— Вы упоминали, что у вас была карта. Насколько они были распространены?

— Карты, конечно, определенной редкостью были. Но для командиров, замкомандиров групп перед тем же Дебальцево выдали карты с разметкой по квадратам поселка «8-е марта», которые были сделаны на базе гугловского снимка. Для работы этого было достаточно.

— Теми же Google Maps в телефоне пользовались?

— Нет. Слышал, что кто-то где-то пользовался, но не мы. Телефонами вообще на «боевых» практически не пользовались, выключенными носили.

— Какова была насыщенность средствами связи?

— У нас примерно на каждую «тройку» была радиостанция. Рации были разномастные, в основном, «китаенвуды». Не сказал бы, что они были очень хороши, но задачи выполнять позволяли. Сейчас есть и трофейные «Моторолы» цифровые, но прошивки на них старые.

— Радиостанции армейского типа были?

— В том же Лисичанске были «105-е» и «109-е». Под Дебальцево подобными радиостанциями практически не пользовались, в основном, работали по «китаенвудам». У командного звена и корректировщиков были хорошие армейские радиостанции.

— Вы говорили, что во время боя 8 февраля слушали, как по Вам корректируют огонь АГС. То есть Вы заранее настроились на частоты противника?

— У тех же «Кенвудов» есть функция прослушки сразу двух каналов: на одном была частота нашей группы, на другом – их. Мы делали так: 1-2 человека забивают их частоты, остальные идут на своей.

— Вашу радиосвязь противник когда-нибудь глушил?

— Нет.

— Во время разговоров по радиостанциям пользовались кодовыми словами?

— Связь была открытая, поэтому во время нахождения под Дебальцево была составлена таблица кодировок на 3 листах формата А4. Но ею, конечно, не все пользовались.

— Насколько регулярен был уход за оружием?

— Чистку старались проводить после каждых учебных стрельб, после каждого хождения в разведку. Под Дебальцево раз в 2-3 дня старались чистить. То есть не как по наставлению: после стрельбы, потом через день после стрельбы, потом каждую неделю. Такого идеального исполнения не было, потому что того же самого масла оружейного у нас никогда достаточно не было. В Лисичанске чистили первым попавшимся маслом, которое было. Трансформаторным маслом чистили — вполне нормально. Со Славянска когда приезжали, то мы налили тамошним бутылку этого масла. Они нам руки жали, говорили, что вообще никакого масла нет.
Разок какой-то гад подсунул мне смешанное с чем-то постное масло. После него долго оттирал свой РПГ, целик недели три липким был.

— Масло в масленках носили?

— В принципе, масленки всегда находились, да. Пользовались популярностью флаконы от хлоргексидина: удобный, со спринцовкой.

— В полях в землянках или блиндажах жили?

— Копать никто не любит. Что-что, а противника тут нужно уважать: копать тоже не любят, конечно, но раз приказ дали, то копают. В области укреплений, фортификации они просто на уровень лучше. Не все супер, все замечательно, но лучше. Вопросов по оборудованию наших позиций, конечно, сейчас порядком накопилось.

— Искупаться было проблемой?

— В Алчевске вода была через день, проблем с мытьем не было. Под Дебальцево не помню уже… Наверное, дней 14 не купался. Пользовался влажными салфетками, хлоргексидином.

— Вши были?

— Никогда, нигде и ни у кого. Даже слухов, что где-то есть, не было.

— Как было организовано питание?

— В расположении стационарно готовили, а на выходы брали сухпай. Если квартировали у другого подразделения, то, в основном, они кормили.

— Как выглядел сухой паек?

— В основном, набор консервов. Иногда удавалось достать ИРП. Летом попадались интересные варианты, например, ИРП-З – зимний. До сих пор вспоминается сгущенка в тубе. Под Дебальцево попробовал случайно вымученный у прапорщика 4-й бригады ЛНР ИРП-СН. Хороший продуманный паек.

— От других ополченцев слышал, что использование цифровых паролей во время несения дежурств на посту не очень приживалось. Мол, в боевой обстановке могли и забыть, что к чему прибавлять или отнимать.

— Да, по тому же Дебальцево были ситуации, когда на ночь назначается пароль, а половина гарнизона его не знает и придумывает внутри подразделения какой-то свой, не известный окружающим. А так цифровые пароли редко, но применялись и применяются до сих пор. Конечно, подбирают легкие, чтоб без умножения там какого.

— Что использовали в качестве опознавательных знаков «свой – чужой»?

— Вы наверняка видели белые повязки на видео оттуда. Был и маразм типа приказов, чтобы на обеих руках и ногах были повязки, или же на ночь сообщали, что повязки должны быть зеленые, а поутру требовали уже черные. Ближе к 10 февраля все устаканилось и были только белые повязки.

— Не было опасений, что противник может использовать схожие опознавательные знаки?

— Были такие опасения. Но с той стороны, в основном, использовали желтые и синие цвета.

— Процентное соотношение среди ополченцев местных и приезжих из других стран?

— В первое время, как уже и говорил, в основном, все были местные. Под Лисичанском приезжих стало больше: примерно процентов 15. Во время нахождения в Алчевске тоже держался плюс-минус такой же уровень. Даже на максимуме, под Дебальцево, процент приезжих не доходил до 20. В отдельных подразделениях может и было выше, но в целом по бригаде не доходил.

— Средний возраст ополченцев?

— Поначалу 30-40 лет. Бывали даже дедушки под 70 лет, вполне себе нормально воевавшие. Молодежи было не так много.

— Как думаете, с чем связана невысокая активность молодежи?

— Не знаю… Может, воспитание уже не то… Многие предпочитали отсиживаться по домам, боялись или уезжали из зоны боевых действий.

— Вы время от времени употребляете слова «укропы», «укры», при этом являясь этническим украинцем. Не коробит от такого?

— Нет. Я всегда говорил, что они сами выбрали ту сторону. Так или иначе возможность выбора у них была. Даже у тех же мобилизованных. Не хочешь воевать, не хочешь умирать? Садись в тюрьму или переходи сюда.

— Ненависть к противнику испытывали?

— Как таковую нет. Холодный гнев был. Ненависть – это лишние эмоции.

— С перебежчиками сталкиваться доводилось?

— Чтобы прямо при мне перебегали, такого не было. А так с людьми, которые перешли, встречался, разговаривал.

— Какая у них была мотивация?

— Небольшая часть – это местные жители, с Донбасса, которые срочку служили в ВСУ. Некоторые просто не хотели стрелять по своим, знали, что здесь происходит. Некоторые просто не хотели воевать, поэтому убегали. Я думаю, что многие майдановцы уже задумались за что они стояли на Майдане. Разница-то с Януковичем совсем не в лучшую сторону, а цели Майдана до сих пор не выполнены.

— По теме наличия наемников в рядах украинской армии, что скажете?

— Не видел. Пока сам лично не увижу, подтвердить не смогу. Касаемо торчащих где-то флагов Польши… Это все фигня. У меня где-то под койкой флаг Германии лежит. Ну и что из этого? В любой момент можем его ночью вывесить на нашем блокпосте вместо флага Новороссии: проснутся «укропы», а тут флаг Германии напротив них. «Немцы, немцы! Против нас бундесвер!» Никто там такого, конечно, орать не будет.

— Со знаменитыми бурятами контактировали?

— Уж кого-кого, а их не видел.

— Отношение к пленным на той стороне?

— Есть пара людей, с которыми я был знаком до плена и которые вернулись по обмену. В тяжелом состоянии вернулись. У одного руки-ноги переломаны, пальцы молотком отбивали. Прямо сказать, что везде зверствовали не могу, но местами да.

— Мирное население они трогали?

— Опять же местами. А местами вполне нормальное отношение. Дебилы, к несчастью, есть и у нас. Единственное, что мы с ними боремся и у нас их меньше, чем у них.

— Как вы относитесь к националистически настроенным группам, воевавшим на стороне ДНР и ЛНР? Например, к ГБР «Бэтмен».

— К основной части русских националистов я нормально отношусь. Случались, конечно, отдельные упоротые личности, которые требовали гм… «прикладотерапии». Но в основе были вполне адекватные люди, просто со своими тараканами в мозгу.
«Призрак» не только интернационален был, тут собрались все: была рота язычников, были националисты, были монархисты. И все, в принципе, спокойно уживались между собой, потому что была одна цель.

— С чем связано не очень хорошее отношение к казакам? Неоднократно о них слышал негативные отзывы.

— Тут, как и везде: мнение об основной массе создают худшие. Просто плохое лучше запоминается. Хреновые моменты были. Например, АГС на позицию выдвинули, с ним человек 30. Начинают стрелять, а он заклинил: «Все! Это знак свыше!» Взяли, свернулись и ушли. Но были примеры и отличной работы: та же «Волчья сотня» в Краматорске, например. Или 6-й полк.

— Можно ли сказать, что казаки, грубо говоря, больше «понтов кидали», чем дело делали? Или это предрассудок?

— Может быть немного больше, чем другие. Но в общей массе они не сильно выделялись. Не знаю, как по ДНР, а по ЛНР где-то так. В основной массе вполне боеспособные подразделения.

— Сводки что ополченцев, что ВСУ пестрят постоянными перестрелками, сообщениями о вылазках ДРГ. Вылазки действительно столь часты?

— Я думаю, что процентов 30% остального БК, которое не уходит на борьбу с «беспилотниками», уходит на борьбу с… ежиками. Ежики в войне, что с войсками ЛНР-ДНР, что с ВСУ, думаю, побеждают. Это и есть та третья сторона конфликта.

— Чем должна закончиться эта война?

— Еще перед Дебальцево мы сидели и думали, что будет дальше. Был вариант, что дадут присоединиться к Украине, чтобы развалить ее до конца. Хотелось бы, конечно, свергнуть это правительство в Украине. У меня, как я уже говорил, никакой ненависти к народу Украины нет. К отдельным личностям, сидящим в Верховной Раде, Генеральном штабе, которые гребут деньги, заставляют людей воевать ради их обогащения, ненависть есть.

— Если свергнете старое правительство на Украине, то новое каким должно быть? Пророссийским?

— Все мы славяне, все мы были в Российской империи, в Советском Союзе. Это один и тот же народ. Хотелось бы, чтобы все были вместе, одной семьей. Чтоб объединились, наконец, и никто не мог больше проводить политику «разделяй и властвуй».

— Вы говорили, что весной 2014 года хотели провести референдум на Донбассе и присоединиться к России. Сейчас это желание осталось?

— Это был бы один из самых лучших вариантов. Если сейчас посмотреть на то, что у нас здесь происходит, то будет понятно, что ассимиляция, в принципе, и так идет. Все законы, стандарты, система образования, армия, полиция подгоняются под российские. Может через год-два все и произойдет.
В основном, все хотят присоединения к России. Небольшая часть еще не определилась, небольшой части на все пофиг и совсем маленькая часть – за Украину.

— Какое у Вас отношение к сторонникам возвращения в состав Украины?

— Я отношусь к ним нейтрально. Есть у нас, конечно, люди, которые относятся к ним очень плохо, чуть ли не морды лезли бить, но мы стараемся такого не допускать.

— Как Ваши родные отнеслись к тому, что Вы решили пойти на войну?

— Когда все еще только начиналось, они и не знали. В смысле, знали, что на блокпосте в городе нахожусь, а о серьезных вещах не были в курсе. Волновались, конечно, но поддержали.

— Если бы была возможность вернуться в апрель 2014 года, то все равно бы пошли в ополчение?

— Да.

twower От Брянки до Дебальцево. Часть третья
Окончание интервью с ополченцем kyl_tiras