К донским казакам русские цари относились двояко. С одной стороны, в казаки бежали от царской власти и крепостной зависимости, и эти, как сейчас сказали бы, военизированные формирования по сути своей не могли вызывать у государей симпатию. Принцип «С Дону выдачи нет» провозглашал существование неподконтрольной Московскому царству силы, которая в любой момент могла обернуться против него самого. Однако роль, которую казаки играли в защите южных рубежей Русского государства, постоянно росла, и цари не могли этого не осознавать. Казаки служили буфером в отношениях с крымскими татарами и Османской империей. И вовсе не удивительно, что первое упоминание о донских казаках встречается как раз в жалобе иностранного правителя русскому царю — в грамоте ногайского князя Юсуфа Ивану Грозному. В послании, датированном 1550 годом, князь сообщает царю о бесчинствах, которые творят в принадлежащих ему городах казаки, которых Юсуф считает подданными царя: «Холопи твои, нехто Сарыазман словет, на Дону в трех и в четырех местах городы поделали, да наших послов и людей наших, которые ходят к тебе и назад, стерегут, да забирают, иных до смерти бьют… Этого же году люди наши, исторговав в Руси, назад шли, и на Воронеже твои люди — Сарыазманом зовут — разбойник твой пришел и взял их».
Несмотря на то что имя у этого предводителя казаков явно татарское (или башкирское), большинство донских казаков были, несомненно, русскими. Их услугами русские цари время от времени пользовались, начиная еще со времен отца Ивана Грозного — Василия III, при котором казачьи отряды обороняли подступы к русским городам от степняков-кочевников. Сам Иван Грозный неоднократно прибегал к помощи донских казаков: в 1552 году они принимали участие в штурме Казани, в 1556-м — в покорении Астрахани. Но дальше подобного «временного сотрудничества» дело не шло.
Проблема существования донских казаков обострилась в 1569 году, когда османский паша Касим с войском, состоящим из турок и крымских татар, осадил недавно завоеванную русскими Астрахань. Благодаря умелым действиям гарнизона войско паши потерпело поражение и вынуждено было отступать с «великой печалию и срамотою своею, ничтож знаменитого показавшие». Однако московский царь хорошо понимал, что в этот раз русским просто повезло — основная часть русской армии была задействована на театрах Ливонской войны, и в случае опасности оперативно перебросить войска на юг было бы невозможно. Вот почему Иван Грозный решил попытаться замириться с османским султаном и одновременно прощупать почву в отношениях с казаками, которые могли бы превратиться в надежных защитников южных рубежей государства. Дальновидный царь решил «приручить» казаков, поставить на службу государству.
Для этого царь, отправляя к турецкому султану Селиму II боярина Ивана Петровича Новосильцева, вручил ему грамоту, адресованную «на Донец Северский, атаманом казатцким и казаком всем без отмены». Эта грамота — первая из дошедших до нас посланий русских царей донским казакам. В начале послания Грозный старался задобрить казаков, объявляя им: «А мы вас за вашу верную службу жаловать хотим». Далее царь требовал от казаков беспрекословного подчинения его эмиссару, обещая в обмен на это вознаграждение: «Послали есмя для своего дела в Азов Ивана Петровича Новосельцева и где учнет вас для нашего дела посылати или по вестем для береженья, на кои места велит вам с собою идти, и вы бы Ивана во всех наших делах слушали безо всякого ослушания, тем бы есте нам послужили, а мы вас за вашу за вашу службу жаловати хотим». Отметим при этом, что Новосильцеву было одновременно дано другое указание: при турецком дворе отрицать всякую связь казаков с Москвой, выставляя их действующими на свой страх и риск разбойниками.
Часть казаков государевой грамоты послушалась, другая — нет. Возвращаясь в Москву по окончании своей дипломатической миссии, Новосильцев доносил Грозному: «Как мы пошли из Азова, пришла ко мне весть, что за нами пошли из Азова полем козачьи атаманы, Сенка Ложник с товарищами, 80 человек, да с ними же прибираются Казыевы татары да два атамана крымских, а с ними человек с 300, и хотят нас на Дону или на Украйне громить с обеих сторон; а со мною донских атаманов и козаков идет для береженья немного: иные атаманы и козаки со мною не пошли и твоей грамоты не послушали». Несмотря на то что отношения между Российским государством и казаками будут оставаться непростыми и при Петре Первом, который попытался положить конец их вольнице, и при его преемниках, вплоть до Екатерины Великой, дата 3 января 1570 года, когда было отправлено посольство к казаком, вошла в историю как веха в развитии донского казачества. Еще в XIX веке установилась традиция считать ее днем рождения Войска Донского.
Например, 3 января 1870 года в Российской империи широко отмечался 300-летний юбилей Донского казачьего войска. Атаман войска генерал Михаил Иванович Чертков получил юбилейное Георгиевское знамя. По свидетельству очевидца, «это был великий праздник для Дона. Шло гулянье, весь народ стекался к Дону, где у каждой станицы были устроены арки, увитые цветами, везде развевались знамена». В торжествах приняли участие представители царской семьи.
В советское время юбилейная дата не праздновалась, но и не оспаривалась: например, военный историк, однофамилец знаменитого донского атамана Евгений Разин делал на основании этой грамоты вывод, что в 1570 году «казачьи юрты объединились в Великое Войско Донское, представляющее собой военную общину, насчитывающее в различное время от 5 до 20 000 человек». В наше время историки считают дату довольно условной — обнаружить жесткую связь между царской грамотой и формированием войсковой организации у казаков нельзя. И все же нет никаких сомнений в том, что именно поддержка короны помогла донским казакам оформиться в военно-политическую единицу, на протяжении столетий игравшую важную роль в истории России.
Илья Носырев / 14 мая 2016, 15:00 | 
