Обращаюсь к тебе из-под серой, угрюмой волны,
Из кромешной ночной темноты и немой тишины:
Металлическим стуком в заклинивший люк, будто в дверь,
Заклинаю тебя – ты не верь, что я умер! Не верь!

Заявлениям прессы с жестокостью ран ножевых,
Что на лодке уже никого не осталось в живых,
Утвержденьям спецов, что закончились воздух и свет,
Ты не верь! Ты не верь, что надежд на спасение нет!

Пусть трещат переборки под спудом морской глубины,
Но мы живы покуда, а значит не побеждены.
В грузном теле подлодки, уткнувшейся в мглистое дно
Нас немного осталось в живых, но мы все заодно.

Нить накала едва различима, как в небе звезда,
Всё труднее дышать, и в отсек поступает вода,
И титановый корпус подлодки, как будто плита,
И всё ближе порог, за которым одна пустота…

Но последняя мысль не сдаётся, и колет, и жжёт:
Где-то там, наверху, та, которая верит и ждёт.
И в глазах её синих тревога, надежда и грусть…
Как же горько ей будет одной, если я не вернусь!

Эта мысль для уставшей души – как хорошая плеть:
Свежих сил добавляет она, заставляя терпеть.
И работает мозг, и упрямо сжимается рот,
И ровнее дыханье, чтоб дольше сберечь кислород.

И острее становится слух в тишине нулевой,
И уже различимо движение над головой,
Вот и скрежет о корпус и дизеля клёкот и гуд!
Потерпите немного, братишки! За нами идут!..

Обращаюсь к тебе из-под серой, угрюмой волны,
Из кромешной ночной темноты и немой тишины:
Даже если нас море навеки оставит в плену –
Не пеняй на судьбу! Я ведь доли своей не кляну.

Пусть недолог мой путь – но я чести своей не марал,
И прошёл той дорогой, которую сам выбирал.
Август, 2000 год