— Слухи были, но когда это будет, где это будет никто не знал. Догадывались примерно, что это будет под Дебальцево, потому что других вариантов особо и не было. Правда, предполагали, что отрезать будут не по линии Логвиново, а по линии Мироновского.
— Штатное расписание в бригаде отсутствовало. Точнее было, но условно и должностей четких не было. «Комода» [командира отделения. – прим.] мне дали ещё под Лисичанском. Было у меня отделение тяжёлого вооружения: СПГ-9, АГС-17, 3 РПГ-7, ПК и ПТРД у меня как у «комода». Под Дебальцево выполнял роли командира подгруппы, заместителя командира группы. Бывала и «автономка», но с малым количеством личного состава: 1-3 двойки.
— Мы, когда стали ДРГ, то могли выбирать себе оружие под задачи. Осенью я обзавелся РПК 7.62, а в конце января к нему появился барабан на 75 патронов, чему я был очень рад.
— Как для Вас началось наступление под Дебальцево?
— В 20-х числах января, я уже не помню точную дату, может и 18-19 число, поступил приказ выдвинуться к Ломоватке. В тот же вечер, часов в 9-10, выдвинулись на НП возле Веселогоровки во взаимодействии с ДРГ «Рязань». Днем я по своей привычке включил сканер на радиостанции и услышал, как казаки Дремова ведут наступление в районе или Калиново, или Троицкое. Слышал, как они заходили в него, как пытались закрепиться в поселке, как вызывали поддержку артиллерии, как пытались корректировать ее, как потом «Градами» по себе же попали. Потом видел, как началось наступление 4-й бригады с нашей стороны: пара танков, БМП с двумя ротами пехоты и почему-то с прицепленными сзади полевыми кухнями пошли через Веселогоровку куда-то в сторону Троицкого-Попасной. Зачем-то поперлись прямо походной колонной на укрепленный пункт. Одну из БМП тогда вроде бы ПТУРом подбили. Меня, кстати, еще командование благодарило, что я подсказал, что это наши танки там пошли, а не противника. Это реально меня добило. Вечером через нас прошел экипаж той подбитой БМП, а затем нас на НП поменяла другая группа.
Через пару дней была поставлена задача по занятию Полевого и Санжаровки, корректировке огня по укрепрайону возле Санжаровки. Но выдвижение было неудачным: на полпути, когда только хотели перейти через перевал, нас обстреляли с одной стороны, а когда мы хотели вернуться по дороге, то еще раз обстреляли еще и с другой. Откатились в кювет, вытащили флаг Новороссии, вздернули его на палке, так как догадывались, что с той стороны [откуда стреляли] были танкисты батальона «Август». И вот так вот, помахивая флагом, группа разведки пошла «мириться» с танкистами. Костин, комбат «Августа», нахраписто пытался нас подчинить себе, но я съехал на том, что мне таких приказов не поступало. Тогда он попросил меня помочь найти пропавшие танки. Оказалось, что часть танков под командованием командира разведки «Чиса» куда-то пропала. Обычный бардак: то нет связи, то связь есть, но не поймут где они, хотя находились в 3 километрах друг от друга. Когда мне комбат «Августа» показывал свое расположение на карте, то тыкнул на позицию в 2 км в сторону «укропов» и где-то в квадрате рядом с реальным расположением. Потом посадили нас в БТР, поехали по следам танков. В один момент командир БТРа начал предложил ехать в совсем другую сторону. В общем, вернулись и я сказал Костину, что пусть сам ищет свои танки, а мне свои задачи выполнять надо. Пошли мы в Полевое. К тому времени, когда пришли туда, танки «Августа» заняли и Полевое, и Санжаровку. Нам поставили иную задачу по занятию одного их домов в начале Санжаровки и разведки оттуда. Ночью к нам пришли разведчики из «Августа» и, помявшись, спросили: «Пацаны, у вас карта есть? Дайте хоть посмотреть, где мы!» Выяснилось, что этот командир отделения подходил к «Чису» с такой просьбой, а тот сказал, что, мол, тебе карта не положена. У меня была с собой карта-генштабовка, «пятисотметровка», распечатанная из интернета, где был обозначен укрепрайон и условное размещение техники на нем. Вот ее показал им, они поблагодарили, мол, наконец-то карту увидели.
— Укрепрайон по результатам собственного наблюдения на карту нанесли?
— Нет. При постановке задачи в штабе мне показали карту, откуда я и перенес данные к себе. Какие-то другие разведчики ранее там вели наблюдение.
Навигация зимой штука, конечно, не особо приятная, но с помощью карты, компаса и опыта лазания здесь же летом работать можно.
— Навигаторов не было?
— Откуда?! Лишь относительно недавно привезли «гарминовский», туристический.
Воот… На следующее утро нам приказали выдвинуться в район Полевого, откуда и забрали. И в тот же день или на следующий состоялась та самая атака танкистов «Августа» на высоту, но я ее не видел.
— Какие задачи перед вашим подразделением были поставлены в дальнейшем?
— Общая задача: окружение украинской группировки и взятие Дебальцево. Задачей «Призрака», насколько мне известно, был заход в Дебальцево со стороны поселка «8-е марта».
— Силы противника были известны?
— Неофициальные сведения: около 16 тысяч человек и куча техники. По нашим оценкам и сведениям, полученным от местных жителей: тысячи 2-3 личного состава, где-то около 100 боевых машин различного типа, 10-20 танков и парочка РСЗО.
В конце января или начале февраля мы получили ряд приказов по действиям в районе Восточного укрепрайона [так ополченцы называли украинский опорный пункт «Копье». – прим.]. Это и доразведка местности, и задача по выводу в заданный район и обеспечению безопасности арткорректировщиков. В основном, мы корректировали нашу и корпусную артиллерию. А корпусные «Грады», поясню для понимания, били с точностью плюс-минус километр. Это был бред, конечно. Наблюдаем в бинокль за тем же Восточным, а там тип в черной куртке лежит на блиндаже, греется на солнышке. Пакет «Градов» ложится в поле в 500-700 метрах от него, а он даже не шевелится.
Но в работе по Восточному укрепрайону была задействована лишь малая часть наших сил. Основная часть работала по «правой штанине» железной дороги в направлении станции Дебальцево.
— Об этом укрепленном пункте Вы имели какие-либо сведения до начала наступления?
— Да, еще осенью по нем постоянно шли доклады. Нам только лишь не было известно какие силы находятся на нем. Разведка «Призрака» начала ходить в этот район в конце января. По предыдущим разведданным местность была заминирована, но в реальности ни одного подрыва не было. Вообще в то время минная обстановка была для нас очень благоприятной.
— Расскажите о первом разведвыходе в тот район.
— Первым делом нашли позиции для наблюдения, затем начали зарисовывать укрепрайон. К сожалению, в ту пору у нас не было нормальной оптики, поэтому уверенно опознать цели мы не могли. У нас был тогда 6-кратный бинокль, с которым сильно не поработаешь. Ходящего человека, конечно, заметить можно, а вот определить тип долговременной огневой точки уже не получится. Вскрыть их можно было только разведкой боем.
— Беспилотники тогда у вас были?
— Нет.
— Может были данные с беспилотников, имеющихся у других подразделений?
— Ничего вообще. Вероятно, в корпусе все эти сведения были, но до нас они не доходили.
— Печально…
— В дальнейшем была куча чуть ли не ежедневных приказов штурмовать этот опорный пункт. Благодаря нашему командованию, эти приказы… Я бы не сказал, что они не выполнялись. Мы просто выходили на корректировку артогня и докладывали, что огневые точки не были подавлены. Что, в принципе, соответствовало действительности. Штурмовать же укрепрайон с неподавленными огневыми точками… Это получилось бы такое же мясо, что и в Новогригоровке, только у нас еще и танков не было.
— Варианты обхода этого опорного пункта рассматривались?
— Так понимаю, что всерьез не рассматривались. Если обходить восточнее, то там уже чернухинские блокпосты были. Заходить западнее было проблематично, потому что там у противника имелась вышка на станции, с которой был хороший обзор местности. Наши ее пытались сбить, в частности, из ПТУР, но все никак не получалось. Вроде бы у нас там 2-3 «трехсотых» было.
— Вы уже упоминали, что одной из задач при работе у Восточного укрепрайона была корректировка огня артиллерии. Можно об этом подробнее?
— Работа с нашими минометчиками и корректировка их огня «убивала» вообще: то пороха отсырели, то еще что-то. Максимум, чего добивались, так это попадания за сутки из 50 мин только плюс-минус половины. Про корпусные «Грады» уже говорил, что били мимо.
Были вообще комедийные случаи. Ночью окна трясутся, «Грады» в 50-70 метрах работают. Утром командир приехавшей ночью батареи приходит в штаб, спрашивает карту и просит, чтобы ему показали, где «укропы»-то. На вопрос: «Куда ж ты тогда стрелял?!», отвечает, мол, куда-то туда.
— Сколько минометов тогда было в «Призраке»?
— По 2-3 «120-х» и «82-х». Не помню точно.
— Что кроме «Градов» имелось на вооружении у корпусной артиллерии?
— Д-30.
— В «Призраке» были профессиональные корректировщики?
— У нас был один человек, армейский артиллерист, но он осенью ушел в батальон «Август». Других столь же профессиональных людей не было. У нас были только минимальные знания: корректировали огонь, в основном, не по «улитке», а просто по прямоугольным координатам или по направлению. Дальномера не было, даже бинокля с сеткой «тысячных».
— Размер группы, выходившей на корректировку?
— В среднем, 6-8 человек. Если шли с 2 корректировщиками, то выделялось на каждого по 2 человека для прикрытия отхода и все.
— Ходили каждый день?
— Да. Выходили как на работу к 6-7 часам и находились на точке до 2 или 4 часов дня.
— Еще раз уточню: по украинскому опорнику все это время били фактически только минометы «Призрака» и корпусная артиллерия?
— Да. Били с точностью «ни о чем». Были, конечно, точные попадания, но это было редко и никакого прямо там сильно видимого ущерба мы не отмечали. Наши заявки корпусной артиллерии выполнялись довольно редко. Например, было пару раз, что мы оставляли заявку, приходили корректировать, ждали полдня, но так поддержки и не было. Я так понял, что Восточный укрепрайон не был приоритетным в задачах корпуса.
— По итогам доразведки Восточного укрепрайона удалось выяснить какие силы его обороняли?
— По нашим примерным подсчетам… Это был, грубо говоря, ротный опорный пункт. По вооружению мы насчитали: СПГ, ПТУР, ЗУ-23-2, танк в туннеле. Этот танк время от времени – 2 или 3 раза – выезжал и стрелял, но не по нам, а вроде бы как раз по «правым штанам». Потом по карте смотрели и понимали, что артиллерией его в туннеле накрыть практически невозможно.
Схема опорного пункта «Копье» (Восточный укрепрайон), нарисованная бывшим командиром взвода 40-го омпб ВСУ (кликните для увеличения)
— Бои до 8 февраля были?
— На моем направлении нет. На «правых штанах» практически каждый день были боестолкновения, потому что там решили больше разведку боем проводить. Не сказал бы, что там как-то особо эффективно кошмарили, но разведку боем проводили неплохо.
В районе «правых штанин» практически с самого начала операции были оборудованы позиции, которые в дальнейшем, где-то к 10-м числам февраля, занял так называемый «сброд» 4-й бригады ЛНР. Это были люди, в основном, только с военкомата, ничему не обученные, в разномастной форме, вечно голодные. Печально было смотреть. Мы их называли «голубые тигры» — по форме, наподобие «омоновской», которую им выдали. В дальнейшем эти «голубые тигры» отжигали в Дебальцево.
— В чем выражался «отжиг»?
— Например, когда на «8-м марта» искали места для наблюдения, то была картина: идет вялая перестрелка на улице, мы перебегаем по одному на другую сторону, занимаем позицию. И тут один из этих «тигров» бежит навстречу со стороны противника, отстреливаясь на ходу из автомата одной рукой, а в другой руке бутылка какого-то напитка. Если я не ошибаюсь, то что-то типа двухлитрового «Буратино».
Возможно, что эта фотография сделана после того самого эпизода с бутылкой «Буратино». С пулеметом РПК — kyl_tiras
Фото предоставлено интервьюируемым
— Расскажите о боестолкновении 8 февраля.
В тот день у командования были очередные глупые планы. Группа №1 — ДРГ Рязань с самим Эдиком – должна была выдвинуться на рубеж у железной дороги и оттуда подойти к позициям противника. Там она должна была подтвердить успех работы артиллерии. Затем, если есть возможность, то зайти в первую линию [линию окопов противника. – прим.], закрепиться и вызвать группу №2. Постараться сделать это скрытно и тихо. При неуспехе огня артиллерии — доложить и отойти.
Группа №2, в которую входил я, должна была ждать на «нуле» [точка сбора в районе Боржиковки. – прим.] отмашки. При получении положительного ответа от группы №1, выдвинуться на рубеж и от него — к закрепившейся группе №1. Далее соединившись с ней должны были начать зачистку Восточного укрепрайона. Шли реально с полной выкладкой: двойной боекомплект, а также одноразовые РПГ, РШГ и РПО. При попадании группы №1 в тяжелое положение: оказать помощь и вытащить их.
Хорошо было на бумаге да забыли про овраги… Начало пошло нормально: группа №1 выдвинулась на рубеж и с него к укрепрайону противника. Но их командир Эдуард остался с парой бойцов на рубеже и вызвал нас. «Рубежом» была траншея под водопровод длиной метров 100-150, уходящая в поле от железной дороги, и прикрытая редкой «зеленкой». К моменту нашего подхода группа №1 еще не подошла к укрепрайону, и мы ожидали их отмашки уже на рубеже с Эдуардом. Который, видимо, так все и планировал: даже каремат с собой взял и сидел на нем, командовал по рации. Даже получив втык от нашего командира продолжил дистанционное управление. Рассредоточились по траншее, ожидали отмашки, ушедшей вперед группы.
Потом на укрепрайоне обнаружили группу №1 и открыли по ней огонь. Группа начала постепенно отходить под огнем «агээса». Было принято решение прикрывать их отход. Я продвинулся вправо и занял позицию на обратном скате железнодорожной насыпи. Тут начался обстрел то ли САУ, то ли с минометов, но далековато от них. Кто стрелял – не знаю. Может и наши, сам бы хотел узнать.
Отходившие наши залегли, а потом продолжили движение. Человека 3-4 из моей группы, а также оставшиеся с «Рязанью», перелезли через скат насыпи и пошли к ним на помощь. Примерно в это время и был пик интенсивности нашего заградительного огня. Я по итогам боя подсчитал, что примерно выпустил 480 патронов из своего РПК. Когда группа №1 начала забираться на скат, интенсивность нашего огня поубавилась немного, и противник перенес свой огонь на нас. Тогда как раз и был момент, когда я слышал, как на меня наводят АГС и корректируют его огонь. Когда все забрались в траншею на «рубеже» и начали рассредоточиваться по ней, вызвали медика. До прибытия медика раненому из группы №1 вроде была оказана первая медицинская помощь.
По прибытию медика и санитаров начался отход. Походу тогда и был приказ на выдвижение группы из отряда ДКО нам на встречу. Быть может они помочь нам пытались, но я до сих пор не могу понять, зачем их вообще направили. При отходе первым несли раненого на носилках, а дальше шли остальные. В принципе, шли почти по учебнику: по одному. Но расстояние между людьми в группе было, на мой взгляд, все же недостаточно большим.
Я уходил в последней части и занял где-то голову тылового охранения. Тут начался артиллерийский обстрел. После первых попаданий залегли, вроде никого не задело, продолжили движение и… на повороте получили. Залег при взрыве, одно из попаданий было метрах в 5 от меня, но защитило дерево. Взрывом его свалило. Через секунд 5 слышу крик одного из нашей группы: «Линзу» зацепило! Помогите!»
Встаю, подбегаю, отстегиваю медицинский пакет. Снимаем разгрузку, начинаю расстегивать горку и понимаю, что там осколочное в область сердца и пульса нет. Большой осколок попал прямо в сердце. Осматриваюсь, начинаю обкалывать и перематывать одного из «рязанских» — оба раненых были из ДРГ «Рязань». Подтягивается еще пара человек, помогают. Обколов раненого и показав, как перевязать, начинаю колоть второго. Потом их стали вытаскивать. Я тащил парня с осколочным ранением стопы. Выходили с ним долго, идти не мог пришлось нести, хоть он и не сильно тяжелый был, но все же… На полпути вернулись наши, тянувшие второго, и помогли. Потом вернулись за убитым «Линзой» и вынесли его…
В группе №1 «200-х» вроде не было, «300-х» — 3 человека. Раненые выжили все. По контузиям не знаю, но вроде тяжелых не было. В моей группе №2 – 1 убит, раненых нет, пара контузий вроде только и простуда у командира, который при отходе в лужу упал.
[Схему боя и описание его хода со стороны ВСУ можно прочесть по ссылке.]
— Вы видели 8 февраля или в любой другой день чьи-либо самолеты в небе?
— Не помню точную дату, но самолет был. Возможно, что Су-24, разведчик. Потому что прилетел-улетел и все. Он не бомбил ничего. Это был единственный раз, когда я видел там авиацию.
— Вы обладаете информацией по боям в районе Новогригоровки 7-9 февраля?
— Нет. Я только слышал, что в том районе идут бои. На самой Новогригоровке я был только 18-19 февраля, наутро после выхода украинских войск. Мы там с Мозговым и съемочной группой «Лайфньюс» были. Тот флаг, что над Новогригоровкой повесили, был моим, я его все Дебальцево с собой в кармане проносил.
Эпизод с водружением флага на 0:56
https://youtu.be/JCVEBTG4_C8?t=56s
Показать видео
— После вылазки 8 февраля какие задачи выполняли?
— Занимались всем тем же самым. В районе 12-13 чисел пару раз ходили уже на «правые штаны», там занимались наблюдением, ждали команду на заход в Дебальцево. Наши, «призраковцы» из ДКО, зашли в город к ночи 13-го. В штабе тогда было совещание, на котором мнения разделились: кто-то говорил, что это ловушка, слишком уж легко запустили, кто-то считал, что надо посылать большие силы, расширять контролируемую территорию. Утром 14-го зашли мы уже. Сомнения штабных были оправданы, так как мы зашли только благодаря туману, который укрыл нас от наблюдателей с вышки на станции. Потом мы уже поняли, что можно было и по полю там ходить, поскольку с Восточного по нам никаких действий не предпринималось. Накатали там дорогу и числа 15-16-го начался заход на захваченный плацдарм основных сил.
— Расскажите подробнее о входе своего подразделения в город.
— Утром 14 февраля, когда туман еще не рассеялся, мы пошли вдоль лесополосы у «правой штанины». Деревья нас прикрывали от той самой вышки наблюдения. Шли на «мягких лапках», местами с переползаниями, потому что был небольшой обстрел, летали осколки. Потом была небольшая перебежка и зашли на окраину поселка «8-е марта». Продвинулись до пункта управления. Там был Аркадьич из ДКО, «Пластун», руководивший ротой 4-й бригады, и кто-то из спецов ЛНР. Там мы получили задачу по корректировке огня по Восточному укрепрайону. Сначала искали позицию на «пятиэтажках», но там еще были мелкие перестрелки. В итоге поднялись на «шестиэтажку» и с окна 4-го этажа наблюдали за частью укрепрайона. Оттуда пытались корректировать огонь, но недолго. Был прилет в 5-й этаж над нами, поэтому мы оттуда очень быстро ретировались. Выдвинулись на пункт сбора к детскому саду «Солнышко», по пути пару раз попали под обстрел. Меня контузило так неплохо, когда выглядывал с заднего выхода из «шестиэтажки». Ну так, терпимо, голова поболела до вечера и все.
На 15 число было объявлено перемирие для вывоза людей. С самого утра ходили по поселку «8-е марта», искали людей. Даже при отсутствии связи с самого Дебальцево приходили люди на эвакуацию. Насильно уезжать не заставляли, при мне парочка людей даже осталась. В «шестиэтажке» много людей пряталось.
«Шестиэтажка» — здание управления станции Дебальцево-Сортировочное
Фото предоставлено интервьюируемым
— Оставшиеся в домах мирные жители как-то обозначали свое присутствие? Например, в Грозном на заборах было принято писать «Здесь живут люди».
— Да, были надписи «Люди», «Здесь живут».
Не помню точно, но вроде 16-го и забирали тела с Фестивального [убитые в ходе боестолкновения ополченцы ЛНР. — прим.]. Об этом бое ничего не знаю, просто знаю, что вывезли 5 трупов с пулевыми ранениями. Почти у всех были следы контрольных выстрелов. Примерно в эти же дни было боестолкновение, когда на позиции у ж/д переезда выехала украинская колонна. Тогда было затрофеено много цифровых радиостанций «Моторола», так предполагаю, что их хватило бы на батальон. Часть были сломанные, часть без антенн, но, в общем, спасибо.
16-го или 17-го я с двумя бойцами ходил на разведку. Прошли вдоль ж/д путей почти до их опорника в Восточном укрепрайоне, потому пересекли все пути и зашли в поселок, название которого не помню [поселок Октябрьский. – прим.]. В поселке оказалась, если не ошибаюсь, разведка 2-й бригады ЛНР. В тот же день через них заходили казаки Козицына, которые пошли на Крест. Они вроде собирались заворачивать на «8-е марта», но не пошли. С тем уровнем координации это могло привести к боестолкновениям со своими же.
17 или 18-го мы заняли позиции на Фестивальном и корректировали огонь по отходящим на Новогригоровку и далее силам противника. Мы тогда заняли вроде «девятиэтажку», где был до этого украинский медпункт, и с нее корректировали. Корпусная артиллерия на наш запрос не ответила, а наши минометы часа 2-3 поработали, а потом у них боезапас кончился. Да и стемнело уже.
Там был интересный случай с захваченными цифровыми радиостанциями «Моторола». Наш корректировщик сидел в штабе с двумя рациями, по трофейной слушал и отмечал позиции, по другой передавал координаты артиллеристам. Они не подозревали, что их слушают, все-таки связь цифровая, поэтому в прямом эфире передавали свои координаты, направление движения, количество.
Потом заняли Новогригоровку и контролировали ее до передачи войскам ДНР. Параллельно вывозили трофейную технику.
— Не помните сколько техники вывезли?
— Ммм… БМП-1 вроде бы 10 штук, БТР – один. «Саушка» «Акация», по-моему, 1 штука. 2 «64-ки». БМП-2 где-то 2 единицы. «72-ка» одна была, но мы ее вытащить не успели, кто-то другой забрал. Пару ЗУ-23-2. Стрелковки почти не было, в основном, тяжелое вооружение побросали.
— Себе что-нибудь взяли?
— Каску итальянскую взял и мелочь всякую, что в нее и в «сбросник» на разгрузке влезла. Например, хорошо укомплектованную аптечку.
— Спасибо украинским волонтерам?
— Да уж, спасибо огромное. Уж с чем-чем, а с нормальными медикаментами, особенно, с «Целоксом», противоожоговыми салфетками напряг у нас был конкретный. Да и обезболивающих уровня налбуфина у нас до этого не было вообще. Да и сейчас, честно говоря, не очень хорошо.
— В то время какая-нибудь штатная аптечка была?
— Был собранный пакет. 2-3 ампулы кровеостанавливающего, антишокового, обезбаливающего, разделенные между собой и смотанные. В коробочке пара шприцов для введения всего этого. Плюс перевязочные средства годов 60-70-х. Были и те же израильские бандажи, но в оочень маленьких количествах.
— Когда обследовали брошенные украинские позиции, собирали трофеи, то не боялись мин-ловушек и тому подобных сюрпризов?
— Основной массе людей было пофиг, так и перлись, а небольшая часть обученных людей вела себя просто осторожно. Это сейчас у нас есть «кошки», чтобы сдернуть, подтянуть, а тогда была просто веревка с карабином.
К счастью, потерь из-за этого не было.
— С силами ДНР в ходе боев пересекались?
— Через «8-е марта» «Оплот» их заходил. Захарченко заезжал и вывозили его там же.
— Можно ли назвать эффективной работу украинской артиллерии?
— Точность огня была в некоторых случаях хорошей, когда велся контрбатарейный огонь. Но это было очень и очень редко. Потому что подавляющее преимущество в артиллерии было у нас.
— Откуда такой вывод?
— Наша артиллерия работала без умолку целыми сутками. Если раньше просыпался от того, что где-то под окном «Град» пакет выпускал, то в ходе операции перестал. Все ходуном ходит, а ты спишь, не обращаешь внимание. А их артиллерия вела, в основном, контрбатарейную стрельбу, работала редко.
— С украинскими беспилотниками под Дебальцево довелось сталкиваться?
— Нет. Как мне кажется, до 50-70% стрелкового БК, снарядов ЗУ-23-2 до лета 15-го года уходило на борьбу с мифическими беспилотниками. Потому что стреляли по мигающим огням спутников. Я сколько не говорил, что никакой дурак мигающие огни на беспилотник ставить не будет, но мне никто не верил. Тоже самое и с другой стороны. Иногда наши и их трассера перекрещивались на одном и том же спутнике.
А так [за все время] днем видел пару раз их беспилотники. Вероятно, это были еще советские БПЛА, тяжеленные такие. Шел над деревьями метрах в 50, можно было даже разглядеть оптику на нем. С «квадриками» [квадрокоптерами. — прим.] пару раз сталкивался.
Ни разу не видел, чтобы их сбивали.