Полковник лейб-гвардии Уланского Ее Императорского Величества Александры Федоровны полка; шталмейстер Высочайшего Двора. Происходил из семьи артиллерийского генерала. Окончил Царскосельский Александровский лицей. Видный монархист. Член Русского Собрания, Филаретовского общества, Русского Народного Союза им. Михаила Архангела. Входил в состав комиссии (29 членов), готовившей к печати «Книгу Русской Скорби». Во время Первой мировой войны командовал 2-м конным Прибалтийским полком.
Едва узнав об отречении Государя, не считая возможным изменить присяге, оставляет действующую армию (1917 г.), призвав подчиненных всегда хранить верность Царю. Зачисленному в резерв чинов Петроградского военного округа, однажды ему поручили произвести дознание по поводу пения в казармах нижними чинами Преображенского полка русского народного гимна «Боже, Царя храни». Отказавшись выполнить этот приказ, Винберг писал в рапорте: «Можно только приветствовать этот случай, и я сам бы пел "Боже, Царя храни", если бы тогда был там». Благодаря доброжелателям в штабе этот рапорт, угрожавший его автору арестом, был уничтожен, а расследование поручено другому офицеру.
Пытался установить связи с Царственными узниками. Был арестован и осужден большевиками вместе с участниками «заговора В.М.Пуришкевича». Во время следствия находился в Петропавловской крепости (дек. 1917—март 1918 гг.), где вел дневник, позднее изданный («В плену у обезьян»). На суде Винберг, отказавшись от защиты, говорил сам. Категорически отрицая свое участие в юнкерском восстании, в последнем слове он заявил: «Участвуй я в нем, я бы никогда не бросил юнкеров, но до конца остался бы с ними. Я — полковник, но не полковник Полковников, так постыдно их бросивший. […] Я был верен в дни счастья Государю Императору Николаю Александровичу, тем более останусь верным Ему в несчастье. Голова моя может скатиться на вашей плахе, но пред революцией она не склонится». Революционный суд приговорил его к 5 годам принудительных работ. Стойко перенося заключение, он находил в себе силы ободрять своих сокамерников. С уважением к нему относилась даже большевитская стража. В заключении он был утешен словами «Высочайшего привета и благодарности от Царственных узников из Тобольска».
|