Страсти после неожиданного для многих гаванского демарша патриарха Кирилла продолжают кипеть. «Ревнительские» конференции, «непоминающие» клирики, глубокий и не очень богословский анализ. С другой стороны – публичная и кулуарная активность официоза и его информационной обслуги, альтернативные конференции, закулисные интриги, игры кураторов. Словом, как говаривал один батюшка, «Византия-с…» Будучи, с одной стороны, всерьез вовлечены в данный процесс, попробуем взглянуть на ситуацию со стороны несколько неожиданной.
Ибо главный вопрос все же не сводится к богословию, политике и даже к ее международному аспекту, хотя все это, бесспорно, очень важно. Главный вопрос – это, как ни крути, личность «шефа». В свое время спрашивали: «Who is mister Putin?» Так и сегодня стоит, наконец, спросить: «Who is patriarch Kirill?»
Когда ревнители говорят, что он либерал и экуменист, который хорошо замаскировал свой экуменизм консервативной риторикой, они мыслят в русле строго классической логики. В ней, в этой логике, почти одновременное прославление убежденного врага экуменизма архиепископа Серафима (Соболева), славословия в адрес святителя Марка Эфесского и экуменическо-дипломатические поцелуи с лидером еретиков-папистов не совместимы никак. А раз в реальности они все-таки совмещаются, значит, мы имеем дело с сознательным лицемерием. Нельзя же предположить психическое нездоровье «шефа»…
Но ведь в той же логике, по сути, мыслят и апологеты патриарха из числа официальных патриотов, патриотов официоза. Вы, говорят они своим оппонентам, глупые, упертые, прямолинейные люди, вы игры не понимаете. Наш патриарх – он такой мудрый, такой воитель за Россию, за святое Православие! Не случайно он так почитает святого Александра Невского. Тот ведь тоже ездил в Орду и кланялся. А потом взял, да псов-рыцарей дважды и разгромил. Он был мудрый политик, не чета вам, дуракам!.. Наш патриарх, он такой же мудрый, он с Путиным договорился. (В квазимонархической логике наших «благомыслов» Путин, как «царь» – это вообще реальный наместник Бога на земле, и договориться с ним – все равно что получить божественную санкцию). А вы только воду мутите…
Обе эти позиции, при радикальной несовместимости идеологического вектора и трактовки реальности, почти идентичны структурно, организованы внутри себя практически одинаково. Просто там, где в одном случае минус, в другом плюс и наоборот. Обе основаны на классической модели реальности, где априори предполагается наличие абсолюта и иерархии ценностей. Философы называют эту модель стержневой, где в культуре присутствует стержень, единый смысл, на который нанизывается все остальное.
Но применима ли эта модель для адекватного понимания феномена под названием «патриарх Кирилл?» То есть, на наш взгляд, она, конечно, необходима для его адекватной оценки, но в данном случае речь о другом. Прежде чем оценивать какое-либо явление, необходимо его понять и понять адекватно. А это можно сделать только в том случае, если мы станем рассматривать данное явление в его собственной логике. С точки зрения анализа, мы ничего не достигнем, если попытаемся описывать и анализировать античную языческую культуру или буддизм в терминах христианства.
Скажем сразу, мы решительно не согласны с теми, кто утверждает, что наш патриарх ни во что не верит и совсем не обладает мировоззренческой цельностью. Какая-то внутренняя цельность в нем, безусловно, есть, и основа ее – несомненно, экуменизм. Но ведь сам по себе экуменизм мировоззрение скорее плюральное; в нем самом та цельность, о которой говорит христианская классика, подвержена тотальной релятивизации. Это накладывает на мировоззрение нашего патриарха ту неповторимую двойственность, которая так раздражает ревнителей и которую они не могут и не хотят постичь в ее собственной специфике. Однако сейчас мы ведем речь даже и не об этом. Наш предмет – больше внутренняя организация сознания интересующего нас субъекта, нежели его реальное содержание, устройство матрицы, а не ее наполнение.
Верил ли патриарх в то, что он делает и говорит, когда прославляет Серафима Соболева, затем едет встречаться с папой, подписывает с ним двусмысленный экуменический документ, а вернувшись, в проповеди славословит св. Марка Эфесского? А почему бы нет? Невозможно? Это смотря для кого. Если бы Григорию VII или Пию X сказали, что папа Римский когда-нибудь будет омывать ноги трансвеститам и оправдывать геев, те сочли бы это оскорблением или, что скорее всего, явным признаком безумия говорящего. А нынешний моет и не брезгует. Другая эпоха, иная цивилизация, радикально отличные принципы. «Какое время на дворе, таков мессия».
Классическая логика полемистов по теме «Встреча в Гаване: “pro” и “contra”», как представляется, находится в решительном несоответствии с предметом спора: осуждая или защищая патриарха Кирилла и его команду, обе стороны (церковный официоз мы здесь в рассмотрение не берем) говорят больше о своем, о сокровенном, не вполне понимая логику самого обсуждаемого субъекта. Субъект же этот есть характернейшее порождение своей среды и своей эпохи; для него «вера» и «абсолют» – находятся в разных ячейках матрицы его сознания.
Пора, наконец, проговорить вслух то ключевое слово, о котором наверняка уже догадались наиболее проницательные из читателей: постмодерн. Люди классики полагают, что раз человек патриарх, то он должен во всяком случае верить во что-то одно, причем абсолютное. А если он верит, но всякий раз немножко иначе? И в то, что Марк Эфесский великий святой, и в то, что архиеп. Серафим Соболев величайший воитель за правое дело, ну а Александр Невский – вообще наше все. Однако его сознание так устроено, что ему самому ниоткуда не видно, почему это все никак не сочетаемо с экуменическими посиделками и «обнималками» с папой. Что значит еретик? Они же тоже, понимаешь, христиане… Вы можете сколько угодно «лечить» его своей догматикой и святыми отцами, приводить железные богословские аргументы. Он всегда сумеет вовремя включить нужный режим сознания и устами свои присных, а также услужливых «добровольцев» станет убеждать вас, что «обнималки» – это и есть истинное христианство и продолжение дела Марка Эфесского и что когда он этого папу целует и по-братски пожимает руку, благословляющую бразильский карнавал с геями и лесбиянками и омывающую трансвеститов, то борется за Христову истину. Вы хотите единого стержневого смысла, простоты веры, оправданной сложностью святоотеческой догматики. А перед вами иная «сложность», псевдосложность симулякра, который по природе своей есть продукт постмодерна. Дело не в том, что у него другие ценности и другая вера (хотя не все так просто, отчасти и в этом тоже), но все же главным и решающим образом в том, что сознание того, с кем вы боретесь, кому противостоите, организовано иначе, имеет принципиально иное устроение. Там по-другому устроена сама матрица, а ревнители и их «патриотические» оппоненты зациклены на вере и ценностях.
Для вас прославлять Серафима Соболева, славословить Марка Эфесского, а в промежутке подписывать с папой экуменический документ – либо шизофрения, либо измена и лицемерие, либо (с другой стороны спорящих) – мудрая и тонкая политика, которой нам не понять, но цель которой – все равно защита веры и Отечества, а для него это вполне естественно без всяких политических тонкостей и хитростей. Вы – римляне, а он «византиец». Квазивизантиец, конечно. Вы ищете абсолютного смысла и ясности, а перед вами – «ризома». Таким образом, гипотеза (именно гипотеза, а не однозначное утверждение!) наша заключается в том, что «ревнители» в данном случае совершают типично интеллигентскую ошибку, перенося стереотипы собственного сознания на сознание чужое.
Вся сложность в том, что продуктами постмодерна отнюдь не рождаются. Ими становятся с течением времени. Так и наш патриарх в этом смысле отнюдь не прост. Его очарованность Римом, унаследованная им от своего учителя митрополита Никодима, вполне искренняя и довлеет над всем остальным. Но и неприязнь к «Евросодому» (в реальности, как известно, неотделимому от Рима) не менее искренняя. Отсюда постоянные отсылки к российской православной традиционности. И во всем этом – он очень архаичен, как человек зрелого модерна, цепляющийся за идеалы юности в условиях постмодернистского разложения! Архаичен не менее своих критиков и «патриотических» защитников. Величие Рима, площадь в Ватикане с многочисленной толпой молящихся, меч святого Петра. И словно бы невдомек, что «Рим» современный (то есть главный центр мировой власти) давно уже в совсем другом месте, далеко за океаном, что большая часть «молящихся» воспитана в духе последовательной толерантности к пресловутому «евросодому», с детства смотрит жесткое порно, оттягивается в увеселительных заведениях, что в массовом порядке открываются в помещениях бывших храмов, и читает комиксы вместо святых отцов, а папа-клоун, папа Франциск держит в руках вовсе не меч, этот символ высшей власти, о коей мечтает наш патриарх, а в лучшем случае тряпку и мыло для омовения ног сексуальных извращенцев…
Впрочем, если посмотреть на дело трезвомысленно, то у нашего патриарха есть хоть какая-то остаточная искренность и традиционность. А за его спиной маячат уже полные «органчики», в которых чувственное и интеллектуальное живут вполне параллельной жизнью, а какой-либо духовностью не пахнет вовсе. Надо доказать, что паписты еретики. Так, подбираем цитаты… – Виноват, установка изменилась. Теперь надо доказать, что паписты – не еретики. – Ага, понятно, подбираем другие цитаты… – Молодец, а теперь надо доказать, что настоящие еретики, а заодно и раскольники – те, кто ревностно стоит за веру. – Ну, ясно, кто тут у нас за цитатки-то ответственный? А в промежутке между сими благочестивыми занятиями можно и музычку подсочинить. Что значит Консерваторию не закончил? Что значит эклектика? Что значит серьезные музыкальные критики и композиторы потихоньку посмеиваются? Это они пусть на кухне у себя посмеиваются. А мы миссионеры, мы для народа работаем. Пипл хавает, значит, мы ведем…
Сама реальность ожесточенно сопротивляется серьезному к ней отношению, представляя собой пока еще сложную, но стремительно упрощающуюся (и упрощаемую!) материю, что неумолимо распадается под руками политтехнологов. И за этой постмодернистской реальностью распадающегося мира, неумолимо сползающего к очистительной глобальной катастрофе, к Большой Войне, проступает последняя подлинность, грозная реальность Божественного присутствия, что неизбежно расставит все точки над «i» в несущейся к своему закономерному концу мировой драме.
Экуменизм, за чьей лукавой и двусмысленной личиной всегда маячит столь любимая «конструктивным» масонством идея якобы неизбежного в конце времен «апокатастасиса», всеобщего спасения, пытается выстроить «мир и утверждение», «новое и прекрасное» мироустройство. Политологам хорошо известно нынешнее наименование этого проекта – глобализация. Но за всем этим миротворчеством, декларациями о примирении всех со всеми неизбежно, по слову Писания, воспоследствует «пагуба», то есть сотворенная руками самих людей глобальная катастрофа, что обозначит начало непосредственного конца этого земного мiра. Тогда-то и обнажится, выявится подлинная цена, настоящий вес сокровенного «я», ноуменального ядра каждого, что сохраняется под всеми напластованиями личных грехов, всевозможных пристрастий и заблуждений.
Последняя подлинность, последняя правда об истории и мiре – отнюдь не очередной «изм» и не «мирное сосуществование» разных «измов». В ней сгорает всякая ложь и отделение от правды Божией. Гибель «мiра» (о котором опять же Писание говорит, что любовь к нему несовместима с любовью к Богу) есть воскресение Большого Смысла, забытого людьми в угаре земного устроения жизни без Бога. И когда этот Смысл воскреснет – все снова станет серьезно и «классично» – но уже без тех, кто, обуянный гордыней, вознамерился переустроить и улучшить богосотворенный мiр «от ветра головы своея».
