Как-то раз, вечером, заглянула в гостиную. Родители внимательно смотрели на экран и слушали молодого, робкого и одухотворенного молодого человека, с живыми, страдающими глазами. Отец чуть ли не со слезами объяснял, как неправильная акустика и микрофоны уродуют голос. Члены комиссии выказывали своё мнение. А певец доброжелательно их слушал. Хотелось ему сказать: «Бегите оттуда, юноша, пока вам не сломали голос и не помутили душу». И он ушел не только со сцены, но из моих мыслей. Но Творец одарил человека сердечной памятью. Что это такое, объяснять излишне. Просто она спасает людей от очерствения сердца. Я забыла об этом певце.
Спустя многие месяцы мне захотелось послушать один романс. И вдруг у меня в душе зазвучал тот голос, который я слышала полтора года тому назад. А как передать бездушной машине – компьютеру - неповторимость голоса? Я запомнила его струящееся античное имя и шоу - представление, в котором этот скромный незнакомец участвовал. И развернулся длинный свиток ссылок на фрагменты его выступлений. Как долго я слушала, не помню. Меня объяло ясное и тихое умиротворение. Мне казалось, что Евгений Южин создан Творцом из самых чистых помыслов. Этим я поделилась в конце прошлого года со своей приятельницей. Спустя какое-то время она прислала мне своё изложение. 
Этот лучезарный человек появился в Крыму, на брегах Черного моря, в средине 80-х. Родители – педагоги – заприметив в сынишке склонность к музыке, отдали его обучаться Музыке, а именно - игре на аккордеоне. Долго ли коротко, но однажды отрок сам попросил родителей отвести его в Доме творчества к педагогу О.И. Караванскому потому что ему очень хотелось петь. Отец и мать исполнили просьбу сына, но с одним условием, чтобы Евгений участвовал в Олимпиаде по русскому языку. Сложно было юноше заниматься и русской словесностью, и вокалом, но он победил. Незаметно наступил время «ломки голоса. Погоревал-погоревал юноша, а хлеб приносить в дом нужно. И по родительскому совету приехал в Петербург, где сразу поступил в инженерно-финансовый ВУЗ. Я дерзновенно думаю, что душа его тосковала по музыке. И когда Евгений исполнил родительский завет, пройдя этот серый, счетно-чертежный путь, Судьба привела его в Петербуржскую консерваторию им. Римского-Корсакова, на оперное отделение. Взял этого златокудрого, благожелательного молодого человека Ведущий солист Михайловского театра Дмитрий Карпов. Евгений исполнял и романсы. Он поет на сцене уже лет двадцать, а ко мне, в мой «мир» он вошел тихо, как давний знакомый, как желанное видение, с детства, любимым, незамысловатым романсом на стихи Давида Самойлова «Когда-нибудь я к Вам приеду». Жизнь шла своей размеренной поступью, пока приятельница не сообщила, что она купила билеты в Дом Учёных на концерт этого скромного певца. Но радость была с примесью горечи от того, что в этом трехэтажном особняке не было лифта.
Не помню, как мы доехали, ибо я всю дорогу молилась, чтобы кто-то помог подняться по лестнице в зал. Остановились мы перед фигурными чугунными воротами. Во дворе желтели и багровели лиственницы. Во всех этажах дома горел свет. Может, одно из этих окон – гримерка Евгений Южина. Быть может, он прилетел на один вечер, и ночью умчится прочь… только не в кибитке.
Едва мы приблизились к гранитному крыльцу, как из подъезда выходит муж нашей знакомой и помог подняться и войти. Только мы миновали охрану, в просторном холле с гардеробом к нам подошёл человек среднего возраста с приятным лицом, испещрённым следами оспы. Он помог нам подняться по лестнице во второй этаж и извился, что должен нас оставить, ибо много работы, и представился директором Евгения. Меня это повергло в глубокое изумление: директор артиста помог неходячему – поднял его на второй этаж без малейшего попрека. Даже не верилось. А в фойе, из затворённых, массивных, темных дверей доносились последние фразы «От зари до зари», но почему-то не верилось, что я услышу Евгения наяву.
Между тем, люди заполняли голубое фойе с ореховой мебелью 18-го века с васильковой обивкой. Стены украшают картины нынешнего хозяина дома. Один угол занимают напольные часов под малахит. В антракте мы прошли по всему этажу. И в коридорах, и в гостиных или обои, или гобелен - вышивка или с набивным узором, или рисунком. Прошли мы и по анфиладе гостиных. Каждая гостиная обставлена в определенном стиле. Мне понравился конец 18-го века: просторная комната, в золотисто-медовых тонах, освещенная торшером. Небольшой письменный стол на гнутых ножках. Края столешницы по всему периметру волнообразные. На нем раскрытая, с заскорузлыми страницами, книга, большая, чеканная чарка из серебра, перо в бронзовой подставке, серебренная, почти плоская, чернильница. И кресло, глубокое с высокой, чуть откинутой назад, спинкой, с закрученными подлокотниками.
Наконец, долгожданный звонок пригласил нас в зал. Концертный зал в Доме Учёных покатый, стены и потолок без всяких барельефов и лепнин. Только с обеих сторон сцены возвышаются закрытые деревянными панелями софиты. С левой стороны, на сцене, ложа, из которой можно ступить на сцену. Очень удобные, мягкие, кресла.
И в театры, и в филармонические залы моя приятельница покупает боковые места, дабы никому не мешать в своем кресле. И здесь у нас были боковые места, но и контролеры, и директор певца, мягко настояли и посадили нас в проход, на шестой ряд. Первые десять мину меня терзали смущение и сомнения, что люди будут возмущаться и с призрением поглядывать в мою сторону. Но публика ожидала спокойно. Заполошных аплодисментов вообще не услышала. Наконец музыканты заняли свои места, расположившись даже в кулисах. К моему изумлению не прозвучало голоса «свыше», предупреждающего о мобильных телефонах. Меня будто перенесли в забытую эпоху моих прабабушек...
Зрители очень тепло встретили дирижёра, так что у меня возникло ощущение, словно они все знакомы. Оркестр мягко заиграл что-то очень знакомое, будто растворились невидимые врата, и полились что-то родное, долгожданное. Каждая фраза влекла меня в знакомый и безмятежный мир. Увертюра завершилась. Слушатели тепло благодарили дирижёра.
Незаметно из оркестра вышел Евгений, и аплодисменты словно раздвинули зал. Счастливый и немного смущенный, артист долго в пояс кланялся. Одет он был безупречно: от черных лаковых туфель, темно – серого костюма до неброских, думаю, серебряных, запонок. Двубортный смокинг, белоснежная сорочка с “полочкой’’, закрывающей пуговицы, с атласным, голубым бантом и такой же пояс, манжеты застегнуты запонками, а вместо платка в кармане незабудки. Всё говорило, что артист не обделен вкусом.
Чрез некоторое время, когда овации стихли, Евгений Южин поблагодарил слушателей за теплый прием, по его словам стало ясно, что я присутствую на одном из свиданий давних друзей. А он без лести признался, что этот дом и эта сцена в Москве для него стали родными. И эти встречи для него стали желанными. И поэтому он каждый раз готовит для нас, постояльцев Дома Учёных, особые программы. В этот вечер он решил программу «перевернуть» и исполнить в первом отделении не романсы, а оперную классику и уже признанные классикой произведения, созданные в прошлом веке. Евгений говорил это всё таким спокойным, дружелюбным голосом, что, казалось, окликни его кто-либо из зала с просьбой исполнить тот или иной романс, и артист отзовется. Этот «перевертыш» программы сулил мне долгое светлое ночное бдение.
Прежде чем объявить следующую вещь, Е. Южин представил Государственный, академический русский концертный оркестр «БОЯН» и его руководителя и дирижёра Николая Степанова, Заслуженного артиста России, Народного артиста Республики Марий Эл. Он широкоплеч, статен, тёмно-каштановые волосы отливали рыжим отливом, а золотая оправа очков придавала белому лицу добродушный вид. Оркестр под управлением Николая Степанова звучал. Мне было явственно видно, как он возводил Оркестр до высот вокалиста.
А это златокудрое Создание стояло и купалось в совершенном мире Музыки. Звучали Песня Левко («Спи моя красавица») из оперы «Майская ночь», Римского-Корсакова, и ария («Куда, куда…») из оперы «Евгений Онегин», и Песня певца за сценой из оперы «Рафаэль» А.С. Аренского, и последняя ария Марио Каварадосси из оперы «Тоска» Джакомо Пуччини, «Памяти Энрико Карузо» Лучио Дало, «Ты -луна», «Влюблённый солдат», «Адажио» Томазо Альбинони, «Скажите, девушки…» Родольфо Фальво на слова Энцо Фуско, и «Фуникулёр» Пеппино Турко, положенная на музыку композитором Луиджи Денца. Поразил вокалист не мощью своего голоса, а живыми Меня чиста звука, эти вокальные рисунки затягивали, увлекали за собой. Происходило для меня необъяснимая странность: ни слова не понимая, я ведала, о чем он пел. И в первый раз в жизни я ощущала почтение и радость Евгения Южина к пению, к дару, коим его одарило Небо. После каждой арии, песни он казался таким-то просветленным. За все два отделения концерта на челе артисте ни разу не проскользнуло проблеска довольства собою.
Не смею умолчать о том, что в этот вечер передо мною предстал именно тот Владимир Ленский, который возрос духовно, чтобы вступить в брак, стать с Ольгой духовно единым целым. Он впустил в свою душу ее мир, его сердце билось с ее, он не мог ничего делать без ее одобрения. Это, наверно, прочнее, чем любовь-увлечение. Если открыть роман А.С. Пушкина, то и Ольга в эту ночь мучилась. Евгений в этот вечер вывел на сцену серьезного и глубокого человека. То краткое время, что продолжались аплодисменты, меня не оставляли мысли о Владимире. 
А через десять минут предо мной предстал испанский художник Марио Каварадосси, который любит Тоску и понимает, что на рассвете его жизнь кончится, но ему не хочется расставаться с жизнью, потому что даже в вечной жизни не обрести ему счастье, потому что они обречены на наказание – разлуку: ведь Тоска и изменница, и убийца. Всё, всё это я слышала, ощущала в голосе певца.
После таких глубоких и драматических арий, он вновь добродушно улыбался, чуть смущенно кланялся. И при этом артист сам объявлял арии и песни, а порой пояснял, о чем в той или другой песне понятно, просто и изящно, так что я получала наслаждение речью.
Он завершил первое отделение песней Лучио Дало «Памяти Энрико Корузо», предварив ее небольшим пояснением, о чем она. И воспарил его голос, и объял, и восхитил меня из топкий трясины повседневности, и понес над всеми земными печалями и скорбями. Иногда душа человека плачет не только от горя и унижений, но и возвращаясь в ушедшее счастье.
Поэтому в памяти не сохранились слова артиста, которыми он завершил первое отделение.
В антракте я пыталась уговорить приятельницу устроить меня сбоку, у дверей, но ни она, ни директор артиста не соглашались на это. Украдкой оборачиваясь по сторонам, я встречала доброжелательные взгляды, и, казалось, что все знакомы мне. Смущало меня лишь то, что моё кресло портит артисту настроение. Но погас свет, и всё дурное от меня отступило.
Я с трепетным волнением ожидала встречи с зыбким миром романсов. Но после увертюры (программки не было) вышел хозяин этого вечера - Евгений Южин, и сердце чуть-чуть дрогнуло: ничего этого не будет. Он был одет по-эстрадному - брюки синие, бархатный пиджак с тёмными лацканами. И темная бабочка с мелким, розоцветным стеклярусом, которая от света боковых софитов отсвечивал «зайчиками» на нижней части лице артиста. И я невольно сникла. Моё предположение он подтвердил словами. Но его объяснение ослабило моё разочарование. Оно было сказано на таком певучем русском языке, что для моего слуха стало наслаждением. Какими порой прозорливыми бывают наши родители! Что если бы мать, Екатерина Николаевна, не раскрыла сыну всю красоту, разнообразие и величие Русского языка? Он бы не говорил о каждой песне столь проникновенно, что, слушая его предыстории, я невольно испытывала почтение к их авторам.
Печаль не отпускала меня до той секунды, пока артист не вступил. Что-то происходило, и меня его голос, его интонации обнимали и несли по знакомым просторам мелодий. Все прошлые воспоминания вставали в мягком, успокаивающем свете, что всякий раз соскальзывала мутная плена давних воспоминаний. Все песни «Яблони в цвету», «Сердце на снегу», «Лебединая верность», «Свадьба» (Магомаева), «Вечная весна», «Небо моё» (Ободзинского), «От зари до зари» пробуждали в памяти горькие и отчаяние воспоминания. Но певец смог сделать их внебольничными, и все прошлые воспоминания вставали в мягком, успокаивающем свете.
На этом концерте мне запомнилась одна старушка с кремовым пучком и в черном платье. Она весьма легко взошла по лестнице и преподнесла артисту одну чайную розу. Евгений с благодарностью принял и помог ей спуститься со сцены. Это мне поведало о нем, как о человеке больше, нежели самые откровенные интервью. Аплодисменты и крики «браво» слышались почти после каждой песни, но даже в этих восклицаниях звучала учтивость.
Я сильно растерялась, услышав название следующей песни. Следующая песня ему понравилась точным и безыскусным признанием. А в моей памяти звучали скрежещущие синтезаторы, ударные и постоянное форте – громко и крик. Я не понимала, что такого чуткого артиста тронуло в этой восторженно - рыдающей песне? Заиграл оркестр, и я услышала широту мелодии. Затем вступил Евгений тихо, без лести, без одержимости, с раскрытым сердцем признался «Я люблю тебя до слёз», что сразу подступили слёзы, и понесло куда-то ввысь. Пахнуло Рождеством, звенящей тишиной. Впервые за много лет мне стало ясно, о чем эта песня, вернее стихи к ней. То, когда душа одного человека растворяется в сиянии души другого человека, и вокруг всё ясно и безмятежно, когда человек обращается в благоговейную любовь и частичку чего-то Небесного. Мне кажется, что эта песня звучала бы более проникновенно, да простит композитор, если ослабить, приглушить фон синтезатора и ударных. И при этом, по моему впечатлению артист сотворил чудо: он обратил раздольную, радостную песню в серьёзный романс-признание, и он создал уютную, защищенную атмосферу романса, когда слова обретают глубокий смысл.
И ещё меня укутал светлыми, тихими грёзами – воспоминаниями романс «Опять метель». В наше бурное и шумное время большинство людей, особенно молодых, смутно представляют, что такое одиночество. Они не ведают, чем сладостно уединение, когда ты сам можешь вернуться в свое прошлое. Возвратиться душой в тот день или в тот час, или же в те минуты, когда мы бываем близки и отрыты с родными, любимыми людьми и понимаем что-то важное с полуслова, с полувзгляда, и когда целый мир и вечность вмещается в то маленькое пространство, где одни вы. Романс для меня не знакомый, но с первой строфы артист смог сделать его родным, может своим. В те минуты мне чуть-чуть мешал оркестр: в его многозвучии тонули еле уловимые полуинтонации, перемена настроенья, сомнения, душевные порывы. Романс - это очень тихий голос души. Фортепиано ли, скрипка ли, гитара ли, или все вместе - как мягкий, предвечерний воздух, вторящий этому, едва уловимому, голосу.
Сейчас, вспоминая концерт Евгения, почтительность его движений, строй его речи, интонации, жесты, душа тихонько радуется: я узнавала в нем черты знакомых родителей, которые приезжали к нам в гости из Петербурга. Он что-то пояснял о той или другой песне, и она обретала ясный смысл, становясь почти что родной. Это произошло и с дивным романсом В. Лебедева, В.Балдина «Расскажи мне сказку». Пока артист говорил о нем, это произведение лично для меня стало своим. В первые секунды, когда артист запел, возникло ощущение, будто тебя объяли, окутали лёгкие, прозрачные и теплые воздУхи, и из них возникают места, уголки, где тебе было приятно, образы, дорогие сердцу твоему, ситуации, в которых ты была по-своему счастлива. Светлая печаль без боли и без слёз. Я только слышала безграничный, бесстрастный голос, и впервые за десять месяцев в моей душе воцарилось умиротворение. Впервые за весь вечер возникло ощущение душевного разговора. Огромный оркестр артист превратил в широкий плащ.
На прощанье, когда многие зрители уже проходили к дверям. Певец подошел к микрофону и тихо объявил, что на прощанье хочет спеть один из любимых своих романсов «Гори, гори, моя звезда». Любимый романс отца… И невольно огненная боль опалила душу, и взмолилась: «Господи, только не расплакаться». Зал был освещен, люди стояли в трех шагах от меня. Зазвучал романс, и я почувствовала надежные и оберегающие руки, в которых вся скорбь сходила, обнявшие меня со спины… и отдохновений взгляд, когда отец понимал, принимал и разделял мои чувства. И в эти минуты мне было и хорошо, и тоскливо, и волнительно за Евгения.
После концерта, дома, пока я не заснула, было ощущение благословения отцом моего выбора. За всю нашу с ним жизнь, отец редко кого из певцов привечал. Остается только ждать вечера романсов этого светозарного певца.
13-го октября 2017 г.
|
