Афанасий Коссе, первый военкор Новороссии, 18 ноября 2014 года попал под минометный обстрел в Донецком аэропорту и погиб от осколочных ранений. Его снимки обошли весь мир, его личная Белая книга хранит тысячи свидетельств о преступлениях против человечности на Донбассе. Полтора года после смерти сына его мама живет на минимальную пенсию в 2000 рублей и не включает холодильник потому, что в него нечего положить. Она не выключает телевизор потому, что больше не с кем поговорить. Второй год проседает земля на его могиле, но некому поставить памятник.
«Да что же это такое!? Погиб еще один мой друг, военкор, там же, у донецкого аэропорта! Афанасий Коссе, русский грек, позывной Эллин… Добрейший парень, влюбленный в свою видеокамеру… Какой бы камуфляж на себя ни надел — всегда оставался сугубо штатским, мирным человеком… В этом все время чувствовалась какая-то страшная нелепость — в участии и присутствии Афанасия на этой войне», – так написал его друг Юрий Юрченко.
Афанасий жил в Греции больше двадцати лет. Но когда в Донбассе разразилась кровавая бойня, он оставил семью, двух дочерей, размеренную жизнь и с собственным видеооборудованием прилетел в Донецк делать репортажи. Он был первым военкором республики: собирал материалы для Белой книги, понимая, что время стирает память и запутывает следы, что через время настоящие причины, мотивы и результаты событий могу быть оболганы. Он пересылал отснятые репортажи своим друзьям в Грецию, Германию, Италию, Россию, чтобы те пытались опубликовать правду. Он прорывал блокаду лжи, замалчивания и двойных стандартов вокруг войны в Донбассе, добывая информацию не из обрывков фраз в Интернете, а плавясь в самом горниле битвы за аэропорт.
Тогда еще не было ни армии, ни снабжения. Поэтому он тащил на фронт теплые вещи, одеяла, продукты — не одному себе, но и товарищам, среди которых были не только местные. Били добровольцы из Германии, Сербии, Франции, Италии. Афанасий не пожалел собственную аппаратуру, купленную в кредит за 15 тысяч евро еще в Греции. Он организовывал русских эмигрантов собирать и доставлять на Донбасс гуманитарную помощь. Через всю Европу добирались в Донецк грузовые фургоны под греческим флагом. Консервы, бинты и лекарства для первых защитников. Под этим флагом его и хоронили потом…
Сима Алексеевна Коссе живет одна в Петровском районе Донецка, куда все еще долетают смертоносные подарки от Украины. Когда ее сын был жив, он обеспечивал мать всем необходимым, заботился о ней. А теперь его нет. От него у матери остались только картины, написанные на овечьих шкурах, и окровавленная записка на греческом языке, пробитая осколком, — последние журналистские записи.
До сих пор матери Афанасия со всего мира звонят друзья сына, интересуются здоровьем, выражают поддержку, через десятые руки передают деньги. Только местные чиновники никак не могут присвоить ей статус матери погибшего военнослужащего и соответствующую пенсию. Выходит, он погиб за то, чтобы новоявленные толстопузы уселись в чиновничьи кресла и моментально забыли о тех, кто пал.
Сима Алексеевна обивает пороги администраций, пишет бесконечные прошения, но ничего не может добиться. В одних кабинетах ее жалеют, говорят, что уже готов приказ о награждении ее сына, что вот-вот, еще чуть-чуть, еще немного подождать — будет и награда, и пенсия. Пожилую женщину кормят обещаниями уже полтора года. А награды все нет, и пенсия все та же. Приходят счета и уведомления о задолженности за коммунальные услуги с требованием немедленно оплатить или составить договор о реструктуризации долга. Сима Алексеевна в недоумении стирает скупую старческую слезу:
— А как я могу платить 900 рублей за квартиру, сколько мне останется на жизнь? 1000 рублей?! Мне нужны лекарства в первую очередь, а на питание уже не хватает. Я не могу купить фрукты, мясо, молоко. Я живу на гуманитарных крупах, тушенке и консервах. Из российской гуманитарки я литр сгущенки получаю. Из нее кашу варю или водой развожу. Разве могу я молока или творога купить?! Бывает, сяду вечером телевизор смотреть, чтобы о еде не думать. А мысли о еде так и преследуют меня: то селедочки хочется, то сладенького. Да я бы и потерпела до самой смерти, сколько мне уже осталось. Хожу к сестре, они меня подкармливают. Но так жить стыдно!
Я должна поставить памятник сыну. А как я его поставлю?! Самый дешевый обойдется тысяч в двадцать. А мраморный – все восемьдесят. Одна только табличка 1350 рублей. Я уже сократила, как могла, надпись. Последний вариант памятника мне предложили за 45 тысяч. Мраморное сердце, а в сердце – портрет и надпись. Его же убили прямо в сердце. Погиб, и никто о нем не помнит, как будто его и не было. Неужели его смерть была напрасной?!
Проходят праздники, старые и новые, глава республики утверждает новые государственные награды, только самые первые, самые отчаянные герои никак не могут их дождаться. Сима Алексеевна не может сдержать слезы:
— В прошлом году думала к Пасхе памятник поставить – не получилось. Прошел День Победы, парад был, награждали многих, только не моего Фаню… Потом День Республики. По телевизору показывали торжественные награждения на день освобождения Донецкого аэропорта. Моего сына опять не вспомнили. Меня спрашивают: «Ну а если бы вспомнили, тебе бы легче стало?» Стало бы. Легче чувствовать, что мой сын погиб не просто так, не по ошибке или недоразумению. Он погиб за то, чтобы состоялось новое государство, чтобы остановить эту фашистскую мерзость, полвека в схронах прятавшуюся… Конечно, мне было бы легче.
Он был первым, единственным. А его забыли. Меня министр обороны Кононов даже принимать не захотел. Из Министерства иностранных дел позвонили, сообщили, что он в списках награжденных. Только награду вручить снова забыли, до сих пор жду. Один чиновник мне вообще посоветовал отправляться в Грецию и там жить. А я не могу никуда уехать, пока памятник не поставлю.
Сима Алексеевна показывает фотографии сына. Из мирной жизни и перед гибелью. Как будто не четыре года разницы, а минимум пятнадцать. Поседел, постарел, взгляд другой. Совсем мало вещей осталось матери в память о сыне. Советский военный билет, пожелтевшая вырезка из старой советской газеты с благодарностью от Красной Армии родителям, воспитавшим честного и отважного воина. Фотографии картины, написанной им на стенах Раздольнинского сельскохозяйственного техникума в далеком 1983 году. Ее до сих пор бережно хранят, подкрашивают. Тонкие березы, ручей и небо.
Есть у матери и удостоверение военного корреспондента, подписанное Игорем Стрелковым. Только этот документ тоже не является основанием для предоставления статуса матери погибшего военнослужащего. А все потому, что Стрелков нынче в ДНР – никто, выданные им документы – ничто. А ведь в четырнадцатом году контрактов еще не заключали, армии не было, а воевать шли исключительно по зову сердца, за идею, не подкрепленную никакими жалованьями. Военкор Эллин был первым. Его выбор в пользу непокоренного Донбасса тогда, в четырнадцатом, был намного труднее, чем выбор, который мужчины делают сегодня.
19 мая 2014 года микрорайон, в котором жила Сима Алексеевна, подвергся сильному артиллерийскому обстрелу, горели гаражи, больница, в квартирах вылетали стекла. Логичней и проще было бы забрать мать в спокойную и сытую Грецию, переживать и воевать на страницах Интернета. Но Афанасий Коссе сразу же после обстрела схватил видеокамеру и отправился делать репортаж. Обстрелы были каждый день, в конце мая снаряды упали прямо на автобусную остановку в микрорайоне Текстильщик, чудом никто не погиб. Сгорел рынок, перестали ходить трамваи. Военкор Эллин с видеокамерой снова готовит репортаж.
25 мая из Греции должен был прибыть автобус с добровольцами и гуманитарной помощью для ополчения, который должен был на обратном пути забрать Симу Алексеевну из Донецка. Но ребята не доехали. Вооруженные националисты обстреляли автобус еще на территории Запорожской области, им пришлось вернуться. Так женщина не смогла покинуть город, а ее сын принял окончательное решение уйти на боевые позиции. Он стал на колени и сказал матери:
— Сядь, пожалуйста, и послушай. Я всегда делал то, что ты хотела. Но в этот раз ты меня прости, я сделаю так, как считаю нужным. Я должен быть там, где я нужен. Я стал военным корреспондентом. Но ты не бойся. Со мной ничего не случится. Я же не на передовой буду. Но мне обязательно надо там быть. Я напишу книгу. А после победы мы с тобой поедем в Сочи…
С июня 2014 года мать смотрела каждый репортаж Эллина на канале «Новороссия», зачитывала до дыр каждый номер газеты. А когда сын иногда приходил домой, он не мог подобрать слова, чтобы описать, чему был свидетелем. Как назвать то, что сотни разорванных тел солдат ВСУ их украинские сослуживцы закапывали в траншеи бульдозером, даже не забрав из общей массы раненых, но еще живых. Зеленополье, Иловайск, Горловка, Никитовка, Степановка. Эти некогда мирные цветущие поселки пропитаны кровью и горем. На многострадальной славянской земле творились чудовищные преступления. Последствия некоторых из них запечатлела камера военкора Эллина.
Афанасий Коссе стоял у истоков телевидения Донецкой Народной Республики, семь месяцев он сражался словом и видеокамерой. Семь месяцев он собирал материалы для Белой книги, фиксировал преступления против человечества. У него было личное оружие, но он не совершил ни одного выстрела. Его оружием были слово и чувство:
Легкой жизни я просил у Бога,
Посмотри, как мрачно все кругом.
Бог ответил: Подожди немного,
Ты меня попросишь о другом.
Вот уже кончается дорога,
С каждым годом тоньше жизни нить.
Лёгкой жизни я просил у Бога,
Легкой смерти надо попросить.
Март 2014 г.
Он принял смерть в донецком аэропорту. А его камера, компьютер и все электронные материалы исчезли. Его фотография потеряла актуальность в поисковых системах, его имя почти забыто и никак не попадет в наградные списки. Афанасий Коссе достоин памятника на центральной площади Донецка, но его могила зарастает травой…
|
