 Шли последние дни обороны Семеновки. В атаку АТО-шники уже не ходили, бессмысленно, слишком большие потери несли украинские войска, а мы как находились на своих рубежах, так и стоим. Наш поселок равняли с землей артиллерией и танками. Мы заняли круговую оборону по границам населенного пункта. Это приблизительно 1600Х1600 метров.
Около десяти грузовиков с боеприпасами в день выстреливали украинские военные по нам. Три-пять часов бомбят, час-два отдыхают — и так по кругу. Из местных жителей оставалось человек двадцать пять. Старики и компания пьяниц.
Наши потери были небольшие в сравнении с тем, сколько снарядов летело с украинской стороны нам на головы. Ополченцы научились прятаться и перемещаться по территории в перерывах от укрытия к укрытию.
Я никогда не мог подумать, что окопы и блиндажи — настолько эффективное средство от артиллерии. По приказу комбата Кепа мы накопали траншеи и оборудовали блиндажи, так что свели потери к минимальным.
Интенсивные обстрелы теперь больше вреда наносили уже не столько личному составу гарнизона, как технике. Обычные генераторы стали единственным источником энергии для подзарядки раций.
Один осколок, попавший в генератор, мог оставить взвод или роту без связи. А, значит, они не смогут сообщить о раненых или попросить подкрепление.
Через месяц таких обстрелов самое опасное — это привычка. Ты просто теряешь бдительность. Погибать и получать ранения защитники Семеновки теперь стали не столько из-за обстрелов, сколько из-за беспечности.
Как-то я пережидал очередной обстрел в дальней части автомойки. Это было надежное укрытие между несущими стенами и два этажа бетонных перекрытий сверху. Снаряды разрывались не чаще четырех, пяти раз в минуту. Некоторые не считали это опасным обстрелом.
В метрах сорока от мойки на стуле сидел боец Вандал. Полчаса назад он застрелил бесхозную курицу из ПМ-а и наблюдал, как она варится в котелке на костре. Вандал, сидя, подбрасывал дрова в огонь. Два сослуживца стояли в полный рост в окопе и предлагали Вандалу спрятаться, но и сами — хотя бы пригнулись, ведь окоп был в этом месте чуть выше пояса.
Не выходя из своего укрытия, я стал бросать в Вандала камни и куски кирпичей. Дождусь очередного разрыва и брошу парочку, чтобы он подумал, что это осколок, и тогда с испугу спрячется. Но он не замечал моих бросков.
Пока перед ним не разорвался танковый снаряд. Воронка от него образовалась в десяти метрах. В итоге перепуганный Вандал за полсекунды оказался в окопе, но целый, а двое, что с ним беседовали, получили легкие осколочные ранения.
Казалось бы, исключительная беспечность парней могла дорого обойтись, но Бог миловал.
И тут я всегда вспоминаю про бойца с позывным Пух. В Семеновке он заведовал ГСМ. Ему около 50 лет, очки и всегда опрятный внешний вид подчёркивали в нем интеллигентную натуру. Ещё я заметил, что он никогда не выражался, то есть ему не нужно было даже сдерживаться. Матерщина и Пух были словно из разных вселенных.
Так как служба по ГМС не сильно обременяла Пуха, ему досталось на хозяйство два генератора.
Наш штаб находился в бомбоубежище, построенном еще в советское время на случай ядерной войны. Пух как всегда хлопотал по хозяйству, что-то ремонтировал в генераторе.
Обычно вокруг генератора выстраивали баррикаду из мешков с песком или рыли под них ямы. Но так как Пух настраивал аппарат, он вытащил его из укрытия.
Сутки мы сидели без электричества, почти все рации сели. Удлинитель, подключенный к генератору, тянулся в бункер, в него включали другие удлинители и тройники, и каждое гнездо было занято каким-то зарядным устройством.
Наконец, Пух запустил генератор, электричество пошло по проводами, рации начали заряжаться. Все мы оживились.
Пух спустился в бункер — то ли подключить свой телефон или инструменты отнести, и тут начался сильный обстрел нашего участка. Все спрятались по безопасным местам, но генератор остался вне укрытия.
Обстреливали сильно, снаряды разрывались неподалеку, но как-то все уже привыкли и не особо реагировали на опасность. В какой-то момент перестал слышаться звук работающего генератора, на всех рациях потухли лампочки.
Тут же я услышал, как парни возле выхода стали кричать. Я сразу подошел к ним, и мне сказали, что Пух побежал к генератору, чтобы спрятать его в яму, но не успел, мина разорвалась прямо у него под ногами.
Нам осталось только дождаться конца обстрела, погрузить Пуха на машину в Славянск и назначить нового ГСМ-щика.
Странно на войне случается, беспечность в первом случае закончилась счастливой случайностью и «малой кровью», а ответственный поступок — героической смертью.
Пока рано писать о месте захоронения Пуха, откуда он родом, и как его настоящее имя, потому что семья бойца осталась на оккупированной ВСУ территории.
Еще придет время, и все погибшие защитники Донбасса займут достойное место в нашей памяти. | 
