Читатели «Голоса Эпохи» за несколько лет успели уже достаточно хорошо узнать и полюбить творчество замечательной русской поэтессы Ольги Флярковской. Нижеследующее интервью, которое Ольга Александровна любезно согласилась дать нашему изданию, даст возможность лучше узнать и ее саму – многогранного, тонкого человека, достойную наследницу своего отца, известного композитора А.Г. Флярковского.
– Здравствуйте, Ольга Александровна! Благодарю, что нашли время для беседы! Вашу поэзию отличает приверженность классической традиции и очень высокая гражданская нота, не заглушающая при этом того тонкого лиризма, без которого нет настоящего поэтического Слова. Что повлияло на Вас в Вашем становлении как поэта? Чье творчество в те или иные поры оказало на Вас особое влияние?
– Здравствуйте, дорогая Елена Владимировна! Благодарю Вас за честь – быть приглашенной на страницы Вашего альманаха и в качестве автора, и в качестве собеседника, что для меня волнительно и ответственно.
Спасибо Вам за высокую оценку моих скромных писаний, принимаю ее как щедрый аванс и пожелание соответствовать. Сразу скажу, что до сих пор считаю, что еще только начинаю свой творческий путь.
Да, конечно, вне русской поэтической традиции я как автор себя совершенно не мыслю. И вовсе не считаю, что для обретения своего поэтического голоса нужно непременно откреститься от классиков и начать писать так, как если бы до тебя поэзии вообще не существовало. Нет в моих стихах столь популярной нынче «нисходящей динамики», нет «обнуления» смысла и пафоса, нет нарочитой скудости речи, нет много чего из того набора, чем обеспечивается сегодня понятие «актуальная современная поэзия». И не потому, что я не принимаю поисков в этом направлении, не интересуюсь новыми именами, не прислушиваюсь к новым тенденциям – просто это не мое. И не мое по одной единственной причине: практически во всех моих стихах присутствует некая составляющая, которую я условно назвала бы «православной». Представляю, какой огонь вызову на себя этим заявлением. Но ничего поделать не могу, это действительно так. А там, где храм, там и свет, и надежда, и даже горечь и горе уже какие-то другие. Там, где храм – уже нет бессмысленности…
Что касается сочетания лиризма и гражданственности, о которых Вы говорите, то, мне кажется, это является естественным продолжением в слове той линии, которой всегда был верен в своем творчестве мой отец, композитор Александр Георгиевич Флярковский. Без малейшей натяжки – главной темой его была Россия, родина. Вывезенный десятилетним мальчиком из блокадного Ленинграда в детский дом поселка Арбаж Кировской области, далее ставший учащимся Московского хорового училища, в 1944 году организованного А.В. Свешниковым, впоследствии студент Московской консерватории (класс композиции Ю.А. Шапорина)_– отец считал себя должником родины: и за спасенную жизнь, и за подаренную возможность заниматься главным делом его жизни – музыкой… Да, он был патриотом, хотя сам себя так не называл никогда. Не прельстился, не разочаровался и не отступился…
Вот именно масштаб его личности, его строгость к себе, фанатическая работоспособность и оказали на меня наибольшее влияние в жизни… Даже, можно сказать, несколько придавили… Он дал мне понять своим примером, как должно быть. Пусть я не соответствую этой планке, я знаю, где она пролегает.
В семьдесят лет за два неполных месяца в Доме творчества композиторов «Руза» он написал партитуру большой оперы «Снежная королева» для Детского музыкального театра имени Н. Сац. Почти не поднимая головы, работал. И почти не садясь к роялю – все партии инструментов безошибочно слышал внутри себя… Конечно, это недосягаемый для меня дар и творческая мощь.
Именно отец дал мне в мои восемь лет первый урок по стилистике. Помню, я принесла ему свое сочинение. Он прочел и говорит:
– Старайся не использовать слов «который», «которая». Избегай этих слов, это – ужасные слова…
Я запомнила на всю жизнь. Стараюсь избегать.
Беспредельно мягкий, терпеливый к близким и непритязательный в быту человек, в творческих вопросах он был ох, как строг. И не делал различий между ребенком и взрослым, всегда говорил, что думал. Также поступал и в отношении своих коллег. Сама свидетель, как подходили к нему композиторы после концертов, стараясь спросить один на один, вне музыкантских «ушей»:
- Ну, Алик, как тебе?..
И могли быть уверенными, что услышат предельно корректно и аргументировано высказанную правду…
Вот эта взыскательность к себе, недовольство собой, готовность учиться – мои наследственные черты. В моем частном случае доходящие до грани самоедства. Но это уже – вопрос характера, который, как известно, судьба…
Что касается литературных влияний, то великое множество прекрасных книг прошло через мое сердце и оставило в нем след. Я назову сейчас два имени, они странно разделили мою жизнь напополам. Вся юность, и молодость, и начало зрелых лет прошли под знаком великого трагического поэта Марины Ивановны Цветаевой. Пыталась заниматься ее творчеством, проводила уроки со студентами, собираю книги о ней и ее семье… Но вот к середине жизни я ощутила, как меняется мое мировоззрение, как все уменьшаются мои личные потребности, и все более важными для меня становятся люди с их чувствами и судьбами, вообще Россия наша, бескрайняя, неимоверная, иссиня снежная, серебряная от инея терпеливейшая северная глубинка ее… И в мою жизнь вошел Николай Рубцов, буквально всю душу мне перевернувший. Какая простота, какая целомудренная скромность поэтического слова, какое щемящее чувство родины, в каждом стихотворении – как перед вечной разлукой с ней, единственной. Какая строгость выражения этого чувства… Рубцов научил меня тому, что родина – это часть нашей души. Не только территория… И даже не только люди… Спросите, а что, раньше что ли не читала? Читала. А вот доросла до понимания каких-то вещей только теперь.
Отдельная тема – Пушкин. Конечно, в этом направлении можно идти всю жизнь. Пушкин – это космос русской жизни со всеми ее противоречиями и взлетами. Простите за пафос….
– Вы выросли в творческой семье. Расскажите, пожалуйста, о Ваших родителях.
– Я отчасти уже ответила на Ваш вопрос, о семье… Но с удовольствием добавлю несколько слов о моей маме, человеке исключительной внутренней и внешней красоты, музыковеде Ларисе Матвеевне Флярковской. Именно она научила меня понимать, что внешняя красота невозможна без внутреннего свечения, и что красота – такой же Божий дар своему созданию, как и талант, как и доброта… Мамы давно нет на свете, но ее до сих пор светло помнят люди, и когда говорят о ней, их лица озаряет улыбка, у всех одинаковая, искренняя…
Мама была главным двигателем нашего дома, настоящей папиной Музой и первым критиком. Критиком, чье мнение он бесконечно уважал. Но – не советчиком. Творческая свобода отца была полностью на его совести, я никогда в жизни не слышала: «Алик, сделай так или так…» Только – замечания по существу. Только – наедине. Знаю об этом от самого отца.
Она была очень одаренным человеком. Тема ее дипломной работы по польской средневековой музыке была рекомендована как тема для будущей диссертации. Однако мама всю свою жизнь посвятила отцу, его творчеству, нам, детям… И для папы всегда была на пьедестале. Мама исключительно тяжело болела последние годы. Надо было видеть, каким другом, помощником и защитником ей был папа. В самый тяжкий период он однажды встал ночью по ее зову сорок восемь раз… А еще он ей всю жизнь дарил цветы. И это – не мелочь, как может показаться… Но – не посвятил ни одного произведения, потому что ей была посвящена вся его жизнь.
У нас был очень открытый, гостеприимный дом, каких только интересных людей не перебывало в нем… С маминым уходом многое безвозвратно изменилось, потускнело, мы все буквально осиротели. На несколько лет жизнь как бы остыла и прекратила свое движение. Помню эти годы…
– Не так давно на страницах нашего журнала была опубликована Ваша поэма «Надвратный образ», в которой Вам удалось с исключительной выразительностью передать трагедию России в ушедшем веке. Как родился замысел этой вещи?
– Поэма… Она была написана еще при жизни папы, как могло получиться, что я так и не дала ему прочесть?.. Просто долгое время не было распечатанного варианта. Никогда себе не прощу.
Замысла у поэмы никакого не было вообще. Она свалилась на мою голову в практически неизмененном виде, целехонькая… За несколько дней до этого появилась на свет моя внучка. На неописуемом эмоциональном подъеме я буквально в течение недели выдыхала стих за стихом. И предпоследняя главка «Рождение человека» имеет к этому радостному событию самое прямое отношение. Там такой персонаж есть – баба Настя, больничная нянечка. Эта «баба Настя» – фигура высокой мистики, Анастасия Узорешительница, в день церковного памятования которой и родилась моя ласточка…
Поэма как бы пронзает трагическую историю России глазами Богородицы с Ее Надвратного образа. Перед мудрым и скорбным взором Заступницы проходят и кровавые революционные события, и ужасы богоборчества, и война, и ГУЛАГ, и послевоенная «житуха», и события девяностых, последние годы церковного возрождения, дарящие нам все-таки надежду на выздоровление… И одновременно какой-то странный тревожный нерв я все время ощущала в себе, когда писала ее… Какое-то как бы предчувствие чего-то значительного, оно требовало собраться, осмыслить пережитое… Поэма ведь до Крыма, до Донбасса написана была… И только поставив последнюю точку, я осознала, что у этого произведения есть четкая композиция. Мне трудно оценивать результат… получилось, что получилось. Но то дивное чувство, что, начиная с двух первых четверостиший, моим пером буквально кто-то водил, я не забуду никогда…
– Вы являетесь одним из организаторов и ведущей Творческого Клуба «Чернильная Роза». Расскажите, пожалуйста, что представляет собой клуб на данный момент? Как возникла идея создания оного? Какие надежды Вы возлагаете на этот проект, какие задачи ставите перед ним?
– А с нашим Клубом получилось примерно так же, как с поэмой. Идея, что называется, висела в воздухе…
Есть в Москве уникальное по своей атмосфере место – культурный центр «Особняк Носова» при Российской библиотеке для молодежи. Творение архитектора Л. Кекушева выдержано в стиле модерн и стараниями его нынешнего директора Л.А. Марихбейн сохраняет дух старой Москвы, неторопливый, проникновенный, в своей соразмерности человеку очень уютный. В концертном зале Особняка, рассчитанном на семьдесят гостей, и проходят наши литературные вечера, а точнее литературные концерты, в которых принимают участие современные поэты, композиторы, молодые музыканты.. Последнему обстоятельству мы особенно рады – привлечение молодежи под знамена поэзии – наша даже не задача, а сокровенная мечта… Нам три года. Срок небольшой, но путь проделан уже не маленький. Одним из направлений научных интересов Особняка Носова является Серебряный век. Не случайно поэтому наше обращение к выдающимся поэтам этого периода. Еще до премьеры в Доме-музее М.И. Цветаевой, в рамках литературного концерта был показан фрагмент спектакля по ее произведениям фольклорным коллективом под руководством Марины Крюковой, стихи оживали в сложном, контрапунктом соединении с партиями дудок, и рождалось их новое восприятие, такое необычное, странное, лишенное патины привычного.
Постоянен наш интерес к поэзии XX века. В исполнении актера и режиссера Виктора Астраханцева звучали стихи Николая Рубцова. На вечере накануне Дня Победы В. Астраханцевым были на необыкновенном подъеме прочитаны стихи фронтовых поэтов, на Пасхальном вечере – глубоко тронувшие всех чистотой и высотой произведения иеромонаха Романа (Матюшина). На вечерах «Розы» звучали Мусоргский и Моцарт, Шопен и Чайковский. За это время в Особняке состоялось два авторских концерта современных русских композиторов: Светланы Голубиной и – к годовщине со дня смерти – моего отца, выдающегося мелодиста и хоровика, автора четырех опер и множества песен. Зал Особняка с трудом вместил тех, кто пришел на встречу с папиной музыкой... Надо было слышать, с какой отдачей выступили на этом концерте студенты Ипполитово-Ивановской музыкальной академии, где Александр Георгиевич много лет трудился в звании профессора и основал кафедру композиции.
С именем другого композитора, театрального авангардиста и смелого экспериментатора Светланы Голыбиной, кстати, впервые ярко выступившей в Особняке публично в качестве поэта, связано одно из начинаний, ставших подлинным цветком «Розы» – музыкально-литературные импровизации. В сотворчестве Голыбиной и актрисы Натальи Ореховой рождается удивительное, иногда гармоническое, иногда остроконфликтное единение фортепианной музыки и поэтического слова. Их мини-спектакли нельзя повторить, это каждый раз будет новое прочтение, трепетное прикосновение, откровение...
К нам в гости приходят и современные поэты – мэтры, мастера слова. Незабываемым событием на концерте, посвященном Русскому Северу, стало выступление известного поэта вологодской школы, президента Клуба «Московитянка» Полины Рожновой. А по сути первым нашим мероприятием еще до официального открытия «Чернильницы» был вечер памяти замечательного поэта Игоря Вадимовича Царева, проведенный совместно с его супругой, писательницей Ириной Царевой. Он был приурочен к его памятному сороковому дню. С тех пор стихи Игоря Царева звучат в наших программах, и будут звучать.
Одной из самых интересных встреч на нашей площадке была встреча с лауреатом Первой премии имени Игоря Царева «Пятая стихия» саранпаульским поэтом Владимиром Квашниным, настоящим уральским самородком, добиравшимся до столицы из далекий Югры тремя видами транспорта, один из которых – местная авиация. Стихи Володи о родном крае, полные любви и природной красоты, нашли своих почитателей в сети Интернет, где он печатается под именем «Охотник».
Свои произведения показывали у нас поэт и переводчик, перелагатель псалмов на язык современной поэзии Элла Шапиро, президент международного фонда «Фелисион», поэт и художник Лариса Прашкивская, поэт и музыковед Лариса Морозова-Цырлина, сотрудник журнала «Наш Современник», поэт Станислав Зотов. Полноправными членами «Чернильницы» стали московские поэты Виктория Бурцева, сочетающая в своем творчестве духовность и драматизм современности, уже знакомый Вашим читателям по публикациям в альманахе Лев Фадеев, интересные каждый по-своему Григорий Елин, Елена Мыслина.
Не могу себе представить наших творческих собраний без человека редкого дара и голоса красивого, грудного, «русского» тембра – а'капелльной исполнительницы Светланы Талкиной-Страусовой.
Но совершенно особое место в истории Клуба занимают страницы, связанные с литературно-общественным альманахом «Голос эпохи» и лично с Вами, Елена Владимировна. В Особняке состоялись премьеры Ваших четырех авторских фильмов «Бояны Белого Креста» о крупнейших поэтах Русского Зарубежья Иване Савине, Николае Туроверове, Арсении Несмелове, о князе-мученике Владимире Палее. С большим успехом прошел Ваш авторский вечер, посвященный пятилетию альманаха «Голос эпохи».
С самого начала, с самого первого ростка «Чернильной Розы» ее бережно пестовали, выращивали, выстраивали поэты Александр Чжоу и Владимир Селицкий, театровед и актриса Наталья Орехова.
Во времена гаджетов непосредственное человеческое общение, живой контакт становятся роскошью. Вот мы и «роскошествуем» по мере сил, и очень рады, что вокруг нашего сообщества сложился свой круг зрителей, мы входим в зал, видим их улыбающиеся лица, ставшие для нас родными, и понимаем, что то, что мы делаем, мы делаем не зря...
– В прежние времена в России писатели и поэты были «властелинами дум». Общество прислушивалось к их голосам, знало их. Слово некоторых из них становилось своего рода мерилом. Сегодня же абсолютное большинство общества лишь разведет руками на вопрос о современных литераторах – по крайней мере, о тех, кто действительно мог бы считаться «властителем дум», «мерилом» (медийные имена и бульварную «литературу» во внимание не беру). Что произошло? Это литература наша на самом деле так измельчала, что не может больше играть своей прежней роли? Или общество настолько остыло к книге, что литература, поэзия в частности – ему не нужна?
– Ох, это сложный вопрос… Хотя и интересный.
Да, современные литераторы утеряли лидирующие позиции в национальном сознании. На мой взгляд, это произошло после печатного «бума» девяностых, когда нас буквально захлестнула волна публикаций, одна жестче и хлеще другой. Но это была большей частью документальная проза, до сих пор – востребованная. А вот поэзия…. Захлебнулась публицистикой, риторикой, растерялась, смолкла… Знаю, что поэты, как и все творческие люди, не исключая нашей семьи, буквально выживали в то время. Но и поэты Серебряного века выживали в голодной революционной Москве…. И тем не менее оставили нам несметные сокровища Слова, и мы до сих пор питаемся их достижениями в поэтике… Однако в девяностые годы этого не случилось. Кто-то из поэтов-современников ударился в политику, кто-то уехал, кто-то запил, кто-то умер, кто-то навсегда покинул литературу... Но – не все. Не все… И вот здесь встает вопрос о журналах. Журнальная публикация – это наш шанс, наш способ услышать поэта. Поэта, признанного таковым литературным сообществом, что немаловажно. Я не называю имен, и дело не в личном таланте того или иного автора – дело, мне кажется, в тенденции. Актуальна и востребована стала литература мягко говоря пессимистично оценивающая перспективы нашей страны, человечества вообще и человека как такового. Отсутствие гармонии в авторском мире не может не сказаться на форме художественного произведения. И вот идет распад силлабо-тонической системы, отказ от рифмы, отказ от метроритма, поэтическое высказывание достигает невиданных доселе свобод в отказе от красоты и духовного совершенствования как целей искусства… Жесткая (но тщательно отобранная по «негативному» признаку) правда жизни, презрение к воодушевлению, аллергия к всяческому пафосу, неверие в благородные порывы, часто богоотрицание с сопутствующим ему цинизмом… И вы хотите, чтобы за такой поэзией люди шли на стадионы? Никогда. Такую поэзию читают в камерном кругу семьи, в транспорте, в одиночестве. Она априори не прибавляет сил жить. Но и этот этап в развитии поэзии неслучаен, и у него есть свои достижения – открытие новых тем, социальная заостренность, часто безжалостная самооценка ЛГ, осмеяние ложного пафоса, это не говоря о поэтике. И у него есть вполне определенное название – литературный постмодернизм.
На сегодняшний день ситуация несколько изменилась. Появились новые интересные интернет-издания, во множестве выпускаются альманахи поэзии, подборки стихотворений публикуют толстые журналы. Но журналы и сами переживают ныне не лучшие времена, и интерес к ним заметно ослаб…
– На Ваш взгляд, возможно ли возвращение утраченного значения русского Слова, русской литературы? Преодоление нынешнего кризиса? Что для этого требуется?
– Я очень надеюсь на это, Елена Владимировна. И невиданный рост сетевой поэзии, как бы иронически ни оценивалось это явление в кругах маститой литературной критики, каким бы разнородным и зачастую невысоким ни был уровень большинства публикуемых произведений, красноречиво говорит о жажде поэтического слова. Конечно, может показаться, что мы перестали читать, начали сочинять сами. Кто-то сказал, что у нас на десять человек – девять поэтов в душе, такая страна… Верно сказал. Однако именно из литературной Сети, может быть, из глубинки, из глуши придет к нам живое мощное русское слово. И, знаете, есть такая особая радость, когда удается открыть для себя новое имя. А таланты есть и сейчас. Я знаю это точно.
– Кризис – это, наверное, термин, который можно применить почти к любой отрасли. Вы театровед по образованию. На Ваш взгляд, жив ли сегодня наш русский театр и каковы его перспективы? Кроме того, быть может, Вы могли бы порекомендовать нашим читателям театры и постановки, куда они могли бы пойти без опасения увидеть на сцене вместо, скажем, классического произведения нечто со знаком «+18»?
– Тема современного театра слишком объемна для короткого ответа... Но как человек, изучавший историю мирового и русского театра, я хочу «успокоить» наших читателей и сказать, что театр испытывает кризис всегда, это его естественное состояние. Не успеет народиться и расцвести авангардное искусство (под авангардом я понимаю в данном случае все новое, так, «новая драма» рубежа XIX-XX вв. была авангардом по отношению к театру второй половины XIX века…), как оно уже переходит в эпигонство, а новое опять начинает болезненно пробиваться к жизни…
На сегодняшний день я однозначно рекомендую нашим читателям московский театр «Студия театрального искусства» под руководством Сергея Женовача. Чуткое, творческое несение Слова. Высокий духовный запрос. Бережное, но интенсивное по смыслопостижению внимание к русской классике. Вкус и изысканная красота сценографии, сам театр и большинство спектаклей в нем оформлены театральным художником Александром Боровским… Готовность к поиску, принципиальный отказ от «звездности»… Вот, как мне представляется, кредо этого театра. Наконец, отличный молодой актерский состав, постоянно пополняемый наиболее талантливыми выпускниками мастерской Сергея Женовача в ГИТИСе. В афише театра Достоевский и Лесков, Гоголь и Платонов, Ч. Диккенс, Булгаков, Чехов… Да, в этот театр можно идти безбоязненно…
- Наш традиционный вопрос. В чем, на Ваш взгляд, заключается существо и задача истинного искусства?..
Наверное, в том, что искусство формирует и формулирует духовный идеал времени… И «прописывает» его в вечности, преодолевая смерть и забвение. Да-да… точно… высокое искусство призвано побеждать смерть.
Литературно-общественный журнал "Голос Эпохи", выпуск 4, 2016 г. |
