Уже в начале 1918г. большевики издали т.н. «Декрет о свободе совести», тотчас получивший в народе название «Свободы от совести». Суть этого документа сводилась к фактическому лишению Церкви её имущества, объявленного государственной собственностью. Монастыри и церкви закрывались и приспосабливались под иные цели, религия изгонялась из школ. Воинствующий атеизм стал официальной государственной политикой. «Доселе Русь была святой, а теперь хотят сделать её поганою», - откликнулся на это Собор. Во всех церквях читалось послание Святейшего с анафемой большевикам:
«Опомнитесь, безумцы, прекратите ваши кровавые расправы. Ведь то, что творите вы, не только жестокое дело, это – поистине дело сатанинское, за которое подлежите вы огню гееннскому в жизни будущей – загробной и страшному проклятию потомства в жизни настоящей – земной.
Властию, данною Нам от Бога, запрещаем вам приступать к Тайнам Христовым, анафематствуем вас, если только вы носите еще имена христианские и хотя по рождению своему принадлежите к Церкви Православной. Заклинаем и всех вас, верных чад Православной Церкви Христовой, не вступать с таковыми извергами рода человеческого в какие-либо общения...»
По всей России прошли многотысячные крестные ходы. В ряде городов безоружных богомольцев расстреливали из пулемётов. Верующие подвергались арестам. Но вера была сильнее страха. И, преодолевая его, холодным февральским утром 18-го года сотни тысяч москвичей с иконами и хоругвями пришли к Кремлю, где на Лобном месте Патриарх отслужил молебен.
Столь же внушительной силой выступили верующие в мае того же года. Первого мая, пришедшегося на Великую Среду, большевики звали народ на праздничную демонстрацию, соблазняя невиданными зрелищами: фейерверками, прожекторами… Кремль едва ли не весь закутали в красную материю. Всемерно готовилась «иудина пасха». Между тем, по городу распространялась листовка с проповедью настоятеля храма Воскресения Христова в Сокольничьей слободе отца Иоанна Кедрова. «Будет и так много на нас греха! – говорилось в ней. - И так не знаешь, где найти отрады и покоя. Неужели ещё мало нам ужасов современной жизни, неужели мы хотим сознательно идти против Христа и основ святой веры в Него и окончательно уничтожить устои нашего измученного, опозоренного и разделённого Отечества, которое верою родилось, выросло, окрепло и было могучим?! Веру оставили, восстали на Церковь и Отечество и гибнем в мучениях за эти тяжкие дни! Что стало с нашей когда-то Святой Русью? Куда девался русский человек – христианин и патриот, для которого Отечество было всегда предметом его любви и святых подвигов?!
Русский православный человек! Если ты не хочешь быть рабом других народов, для которых Россия, наше Отечество, лакомый кусок, а мы все – рабочая сила: на нас будут пахать землю и возить навоз – опомнись, пойми, что ты русский и никакие другие народы не дадут тебе защиты и спасения, все они преследуют только свои цели. Никто, только ты сам сможешь спасти себя от мучений и Отечество – от позора. Спасти не насилием, разорением и кровью своих отцов, братьев и сестёр в междоусобной войне… А спасти себя верою в Христа, Который ещё есть в тебе. Нас разделили на партии, чтобы во вражде и разделении мы сами себя опозорили и уничтожили; дошли мы до таких великих ужасов, кто может поручиться за жизнь на завтрашний день?!»
Русские люди в то время ещё не забыли Христа, а потому в Первомай лишь совсем оголтелые партийцы и красноармейцы маршировали по Красной площади с пением «Интернационала». В самый же разгар «иудиной пасхи» свершилось чудо: прорвалось красное полотнище, застившее лик Николая Чудотворца на Никольских воротах, и образ святого воссиял в лучах солнца. И 9 мая, в день праздника Святителя, из всех московских церквей свершён был крестный ход к чудесному образу. Сотни икон, хоругвей, риз, крестов заполнили Красную площадь. Накануне многие причащались, готовились к смерти. Но отряды красноармейцев и чекистов, занявшие переулки, не решились расправиться с верующими, коих собралось в тот жаркий, солнечный день в сердце Москвы, у Исторического музея, где совершалась патриаршая служба, не менее 400 тысяч. И охраняемый латышами и китайцами «вождь мирового пролетариата» мог лишь в бессильной злобе наблюдать за происходящим… |