроения в деловых отноше­ниях. -- Е.О.) будут исключены. Создав такое объединение "Г" имел ввиду крупные операции, и здесь привожу точные слова "Г", если бы речь шла о железнодорожном займе или другой операции такого масштаба, то это удалось бы провести.
     
    Но, говорит "Г", нельзя было начать сразу с таких больших операций и поэтому переговоры о нефти (проталкивание совет­ской нефти на мировой рынок. — Е.О.) и предполагаемое согла­шение по этому поводу должно было служить предлогом к созда­нию такого объединения Однако полученное от Вас предложение о нефти его не удовлетворяет. Т" утверждает, что он Вас понимает, читая между строк Вашего письма слово «займ». Ваш ответ он считает неудовлетворительным, ибо такие маленькие (нефтяные) дела его не интересуют и он сожалеет, что большое дело не дви­жется вперед...
     
    "Г" Вам написал и ждет Вашего ответа. По его мнению, самым лучшим выходом явился бы Ваш приезд сюда с Вашими техничес­кими советниками для окончания всего дела...
     
    "Г" спросил также мое мнение об условиях работы концесси­онных обществ и сообщил о тех затруднениях, которые он встре­чает в концессии около Владивостока, в которой он состоит глав­ным акционером».
     
    Дальнейший ход событий показал, что международное объеди­нение банков для крупных инвестиций в советскую промышлен­ность не было создано, однако, Гюльбенкян все же оказал прак­тическую помощь в экспорте советской нефти на мировой рынок. Давая практические советы советскому руководству, он при этом не забывал и о своих интересах. Поступление советской нефти на мировой рынок, чему способствовал Гюльбенкян, обесценивало запасы компаний, с руководством которых Гюльбенкян был не в ладах (например, Royal Dutch Shell).
     
    Заметим, что Биренцвейг вел с Гюльбенкяном деловые перего­воры об экономической поддержке СССР на мировом рынке одновременно с заключением сделки о продаже антиквариата. Обе стороны, и советская и французская, не делали тайны из того, что оба вопроса тесно связаны между собой. За помощь в нефтяном деле Гюльбенкян ожидал большей сговорчивости советского руко­водства в антикварном вопросе. Советская же сторона часто ис­пользовала антикварный сюжет как приманку для ведения деловых переговорах об экономической поддержке СССР на мировом рынке. В частности и эту беседу Биренцвейг планировал начать именно с вопроса об антиквариате и лишь затем перейти к обсуж­дению «нефти».
     
     
    Где же искать истинную цену «Елены Фурман»?
     

    Письма, написанные Гюльбенкяном Пятакову в период прода­жи ему шедевров Эрмитажа, свидетельствуют о том, что он пытал­ся ускорить процесс переговоров и сохранить монополию первого покупателя шедевров. Гюльбенкян всячески подчеркивая, что он является чуть ли не единственным, готовым платить столь высокие цены. Представители Антиквариата преследовали свои интересы в переговорах с Гюльбенкяном, что порой вело к расторжению сдел­ки. Предметом споров и постоянных жалоб Гюльбенкяна Пятако­ву были не только цены. Антиквариат пытался продавать предме­ты не по одиночке с индивидуальной ценой, а группами, включая что-то «в нагрузку» и назначая общую цену. Гюльбенкян же, ес­тественно, стремился покупать только то, что хотел, угрожая рас­торгнуть все сделки.
     
    Зимой 1929/30 г. между Гюльбенкяном и Антиквариатом нача­лись переговоры о второй партии продаж, которые закончились заключением сделки в Париже с заместителем председателя Анти­квариата Самуэли. В архиве сохранился доклад Самуэли о его по­ездке за границу. Он посетил Берлин, Париж, Лондон, Вену. Уже первые впечатления заместителя председателя Антиквариата сви­детельствовали о том, что к концу 1929 г., в результате биржевого краха в Америке и начала мирового экономического кризиса, по­ложение на антикварном рынке резко ухудшилось — «полнейшее воздержание в покупках и в связи с этим общее понижение цен». Это не предвещало советским продавцам ничего хорошего, но о прекращении художественного экспорта не могло быть и речи — индустриализация продолжалась. Более детальное ознакомление с рынком показало, что «покупки прекратились только в так назы­ваемых «средних слоях» и что вещи выше среднего качества могут быть реализуемы в Америке». Самуэли оценивал это известие как утешительное, но для Эрмитажа оно было страшным. Оно означа­ло, что при падении спроса на второстепенный антиквариат, ва­лютный план будет выполняться за счет массовой продажи шедев­ров, причем за бесценок (общее снижение цен, по оценкам Са­муэли, произошло на треть).
     
    В результате переговоров Самуэли с Гюльбенкяном о второй сделке, ему были проданы 13 предметов французского серебра, 2 канделябра и картина Рубенса «Портрет Елены Фурман»15. Все из Эрмитажа. Стоимость сделки составила 155 тыс. фунтов стер­лингов, из них 50 тыс. Гюльбенкян заплатил за «Елену Фурман». Кроме того Гюльбенкяну за 3 тыс. ф.ст. была продана картина Виже Либрена (название не указано), которая была куплена Анти­квариатом у частного лица. Попытка Гюльбенкяна включить в сделку «Юдифь» Джорджоне, за которую он предлагал смехотвор­ную цену в 40 тыс. фунтов стерлингов, была категорически отверг­нута.
     
    После завершения сделки Гюльбенкян писал Пятакову: «Наши переговоры были болезненны и я могу сказать Вам, что мои во­лосы стали значительно более седыми с тех пор как Вы уехали, и что если бы не моя страсть к произведениям искусства (то сделка бы не состоялась. — Е.О.), никакие другие финансовые проекты не могли бы измотать меня более, чем этот».
     
    Однако, несмотря на такие тяжелые переживания, Гюльбенкян стремился продолжить переговоры с Антиквариатом. В своем до­кладе Самуэли писал:
     
    «По окончании сделки он (Гюльбенкян. — Е.О.) начал гово­рить о продаже новых вещей. Я ему заявил, что никаких предло­жений сделать не могу, но готов выслушать и передать все его конкретные предложения. Из названных им около 25 картин 15 были мною немедленно отвергнуты, как непродающиеся нами16.
     
    Он просил, кроме того, сделать ему еще предложение на ста­ринные монеты из золота из собрания Эрмитажа, на некоторые египетские вазы, а также на одну персидскую вазу 14 века, изо­браженную в книге Макаренко "Художественные сокровища им­ператорского Эрмитажа" на 127 стр.»
     
    Категория: История | Добавил: Elena17 (27.09.2016)
    Просмотров: 815 | Теги: преступления большевизма, россия без большивизма
    Всего комментариев: 0
    avatar

    Вход на сайт

    Главная | Мой профиль | Выход | RSS |
    Вы вошли как Гость | Группа "Гости"
    | Регистрация | Вход

    Подписаться на нашу группу ВК

    Помощь сайту

    Карта ВТБ: 4893 4704 9797 7733

    Карта СБЕРа: 4279 3806 5064 3689

    Яндекс-деньги: 41001639043436

    Наш опрос

    Оцените мой сайт
    Всего ответов: 2031

    БИБЛИОТЕКА

    СОВРЕМЕННИКИ

    ГАЛЕРЕЯ

    Rambler's Top100 Top.Mail.Ru