3. Разрушение традиционной культуры (4)

Всякое истинное творчество, искусство есть действие божественное. Сотворение мира и всего в нём было творческим актом Бога. Творец – так всегда называли Господа верующие. Всякий земной творец, берясь за перо, кисть или музыкальный инструмент, имеет перед собой пример высшего Творца. Он не творил ничего лишнего, бессмысленного, бесполезного. Ни во дни сотворения мира, ни тогда, когда стопы Христа касались нашей грешной земли. Христос никогда не совершал чудес для праздного развлечения пустых людей, для того, чтобы поразить воображение их. Они требовали знамения с неба, а Он исцелял больных и воскрешал умерших… Всякое Его чудо имело единую основу – любовь к человеку. Он не творил зрелищ, а исцелял души и тела… Тот, кто придёт вместо него будет поражать толпу зрелищами, но они буду пусты, бесплодны и бессмысленны.

Всякое творчество есть чудо. Истинное же творчество может быть только от Бога. Дьявол, как известно, не способен ничего создать. Даже искушая в пустыне Христа, он не предлагал Господу хлебов, но требовал, чтобы Господь сам создал их. Дьявол может лишь разрушать, а потому всё, что не имеет основой своей Божиего, оказывается разрушительно даже против воли тех, через кого осуществляется то или иное действо.

Художник не существует сам по себе, он всегда – проводник. Но от него зависит, проводником какой силы быть, Божией или дьявольской. Третьего пути нет. Отступивший от Бога рано или поздно окажется во власти силы противоположной. И она неминуемо явит себя в плодах его творчества, потому что всякое произведение искусства есть отражение одной из этих противоборствующих сил. И это изумительно показано Николаем Васильевичем Гоголем в «Портрете». Заповедью для каждого художника звучат в конце слова героя этой повести: «…пуще всего старайся постигнуть великую тайну созданья. Блажен избранник, владеющий ею. Нет ему низкого предмета в природе. В ничтожном художник-создатель так же велик, как и в великом; в презренном у него уже нет презренного, ибо сквозит невидимо сквозь него прекрасная душа создавшего, и презренное уже получило высокое выражение, ибо протекло сквозь чистилище его души. Намёк о божественном, небесном рае заключён для человека в искусстве, и по тому одному оно уже выше всего. И во сколько раз торжественный покой выше всякого волненья мирского; во сколько раз творенье выше разрушенья; во сколько раз ангел одной только чистой невинностью светлой души своей выше всех несметных сил и гордых страстей сатаны, - во столько раз выше всего, что ни есть на свете, высокое созданье искусства. Всё приноси ему в жертву и возлюби его всей страстью. Не страстью, дышащей земным вожделением, но тихой небесной страстью; без неё не властен человек возвыситься от земли и не может дать чудных звуков успокоения. Ибо для успокоения и примирения всех нисходит в мир высокое созданье искусства. Оно не может поселить ропота в душе, но звучащей молитвой стремится вечно к Богу…»

Бог никогда не создавал ничего безобразного. Всё в Божием мире благообразно, гармонично. Но перестаёт быть таковым лишь тогда, когда нарушается человеком, лишённым Божьего начала. Тогда варварски вырубаются леса и заболачиваются, иссушаются озёра, отравляется почва. Тогда на месте дивных храмов возводятся уродливые Дома Советов. Тогда стираются с лица земли прекрасные бульвары и улочки с деревьями и особняками, а на их месте являются небоскрёбы, магистрали и прочие «достижения» цивилизации…

Наши великие писатели никогда не загоняли правду в рамки идеологических концепций. Возьмите Пушкина, Лермонтова, Гоголя… Достоевского! На него нападали и справа, и слева, потому что он не был ни в правом, ни в левом лагере. И сам оно говорил об этом: «Достоевский – не либерал, не террорист и не катковец, но именно – Достоевский! Поймите же это, наконец… Что ж, страха иудейского ради отстаивает он право быть самим собой, а не тем или иным? Нет, давно уж нет в нём никакого страха, кроме единого – погрешить перед истиной, перед совестью, перед Россией: узреть, наконец, истину и не суметь или не успеть найти для неё слово, окончательное слово…» Да, правда понималась подчас различно, но никогда не подчинялась догме. Догме искусство подчиняли лишь разные памфлетисты и соцреалисты.

Существует два реализма. Реализм материальный и реализм духовный. В первом случае писатель может даже весьма талантливо рассказать некую историю, описать натуру, но останется непременно недосказанность. Если же мы имеем дело с трагедией, то останется безысходность, тупик. Искусство не порождает безысходности, не угнетает душу, но наоборот воздвигает её. Реализм духовный всегда имеет некий подтекст, глубинное содержание. Внутренний свет. Писатель может рассказать самую трагическую повесть, но она не оставит чувства безнадёжности и отчаяния, потому что этот свет будет сквозить в ней. Опять же самый яркий пример тому – Достоевский. Фёдора Михайловича упрекали подчас в фантастичности его реализма. А он называл его реализмом высшим. И был прав! Искусство, даже показывая трагедию, одновременно несёт в себе и утешение. Искусство не калечит, а исцеляет. Не разрушает, а созидает. Искусство есть полнота. А полноты без духовного стержня, без Бога быть не может. Поэтому ещё и ещё раз повторим: нет искусства без Бога. Искусство без Бога может быть только более или менее искусной подделкой под него.

Любое творение отражает душу своего творца. Рублёв взял кисть и написал «Троицу», Малевич – «Чёрный квадрат». Вот вам два автопортрета души.

Искусство – плод любви. Любви к Богу, к своей стране, своему народу, к своему делу, к своей теме. Наконец, к человеку. Как к человеку вообще, так и к конкретному человеку. Например, любовь к женщине может вдохновить художника на создание эпического полотна, писателя – романа, композитора – симфонии… Произведение может внешне ничем не напоминать о вдохновившей на его создание музе, но она будет присутствовать в нём – любовью. Любовью, которую вложил в него влюблённый художник. Любовь – вечный двигатель, животворящий всё, без которого всё мертво. Лишь одна любовь не даст доброго плода. Любовь к самому себе. Эгоизм, вылившийся в некое произведение, не станет искусством.

Резюмируя всё вышесказанное, можно коротко определить признаки истинного искусства. Истинное искусство имеет в основе своей любовь и правду. Божие начало, необязательно являющиеся осознанным исповеданием веры, но неким состоянием, наполнением, устремлением души. Произведение истинного искусства отличает подлинная красота, полнота, обращение к душе человека, заставляющее его оторваться от земного праха и обратиться взором, во-первых, внутрь себя, а, во-вторых, к небу, к горним высотам. Искусство пробуждает в человеке то, на чём само оно основано: любовь и жажду истины.          

Что пробуждало в человеке то лже-искусство, которому посвящён был вышеприведённый обзор? Зверя. Беса. Существо, лишённое памяти, в котором совесть подменена лживой догмой, в котором напрочь уничтожено естественное чувство гармонии и красоты, подменённое тяготением ко всему пошлому, примитивному и уродливому. И нельзя не оценить виртуозности техники порабощения Разума без телевидения и компьютеров, достигнутой в те отдалённые годы!