 17 августа 1998 года Россия пережила один из крупнейших в новейшей истории экономических шоков. В этот день власти страны объявили технический дефолт по долговым обязательствам и перестали поддерживать рублевый курс. В итоге за следующие несколько месяцев рубль по отношению к доллару подешевел втрое — с 6 до 20 «деревянных» за штуку, что повлекло за собой колоссальную инфляцию и обесценивание накоплений миллионов граждан. Тысячи крупных и мелких фирм, десятки банков не пережили финансового катаклизма. Россияне, напуганные и удрученные происходящим, окрестили это время «черным августом».
Тем не менее довольно скоро кризис оказался преодолен, более того, экономика страны даже сумела выйти на новый уровень развития. Однако, к сожалению, власти не смогли в полной мере воспользоваться этой возможностью, пойдя по легкому пути проедания нефтяной ренты.
Генезис проблемы
Разумеется, как и у любого кризиса, у «черного августа» имелись свои объективные предпосылки. После распада СССР правительство его правопреемницы — России — столкнулось с острым дефицитом средств. Одни внешние долги Союза, которые плавно «перетекли» на плечи РФ, составляли 96,6 млрд долларов.
Контролируемая коммунистами Госдума видела одну из своих важнейших задач в накачивании деньгами социальной сферы. Принятые депутатами решения фиксировались в ежегодных бюджетах. В правительстве же, назначенном Борисом Ельциным, безраздельно господствовали реформаторы-либералы, следовавшие рекомендациям Международного валютного фонда (МВФ). А тот, в свою очередь, советовал Москве уничтожать госсектор и резать социальные расходы. Попутно обладатели министерских портфелей с упоением дербанили госбюджет. А для полного счастья обе ветви власти еще и открыто презирали друг друга.
Основным способом получения средств для экономики страны стали кредиты, а главным механизмом привлечения заемных средств были выбраны государственные краткосрочные обязательства, или ГКО.
Госпирамида: все как у Мавроди
Стоит отметить, что создатели ГКО — Андрей Козлов, возглавлявший управление ценных бумаг Центробанка, и Белла Златкис, занимавшая с 1991-го по 1998-й пост начальника департамента ценных бумаг и фондового рынка Минфина, — ничего нового не придумали. Российские власти строили классическую финансовую пирамиду, идя тем же путем, что и аферист Сергей Мавроди со своей печально известной компанией «МММ».
Первый выпуск ГКО был проведен в 1993 году. Власти получили 885 млн рублей и решили, что в их распоряжении золотая жила. Год спустя облигаций было продано уже на 12,8 млрд рублей, а в 1997-м — на космические 502 миллиарда. Взрывной рост пирамиды ГКО случился после победы Ельцина на президентских выборах в 1996 году.
К началу кризиса 1998-го ГКО стали основным инструментом покрытия дефицита бюджета. Проблема заключалась в том, что за каждый рубль, полученный от продажи облигаций, государство должно было вернуть 5–7. То есть схема работала лишь до тех пор, пока Минфин во главе с Яковом Уринсоном и ЦБ, у руля которого стоял Сергей Дубинин, находили все новых инвесторов, желающих нажиться на российском «казино».
Накануне обрушения пирамиды выкуп облигаций предыдущих выпусков требовал 56% выручки, так что на затыкание бюджетных дыр шло всего 44%. Понятно, что если бы экономический кризис не ускорил крах аферы, этот процент продолжал бы уменьшаться, а доля на обслуживание долга росла.
Финал истории, разумеется, был предсказуем. В более благоприятных условиях он просто наступил бы позже на год или два. К моменту дефолта долговые обязательства России перевалили за 36 млрд долларов, что в полтора раза превышало объем резервов Центробанка.
Два кризиса
Обрушение пирамиды ГКО стало важной, но не единственной составляющей кризиса, который экономисты любят сравнивать с нынешним.
Параллелей, если присмотреться, действительно найдется немало. В обоих случаях, например, внутрироссийским катаклизмам предшествовали глобальные экономические потрясения. В 1997-м западные инвесторы, спекулировавшие на взрывном росте «азиатских тигров», решили, что пора фиксировать прибыли, и принялись выводить средства в долларовые активы. Перспективных «хищников» буквально пустили на убой. России этот процесс коснулся боком, однако цены на нефть на мировых рынках просели с 25–28 долларов за баррель (летом 1997 года) до 7–8 долларов за бочку к августу 1998-го, что оставило РФ без основного источника валюты.
В конце 1990-х кризис азиатских экономик привел к тому, что инвесторы ужесточили требования к развивающимся странам. Стоимость кредитов значительно выросла. В 2014–2016 годах заемные средства оказались отсечены западными санкциями.
Конечно, два кризиса повторяют друг друга не во всем. 18 лет назад, например, у России совсем не было финансовых резервов. Иначе велась и валютная политика: курс рубля был искусственно завышен, что, с одной стороны, давило инфляцию, а с другой — требовало от государства постоянных валютных вливаний и делало невыгодным производство товаров на территории страны. В 2014-м же Центробанк пошел по принципиально иному пути и помог спекулянтам обрушить курс нацвалюты. И Минфин, и правительство в целом увидели в текущем положении вещей счастливую возможность ничего не делать и при этом формально выполнять социальные обязательства, ухватившись за слабый рубль, как за чудо-таблетку от всех напастей.
За счет населения
Дешевая нацвалюта действительно дала хороший импульс отраслям, ориентированным на экспорт. Но два года падения реальных доходов фактически «убили» покупателя на внутрироссийском рынке. Стабильно слабый рубль также «облегчает» капитализацию отечественных компаний и банков, делая их слабее западных конкурентов.
В 1998-м события развивались более стремительно и драматично. Покупательная способность рубля рухнула в 4,5 раза; в такой же степени упали реальные доходы граждан. Импорт стал недоступно дорог, значительная часть компаний-импортеров разорилась. Это дало российским производителям шанс подняться, особенно учитывая, что многие предприятия располагали незадействованными мощностями, доставшимися в наследство от СССР. Тем не менее, как позднее признал Уринсон, выход из кризиса происходил в значительной степени за счет населения.
Впрочем, так бывает практически всегда. 2014–2016 годы — не исключение: накопительная часть пенсий заморожена уже третий год, регионы надрываются, пытаясь за счет кредитов поднять зарплаты бюджетникам… На важнейшие государственные нужды «денег нет», как простодушно выразился премьер-министр Дмитрий Медведев. Вместо одного большого дефолта Россия неизбежно вползает в серию малых.
Кадры решают все
На самом деле деньги в стране есть. Россия по-прежнему входит в двадцатку крупнейших держателей американских долговых облигаций, продолжая спонсировать экономику своего «злейшего друга». Размер вложений, по данным Минфина США, после снижения вновь стремительно растет и сейчас составляет 90,9 млрд долларов.
В 1998 году первым шагом по выходу из кризиса стала смена экономического руководства страны. Вместо принесенного в жертву Сергея Кириенко у руля правительства встал Евгений Примаков. И первое, чем занялась его «пожарная команда», стало наведение порядка в экономике. Была создана антимонопольная служба, приняты меры по контролю за оборотом валюты, необоснованным повышением цен и ростом безработицы. Новый премьер добился снижения банковских ставок и продавил кредитование промышленности. К ужасу либералов, Примаков даже нашел деньги на индексацию пенсий; государство также взяло на себя регулирование цен на лекарства, а задержка зарплат — уже с подачи депутатов-коммунистов — стала уголовно наказуемым преступлением.
Результат не заставил себя долго ждать: в течение года платежный баланс страны выправился, замедлилась инфляция, промышленный рост вышел на 1% в месяц.
Могли ли такие меры принять правительства Кириенко или Черномырдина? В сферическом вакууме — возможно, да, а вот в реальности — вряд ли. Слишком много коррупционных связей, старых делишек, подковерных интересов связывали прежних министров и их окружение с паразитами, угробившими экономику.
Сейчас, увы, в руководстве страны наблюдается точно такая же ситуация. То, что правительство Медведева принципиально не способно справиться с кризисом, хорошо видно и по мутным интригам очередного этапа приватизации, и по предпринимаемым при каждом удобном случае попыткам занять денег у Запада, и по картинно-провокационным, а на деле унизительным для населения заявлениям главы кабмина.
Правительственные либералы не просто проспали десять лет нефтяных суперцен, они, кажется, так ничему не научились, застряв во временах Дубинина — Уринсона. И пусть уже нынешнее руководство Центробанка с жаром уверяет, что дефолт 1998 года якобы повторить невозможно, — России хватает сейчас бед и проблем и без пикирующего в бездну рубля.
***
Кризис действительно способен положить начало новому этапу развития страны. В этом россияне убедились 18 лет назад. Однако для этого обновление должно начинаться с мозгов, управляющих страной. Если же в момент, когда ситуация меняется от плохого к худшему, у руля остаются старые кадры — значит, все интересное у России еще впереди.
Виктория Фоменко |
