— Когда в отряде появилось оружие?

— Под Нижней Ольховой у нас оружия как такового не было. Было 2 охотничьих дробовика, а также палки и дубинки. Потом ездили договариваться насчет оружия к пограничникам, в СБУ. В ночь на 1 мая мы переехали из-под Нижней Ольховой под Свердловск, на новую базу. Где-то 2 мая наш командир Александр Костин провел с нами беседу, мол, если это день не удастся, то толку от нас уже не будет. Ночью поехали в одно место, получили там оружие, вернулись обратно. Старенькие автоматы АКС-74 были сильно «бэ-у», 80-х годов выпуска, убитые в хлам. Но стрелять стреляли и то хорошо. Где-то через недельку появились и гранатометы. Нам много раз говорили, что придет то, то, это, но так ничего и не пришло. Ходили слухи, что многие посылки перехватывал Козицын в Антраците.

— Действия отряда после получения оружия?

— Где-то до 22 мая мы находились в лагере под Свердловском примерно в 1 км от границы с Россией. Похоже, что мы тогда были занозой в причинном месте у украинских погранцов, потому что один раз нас даже из минометов обстреляли.

— В этом лагере вы занимались боевой подготовкой?

— Да. Я сейчас понимаю, что от той подготовки толку было немного, но хоть как-то людей заняли, показали минимальные азы. За все время нахождения там мы один раз выпустили каждый по 5 патронов и все.
В районе 9-го числа наши захватили приемо-передающий центр «пэвэошников» в районе Свердловска. Взяли там 5 автоматов АК-74 еще старых образцов, еще «деревяшки». Ну еще несколько магазинов к ним. С боеприпасами были большие проблемы. Помню, если на занятиях кто-то находил патрон от предыдущих занимающихся, потерявших его при зарядке/разрядке, то очень этому радовался: «Оооо! Патрон!!!» Гранат тогда вообще не было.
И только в 10-х числах уже стало появляться оружие, боеприпасы. У меня тогда забрали автомат и дали «граник» — РПГ-7.

— Стрелять из него научили?

— Только азы: заряжание, прицеливание, спуск. И то учил человек, который сам не служил, не был гранатометчиком, но пару раз с него стрелял в Осетии. В общем, учились друг у друга, никаких инструкторов у нас не было. Если не считать мужика из Днепропетровска, который занимался восточными единоборствами, был тренером, и стал у нас инструктором по рукопашке. Но за месяц той же рукопашкой не овладеешь, даже если каждый день тренироваться.

— Медицинская подготовка проводилась?

— К несчастью, медицинская подготовка как таковая не велась вообще. Это было печально. Потом только кое-что по минимуму было.

— Россиян в отряде в ту пору много было?

— 2 или 3 человека из 200. Основная масса добровольцев стала приезжать позднее, когда уже велись активные боевые действия. Под Лисичанском было по моим прикидкам может 10-20% россиян, а из командиров вообще никого.

— Когда стало понятно, что придется реально воевать, что предстоят бои с украинскими солдатами?

— Где-то в мае. После событий в Одессе, после обстрелов Славянска.

— Расскажите о бое у Рубежного.

— 2-й взвод и небольшая часть нашего 3-го взвода были закинуты на Лисичанск, готовить место для переезда всего нашего, так сказать, батальона. 22 мая, утром, нам пришло сообщение, что там ведется бой. Собрались, построились, загрузились, поехали. Ехали долго и прибыли часам к 10-11, когда там уже было затишье. Затем мы съездили на базу на стекольный завод «Пролетарий». Потом нас снова вызвали на позиции. После переговоров началась очередная стадия баталии.
Тогда многое случилось в первый раз. Мы шли к мосту, двигались перебежками, через «зеленку» пробирались и нас немножко обстреляли из минометов. «82-я» [мина] попала метрах в 20 от нас, за забором, но все равно ощущения получили. Затем мы заняли позиции у моста, которые, как я понял, были выкопаны еще утром. Там еще была пара бетонных плит, привезенных ранее.

— На фотографиях с места событий запечатлены несколько единиц уничтоженной техники. Вы можете рассказать о том, как они были уничтожены?

— К тому моменту, как мы заняли позиции у моста, была уничтожена, как я понимаю, 1 БМП. Утром там шла одна «укровская» «бээмпэшка» «вторая» [БМП-2. – прим.] с отделением пехоты. Проводили то ли разведку боем, то ли просто хотели внагляк пройти. Как я понял, остановили ее чуть ли не в стиле «остановка танка во Вторую мировую». Там электровзводная цепь на самопальный фугас была то ли перебита, то ли что-то еще там, поэтому ей кинули вручную взрывпакет под гусеницу. Про это я слышал, но сам видеть не видел.
После того, как мы заняли позиции, где-то через полчаса все стали переходить на ту сторону реки, и там началась основная часть боя. На той стороне речки, в сторону Рубежного, возле ж/д вокзала. Тогда были уничтожены еще 2 БМП и были захвачены 3.
Лично я не принимал участия в том бою, потому что в самом начале туда ушел наш командир взвода, не оставив нам никаких указаний. В результате все это время мы просидели в окопах у моста.

— То есть даже стрелять не пришлось?

— Пришлось. Тогда я впервые на себе прочувствовал действие авиации. Это самое страшное, что может быть на войне вообще. Точно не скажу, что там было, не помню уже: то ли Су-27, то ли МиГ-29. Что-то из этого… Они не стреляли, не бомбили нас, просто разворачивались прямо над нами, над деревьями. Ощущения были не из приятных.
Потом пришел еще и Ми-24, «Крокодил». Вот его мы и обстреливали из 10 автоматов, 2 РПК и 1 СВД. У меня тогда на вооружении имелись ПМ [пистолет Макарова. – прим.] и РПГ. Я хотел вылезти на бруствер и стрельнуть из последнего, но так и не стрельнул. Очень жалею об этом.

— Вертолет был достаточно близко?

— Расстояние где-то «сотка» [100 метров. – прим.], шел он прямо по течению реки, высота была где-то 70 метров. Шанс был неплохой. Наши вроде бы попали ему в район движка, вроде дым шел. Ходили слухи, что в болото упал, но реального подтверждения у меня нет.

— Что стало с тремя трофейными БМП?

— Две достались «Призраку», одна – казакам.

— Потери в том бою у вас были?

— Именно в нашем отряде их не было. Там же сражалась сборная солянка: казаки с Антрацита, Лисичанска, Северодонецка и Стаханова. У «стахановцев» были некоторые потери.
После боя мы выдвинулись в Лисичанск на стекольный завод. Занимались там полной фигней, конечно: там на дежурство выедем, там выедем. Ездили в Славянск за грузами, сами возили им ту же горючку. Наша разведка с артиллерией обрабатывали Краснянский блокпост.

— У «Призрака» тогда уже артиллерия была?

— Ну как артиллерия: «82-е» минометы. На тот момент вроде даже всего одна штука.

— Минометы трофейные или «военторга»?

— Скорее всего трофейные. Нам много чего обещали привозить, но везли только гуманитарку, а оружия почти не было.

— Проблемы с продовольствием были? Все-таки непросто прокормить большую массу людей без централизованного снабжения.

— С питанием было все отлично. Были полевые кухни, набранный персонал из местного населения. Не скажу, что что-то особенное, но по питанию претензий не было. Сухпайки видели в мае один раз, когда ездили в Сватово.

— В Лисичанске долго находились?

— Да, достаточно долго. Скоординировали действия с подразделениями в Северске, а общую координацию осуществлял Стрелков. В районе 23-24 мая принимал участие в захвате горисполкома в Лисичанске. Я тогда подсаживал человека, который полез на крышу и сорвал украинский флаг. Без моего участия прошел бой других взводов на блокпосту на выезде из Ямполя в Северск. Там была захвачена БМД-1, но с ней очень долго возились, чтобы ее в «чувство» привести. Также мы участвовали в захвате Северодонецкого аэродрома, несли на нем дежурство повзводно где-то 2-3 суток. Еще участвовали в разоружении вроде «эмчээсной» части в Лоскутовке. Захватили там пару «эрхэбэзэшных» БРДМ складского хранения, кучу взрывчатки. На БРДМ даже пулеметов не было, мы потом на них с «бээмпэшки» ПКТ ставили.

— Кстати, какой техникой пользовались для переброски личного состава в то время?

— В Лисичанск приехали на автобусе. Потом появились грузовички типа «Камаза», 2 БРДМ. После боя у моста под Рубежным появилась БМП, вторую захваченную тогда же разобрали на запчасти. Она была с нормально работающей «тридцаткой» [30-мм пушка 2А42. – прим.], с установкой ПТУР. Числилась как раз в нашем взводе, командиром ее стал мой командир отделения – Михаил Савчин. Этот человек потом погиб под Санжаровкой, уже будучи танкистом. Потом взяли «бээмдэшку», которую долго ремонтировали и столь же долго не могли на нее найти нормальный экипаж. Вот, в принципе, и все.
В начале июня я попал на блокпост между Северском и Ямполем, который находился на дороге после Закотного, ближе к Северску [посмотреть местоположение можно по этой ссылке]. На вторые сутки нахождения там наши, получив информацию от местных жителей, что недалеко от поселка есть «укровские» части, пошли посмотреть. Мне опять не повезло, меня не взяли. Они уничтожили 2 «бэтээра» со «Шмелей», немного личного состава и отошли на блокпост. На следующий день нас начали обстреливать. Почти целый день били минометы, разок ударил «Град». Но «Град» вдарил с недолетом где-то в километр, поэтому тяжело сказать, что им нас обстреливали. И 2 раза ударила авиация: раз утром и раз днем. Во время дневного налета прикомандированные к нам зенитчики, у которых был «Утес» на зенитном лафете, зацепили одного, вроде бы самолет упал. Но бомбили летчики плохо, например, одна из ракет упала в 500 метрах от нас. Они тогда уже боялись, знали, что где-то есть ПЗРК, поэтому перед заходом и сразу после него отстреливали тепловые ловушки.

— У вас тогда ПЗРК были?

— Нет только вот эти прикомандированные зенитчики на 2 машинах с ЗУ-12.7.
Всего нас там было с пехотный взвод. Из существенного вооружения имелись: АГС, 3 РПГ-7. На третий день привезли ПТРД, который после взгляда в мои жалобные глаза кота из «Шрека», мне и вручили. Я просто и до войны оружием увлекался, а тут при виде ПТРД 43-го года выпуска глаза реально загорелись.

— Откуда такие раритеты добывали?

— Их из Славянска привозили. А там доставали вероятно с «укропских» складов под Соледаром. В дальнейшем у нас в каждом взводе было по одной единице ПТРС либо ПТРД.

— Эти ружья целенаправленно вводились как средство борьбы с легкой бронетехникой?

— Да, пытались. Конечно, в реальности у них эффективность не слишком большая, но для подавления долговременных огневых точек вполне. Блокпосты из него обстреливали. Морально ведь не сильно приятно выковыривать бронебойно-зажигательные пули из своего укрытия, да и звук выстрела весьма громкий. В общем, от них был морально-психологический эффект. По бронетехнике, конечно, можно было пострелять с близкого расстояния, но мне это делать не доводилось.
К тому времени была уже здравая система подготовки: личный состав старались обучить владению всеми видами оружия, имеющимися в подразделении. Я, например, прошел экспресс-подготовку на применение ПТУР. Но за все время им так и не удалось стрельнуть. Так как меня учили, я еще человек пять потом обучил. Потому что были приколы: приезжаешь на позиции, видишь ПТУР, спрашиваешь, умеет ли с него кто-нибудь стрелять. А в ответ говорят, что не умеют. Из-за этого до сих пор многие говорят, что, мол, вот они не стреляют, втыкаются в землю, вверх летят. Ну так конечно, если оператор не умеет стрелять, то запулит ракету непонятно куда.

— Вы упомянули, что на блокпосту занимал оборону взвод. То есть в то время в «Призраке» уже было разделение на отделения, взвода, роты?

— Как таковых не было только четко обозначенных рот. А так на тот момент в батальоне в Лисичанске было, по-моему, 9 взводов, из которых 4 считались полностью боевыми и участвовали в боевых действиях. Остальные были набраны уже на месте, в Лисичанске. В каждом взводе было 2-3 отделения, в зависимости от укомплектованности взвода.

— Понятно. Вернемся к описанию третьего дня нахождения на позициях между Ямполем и Северском.

— Весь день нас обстреливали, как уже говорил, и к вечеру таки попали. Сразу одной миной были ранены 4 человека и 2 были контужены. Попадание было где-то посередине наших позиций. Мы к тому времени на двух холмах по обеим сторонам дороги отрыли окопы, укрепили их мешками с песком, кое-где плитами накрыли. Не образцы фортификации, конечно, но на тот момент вполне хорошие. Копать тогда не ленились, большая часть уже была обстрелянная, понимавшая, что окоп может реально человеческую жизнь спасти.
Особенно много, кстати, копали под Лисичанском. Нам была поставлена задача на въезде в Лисичанск со стороны Артемовска оборудовать линию обороны. Первая линия окопов была полного профиля, местами с нормально оборудованными перекрытыми щелями, с огневыми щелями. Блиндаж был, правда, только один, но его достроить не успели. Было соединение со второй линией. На ней был основной капонир под БМП, вспомогательные позиции для пулеметов. Третья линия только начинала копаться. Вполне все прилично было даже на нынешний момент. Копали, в основном, экскаватором, где он не мог проехать, то сами, вручную. Огневые точки дорабатывали вручную. Пока рыли, выяснили, что там были еще советские позиции со времен войны. Выкопали парочку снарядов к «семьдесятшестой» пушке на том месте, где блиндаж рыли. Мы потом ходили по «зеленке», видели дальше советские позиции. Вырыли там еще пару мин.

Копали еще перед Спорным [местоположение можно посмотреть по ссылке, однако позиции позднее была доработаны еще и ВСУ]. Было это примерно между 2 и 10 июля. Там был такой человек – «Немец», который позиционировал себя сапером. Потом, столкнувшись с саперным делом, я понял, что не сильно он в нем разбирался, но по строительству укреплений человек был понимающий. Масштаб он, конечно, взял слишком большой для той войны, но все равно получилось неплохо. Под Спорным мы находились до приезда на блокпост под Северск и занимались обустройством на тех позициях. Там были и полноразмерные блиндажи, накрытые бетонными плитами, окопы перекрытые. Было все классно сделано, но в итоге толку от них не было, потому что сама позиция была выбрана неправильно. Танки прямо на них выехали и раскатали все. Там процентов 70% личного состава 2-го взвода «Призрака» было уничтожено. Пара человек в плен попали, остальные с ранеными отступили. Как раз ночью через нас проходили. Но это уже было после наших боев под Северском.
Так вот. После обстрела, когда у нас были раненые, нас сняли с того блокпоста. Один день мы пробыли в Северске.

Северск брали довольно интересно. Нас как раз не было, поэтому я не знаю, как они [ВСУ] взяли холмы со своей стороны. Оттуда они могли простреливать весь город, находящийся в низине между холмами. Мы немного побыли в Северске, а потом выдвинулись из города и заняли позиции на холмах с нашей стороны. Тогда запомнился один эпизод. Я лежу на холме с «пэтээром», смотрю в бинокль. Вижу 2-3 танка, 4 БМП в поле, а за полем, в зеленке еще пару машин. И вот смотришь на танк, а на тебя с из открытого люка смотрит в бинокль командир танка. До него было 2-3 км, поэтому стрелять по нему мне было бесполезно. Я тогда орал командиру взвода: «Дайте ПТУР, дайте ПТУР, я его уе**!», но «птуров» у нас тогда не было на позициях. Они были только на технике: БМП-2 и на шушпанцере «Комбат», сделанном из болотного гусеничного транспортера ХТЗ-10НК, подбитого потом под НПЗ.
[ВСУ] действовали довольно технично: минометным огнем прижали нас, пехота и техника подошли. Потом еще прижали и еще продвижение техники. И вот так вот, накрывая в шахматном порядке, они подошли поближе и начали стрелять из БМП и БТР. Мы не могли ответить минометным огнем, так как наши минометы, обещанные еще утром, так и не подошли, хотя уже был вечер. И тогда наш командир взвода принял решение отступать из Северска. Часть людей см ним уехала на машинах. Часть людей отходила практически до самого Лисичанска пешком. В этой группе был и я. Тогда у меня был с собой автомат, ПТРД, две сумки от противогазов с патронами 14.5 мм к ПТРД, по 20 штук. Как я матерился, когда шел со всем этим 15-20 километров по пересеченке…
Когда отходили, то нам казалось, что за нами следует небольшая группа из, как нам казалось, 2 человек.
Ночью все ближе и ближе к нам взлетали осветительные ракеты. Связи с нашими у нас не было, были только телефоны. Но мы их опасались включать, потому что ходили слухи, мол, могут запеленговать. Я не знаю, было ли у них на тот момент такое оборудование, но когда раз включили телефон, чтобы доложить, то пара «120-х» рядом в поле прилетела. После этого связались только тогда, когда к точке подошли. Среди нас местность немного знал только один человек, ни карты, ни компаса не было, шли по полям ориентируясь на огни НПЗ.
В общем, вышли мы в 7 часов вечера и шли до 4 часов утра. Потом нас забрал в районе начала НПЗ автобус. Я не слабый человек, но тогда бросил ПТРД и сказал: «Если хотите, чтобы я с ним ходил, то возите меня!» Несмотря на мокрые ноги, разодранный «комок», я моментально заснул в автобусе.
Стали базироваться в Лисичанске. Я тогда часто просился дежурить в больнице, в хирургии, куда привозили наших раненых. Потому что медсестры там красивые были.
Потом мы занимали позиции со стороны Артемовска. Дней через 10 начался штурм Лисичанска. На въезде там был блокпост, который держали казаки «Полтинника», а мы были немного выше него на основных позициях. И вот в ночь на… не помню число… июля был впервые очень серьёзно обстрелян Лисичанский НПЗ. Били какие-то крупнокалиберные РСЗО, говорили то ли с Артемовска, то ли с Краматорска. Ночью видели только вспышки, а на утро был постапокалиптичный пейзаж: полнеба было затянуто дымом от горящей нефти.

Пожар на Лисичанском НПЗ
https://youtu.be/vjXjWhdfxxQ
Показать видео

Затем нас перекинули на базу, потом под Волчеяровку. Было это, наверно, в 20-х числах июля. Были там 3-й и 4-й взвода. Вот как раз там через нас выходили люди со 2-го взвода, оборонявшиеся на позициях под Спорным, о которых я уже рассказывал. Потом мы подумали-подумали и решили, что просто так стоять там не стоит – скала, не очень окопаешься, — надо воевать по-умному. Взвод разделился пополам: одна группа заняла позиции в одной «зеленке», другая – в другой. Я был в группе, занявшей позиции со стороны НПЗ. После этого наши прежние позиции были обстреляны из минометов, поэтому решение уйти было правильным. Мы примерно вычислили откуда велась стрельба и хотели этих минометчиков грохнуть. Но это были несбыточные мечты. Когда вышли в поле, посмотрели в бинокль (у нас к тому времени парочка биноклей была), то поняли, что позиция у них на холме хорошо охраняется и подойти даже на дистанцию выстрела «Шмеля» не получится. И тогда мы решили сделать засаду на небольшую колонну, которая обстреливала резервуар: 1 танк, пара БМП и 1 БТР. Не понимаю, зачем они стреляли, может думали, что там сверху сидит кто-то. В общем, при отступлении им досталось. Не знаю, что там точно с потерями, но личный состав с «бэтээра» попаданием МРО в борт был сдут. Еще и со «Шмеля» в другую бронемашину попали. Из РПГ-7 попаданий не было. Вот все это секунд за 20 по ним выстрелили и отошли. Они еще минут 10 постреляли, потом зацепили технику и ушли. В том бою у нас был 1 раненый, но очень легко – царапина на животе. Затем мы отступили в Лисичанск. С той поры до самого выхода из Лисичанска серьезных боестолкновений с участием нашего взвода не было.
Командир батальона Александр Костин имел проблемы с сердцем и перед началом боев за Лисичанск поехал в Питер лечиться. Обещал, что нам придут пушки, танки, куча всего. В общем, держитесь пацаны, держаться осталось недолго. Но продержаться особо было не с чем. Танк, идущий в лобовую, сильно из РПГ не остановишь. Минно-взрывных заграждений у нас тогда не было, имелось всего-то десяток-два ТМ-62. И то ими пользоваться на тот момент человека два всего и умело.
Первой в Алчевск отступила разведка с остальными «приблатненными» — так мы называли командование и их охрану. Побросали они много чего, мы кучу медикаментов разведки тогда выгребли.
Целесообразно ли было удерживать Лисичанск? Мое личное мнение: держать было можно, но тогда очень сильно пострадало бы местное население. Его еще до нашего отступления пару раз обстреливали из РСЗО, а уж если бы мы остались… У них было очень много тяжелой артиллерии, а у нас в «Призраке» только 2 «120-х» миномета. Ни «Градов», ни гаубиц не было. Вроде у лисичанских казаков по слухам был «Град», но на него ракет не было, а на гаубицы снарядов особо не имелось.
Отходили мы в Алчевск, потому что там базировалась часть «Призрака» — «Батальон имени Александра Невского». После перебазирования часть «Призрака», где-то примерно взвод, принимала участие в боях за Первомайск. Я стал числиться в одной из диверсионно-разведывательных групп. Я бы не сказал, что мы в качестве ДРГ что-то там великое сделали, но работа велась, осуществляли засады, в том числе и за линией фронта пару раз были. Например, один раз был уничтожен грузовик с личным составом. Пару раз в районе Дебальцево колонны были уничтожены с пустыми, а может и не пустыми бензовозами. Я тогда уже имел возможность выбирать оружие, поэтому ПТР тихонько лежал в сторонке, брал с собой РПГ-7.

— Как выглядела ваша ДРГ?

— Полный состав где-то 24 человека. Работали конечно не все сразу, чаще группа из 14 человек: 6 двоек и командир группы с заместителем. Из них только 7 неместных. Инструкторов не было, имелась только пара человек с реальным боевым опытом Чечни: они прошли обе кампании. Состав был разномастный: один страйкболист – служил в ВДВ, а потом серьезно увлекся страйкболом; один – геолог из России; один – мелкий бизнесмен, который даже в армии не служил.

— С оружием, с боеприпасами тогда проблемы были?

— Я бы не сказал, что у нас было что-то особенное. На тот же РПГ было пару ящиков гранат и все. Но тогда хоть немного осколочных появилось. Была пара «Шмелей», пара РПГ-18/22. РПГ-26, по-моему, вообще 1 штука была. После Лисичанска оставалась 1 «эмрэошка».
Из 3 РПГ-7 группы оптический прицел был у меня одного, но не было возможности его пристрелять, так как отсутствовал ЗИП.

— В августе 2014 года было ощущение, что украинская армия может разгромить силы ополчения?

— Ощущение после просмотра новостей, конечно, было, но что нам было делать? Бежать, поджав хвосты?! Мы должны были завершить то, что начали делать.
В августе на Южной Ломоватке и Вергулевке стоял гарнизоном казачий батальон «Ермак», составная часть «Призрака».
Часть «Призрака» работала из района Зоринска в направлении Дебальцево и Чернухино, когда там только противник посты начал ставить. Скоординированных действий на тот момент не предпринимали, потому что координация была никакая. Например, была идея захватить блокпост. Договорились с артиллерией, что она в такое-то время его обстреляет. Выдвинулись, почти дошли до установленной точки и увидели, что минометы «120-е» отстрелялись по тому блокпосту вообще в ноль: ни одного попадания. Ну и толку его было штурмовать?! Отошли. Таких эпизодов много было.
Выдвигались много раз на противотанковые засады, но все бестолку. Сидим дня два, ждем, но никого нет. Уходим. Через пару дней они там проходят. Это все ошибки командования, пробелы в разведывательных мероприятиях. Приехала разведка на «бусике» в поселок, поспрашивала у бабушек, где «укры», и уехала. На следующий день этот поселок занимают «укры», а начальник разведки доказывает, что мои, мол, доложили, там никого нет. Много таких ошибок было.
Где-то в августе-сентябре со стороны вспомогательного ствола шахты «Вергелевская» в сторону Вергулевки пытались прорваться «укропы» на 2 танках и 2 БМП. Бойцы «Ермака» тогда подбили одну БМП, ее танк зацепил и утащил, а второй их танк все поля огнем поливал, прикрывал отход. Они тогда прорвались по путепроводу над железной дорогой, поэтому его после подорвали.
Осенью 14-го года помимо разведывательных мероприятий пару раз организовывали так называемые «алкогольные» засады. Слухи были, что они там-то на БТР приезжают за водкой, ждали их.

— Во время первого минского перемирия понимали, что оно ненадолго?

— Конечно. Еще со времен перемирия в Славянске было понятно, что оно служит лишь для перегруппировки сил и средств.

— Так понимаю, что численность бригады за лето-осень 2014 года существенно возросла?

— После перемещения в Алчевск в «Призрак» много людей с города, с других населенных пунктов поприходило. Осенью 14-го года «Призрак» насчитывал в своем составе где-то 1 500–1 700 бойцов. Конечно это не полновесная бригада, но по тутошним меркам бригадой называться мог.

— С оружием к тому времени попроще стало?

— Со стрелковым оружием было уже нормально: то там захватили, то там. По технике, особенно по тяжелой, в принципе, был «ноль». Например, на одной из двух БМП, захваченных под Лисичанском накрылся движок. Трофейная «бээмдэшка» была потеряна под Лисичанском. Она была вкопана под НПЗ и при подходе танков обстреливала их. Наверно, полдня она их держала пока обходить не начали. Потом ее с капонира вытащили, завели, и кое-как она уехала. По дороге к Лисичанску ее покоцали, она вроде дотянула до стекольного завода, и там ее бросили. Одно время был «Град» на базе бензинового «Урала», на который никогда горючки не было, да и БК тоже. Была пара Д-30, которые кое-как работали. Не помню сколько было минометов, вроде не больше двух.

— Чем занимались зимой, до начала боев под Дебальцево?

— В основном, обустраивали позиции. В середине декабря прошлись небольшой группой на ствол шахты «Вергелевская», которую потом занял отряд ДКО. Обследовали ствол, окрестности. Я потом доложил комбригу и начальнику разведки о целесообразности его занятия.

— Тогда это была нейтральная территория?

— Да. Но люди, стоявшие на Ломоватке, говорили, что осенью оттуда украинские снайперы работали. Мы ж почему пошли после выпадения снега туда: чтобы специально посмотреть ходит там кто или нет.

 

twower — От Брянки до Дебальцево. Часть первая
Интервью с ополченцем kyl_tiras