Попытки российского Минфина занять денег на Западе, пока что не увенчавшиеся особым успехом, вызывают как минимум один вопрос: зачем вообще нам понадобилось выпускать евробонды (облигации, номинированные в валюте, отличной от валюты страны-эмитента; например, российские евробонды могут продаваться за доллары или евро. — РП). Существует множество других источников пополнения бюджета в условиях низких цен на черное золото. Невнятные объяснения Минфина — что, мол, они это делают даже не для покрытия дефицита, а для того, чтобы «продемонстрировать флаг» — наводят на мысль, что они просто чего-то недоговаривают.

Единственное, что можно предположить, — это была попытка протестировать Запад на предмет того, насколько он готов пойти на попятную в плане санкций. В таком случае этот тест показал следующее: что Запад — несмотря на то что там существует несколько различных групп интересов, которые перетягивают канат то в одну, то в другую сторону, — имеет достаточно жестко выстроенную вертикаль власти и жесткую дисциплину. Когда европейским и американским банкам пришло предложение от российского правительства разместить наши облигации, они отказались, хотя размещение ценных бумаг государственного займа принесло бы им нехилые барыши. Это один из самых прибыльных видов бизнеса для любого банка: во-первых, он получает доход в виде комиссии за размещение, а во-вторых, может покупать эти евробонды сам у себя — разумеется, с определенным дисконтом.

Поначалу некоторые банки даже дали предварительное согласие (помню, среди них был Goldman Sachs), но потом внезапно изменили свое решение. Очевидно, что они не рискнули ослушаться команд, исходящих из Вашингтона — а вернее, от Федеральной резервной системы, или от хозяев денег, как я их называю.

Можно сказать, что наш Минфин — хотел он того или нет — протестировал, насколько хорошо работает эта вертикаль власти в финансовом мире. И она работает. Нарушать установленную дисциплину побаиваются даже китайские банки: насколько я помню, они также получили предложения размещать наши евробонды и также ответили отказом.

Много ли мы от этого потеряли? Конечно, нет. 3 млрд долларов, которые Минфин рассчитывал занять на внешнем рынке с помощью евробондов, — сумма не столь уж и значительная для российского бюджета, сверстанного с дефицитом на уровне около 30 млрд долларов. Особенно если вспомнить, какими деньгами мы иногда разбрасываемся, прощая долги другим государствам. Последний пример — списание долга Узбекистану. Мы постоянно кому-то что-то списываем и прощаем. Безусловно, это надо делать, но это не должно превращаться в банальные денежные переводы — мы должны понимать, что мы получаем взамен. Скажем, на Западе есть практика, когда за списание долга кредитор получает часть активов должника. В нашем же случае информации об условиях списания никогда нет — такое ощущение, что просто простили, и все. Два года назад мы списали Кубе долгов на те же 30 млрд долларов.

Деньги у нас часто швыряют направо и налево, и на примере с заимствованиями это видно лучше всего. Взять хотя бы тот факт, что мы сами кредитуем Запад, вкладывая в американские и европейские ценные бумаги свои резервы. А они у нас большие, и мы могли бы пользоваться ими с большой пользой для себя. Условно они делятся на две части: собственные резервы Центробанка (по закону, они могут использоваться исключительно для поддержания курса рубля) и те резервы, которые находятся под управлением Минфина — наши суверенные фонды. Вот их-то мы и можем использовать для удовлетворения своих потребностей — от погашения долгов до закупки импортных товаров. Тем не менее, большая часть этих денег вложена в долговые обязательства и валюту и внутри страны никак не используется. Хотелось бы спросить у нашего Центрального банка: зачем ему такой объем международных резервов при таком крошечном внешнем долге? И зачем давать Западу в долг, чтобы потом перезанимать у него обратно?

Правда в том, что если бы международные рейтинговые агентства нормально подходили к оценке макроэкономических показателей, то с нашим текущим соотношением внешнего долга к резервам у России был бы кредитный рейтинг AAA [присваивается заемщикам с наивысшим уровнем кредитоспособности и минимальным риском невозврата. — РП]. Но наши рейтинги, как мы знаем, «мусорные». Потому что макроэкономика тут уже ни при чем, это уже чистая политика.

Валентин Катасонов