Деревенская школа – это не просто образовательное учреждение, дающее, как нынче принято говорить, определенные образовательные услуги, это целый мир, который сегодня безжалостно продолжают разрушать не по необходимости, а по чьей-то чиновничьей прихоти. Хотя расходы на содержание таких школ не идут ни в какое сравнение с расходами на бюрократический аппарат.

У меня сохранился любопытный документ – письмо в Кремль учителей Пронинской основной школы Весьегонского района (того самого, где когда-то красный командир Александр Тодорский написал книгу «Год с винтовкой и плугом», так понравившуюся Ленину). Было оно писано в начале 2000-х, когда под страшным словом «оптимизация» подразумевалось еще не закрытие сельских малокомплектных школ, а лишь сокращение их педагогических коллективов, и на районном совещании директору было объявлено, что с нового учебного года в школах этого типа начальное обучение будет вести вместо четырех всего один учитель.

Сегодня это письмо кажется даже несколько наивным.

«…Надо ли говорить о том нравственном ущербе, который последует в связи с этой реорганизацией? – говорилось в письме. – Психологами давно доказано, что основы культуры языка и грамотности закладываются в начальной школе. И без того за последние три года на содержание нашей школы, методические пособия, технические средства обучения, средства сангигиены не выделено ни копейки. Скоро ни сидеть, ни писать будет не на чем - приходит в негодность мебель. Кроме того, сокращение двух учителей начальной школы ведет к сокращению 0,5 ставок завуча, вожатой, библиотекаря, рабочего по обслуживанию здания, ставки гардеробщицы (повара). Да, экономия есть, но какой ценой? Ладно, учителя свыклись за эти годы со своим унижением и нищенской зарплатой. Но не лишайте детей того малого, что они имеют. Последствия таких решений скажутся позже...».

Письмо было направлено в область, область отправила в район комиссию, которую тогдашний глава районной администрации заверил, что никаких реорганизаций в Пронинской сельской школе не допустит.

Где теперь тот глава? И где та школа? Нет ее, как и 25 тысяч других, в основном сельских, закрытых по всей России за последние пятнадцать лет.

Тот год, когда я познакомился с ребятишками Никологорской неполной средней школы Вязниковского района Владимирской области, складывался для класса, которым руководила математик Людмила Анатольевна Маркина, трудно, а заканчивался трагически. Умер после тяжелой болезни лучший ученик класса, отличник, умница Алеша Раев. Пока Алеша лежал в больнице, ему всем классом писали письма, подбадривали. Но увы... Не успели схоронить Алешу, у Ани Майоровой, тоже отличницы, администратора класса, сгорел дом. Дотла. Пожар случился среди ночи, из горящего дома ничего вытащить не смогли, в чем спали, в том и выскочили на улицу. Поселок помогал, чем мог: обувкой, одеждой, продуктами с огорода. А когда дети рассказали все это мне и я опубликовал их рассказ в газете, пришла помощь от администрации города Вязники и из самого Владимира.

– Все держится на энтузиазме – говорила мне с отчаянием о состоянии школьной работы Людмила Анатольевна.

– А энтузиазм на чем?

- Не знаю. Может, нас иначе воспитывали: нам все стыдно, все неудобно и все хочется что-то сделать...

А как что-то сделать, если нет денег ни на обеды ученикам, ни на зарплату учителю. Перегорела лампочка в кабинете физики – директор школы Вера Федоровна Чекурова выкручивала исправную из своей домашней люстры и несла в школу. Всем миром ремонтировали классы. Надо уголь в школьную котельную привезти – складывались и нанимали машину.

– Придешь в класс, посмотришь в их глаза – ведь детям-то еще тяжелее, и как-то про свое забываешь, – говорит классный руководитель, – Дети как лекарство. Дома болеешь, а приходишь в школу и забываешь про хворь. Возвращаешься - опять болеешь. Может быть, иногда ребятишки думают: «Вот какая вредная, и на больничный-то никогда не пойдет...». А потом, может, и спасибо скажут... Пришла в класс перед праздником. Денег нет, настроения тоже. А детям-то все равно веселья хочется. Ну, начали готовить праздничный вечер. И пошло-поехало. Пришла домой, муж говорит: «Людмила, ты уходила чуть не в слезах, а пришла – улыбаешься».

В сельской школе у всех одни и те же проблемы. Например, в школе деревни Никола Устюженского района Вологодской области, где я недавно побывал, дети учились в холодных классах, потому что школа задолжала организации, которая ее отапливает, 800 тысяч, а у районной власти нет денег, чтобы эти долги покрыть. Ни копейки не дают на учебные расходы, на питание ребенка в день выделяется… 25 рублей, эта сумма не менялась с 2009 года.

На содержание школы тоже денег нет. Даже на огнетушители. Чиновники в районе говорят: как хотите, так и готовьтесь к приемке. И готовят - своими силами, за свой счет. Чтобы как-то свести концы с концами, отдают школу частично в аренду торгашам.  

– Чем отличается деревенский учитель от городского? – спрашиваю.

Мой вопрос привел директора Никольской школы Любовь Белоусову в замешательство.

– Не знаю, я в городе не работала.

Что правда, то правда, в этом году исполнилось ровно 20 лет, как Любовь Борисовна переступила порог школы, которую когда-то и заканчивала, в качестве учителя русского языка и литературы. Пять лет директорствует. Откуда ей знать, что делается в городах? Но она все же пытается ответить.

– Наверное, у нас поменьше классы, в этом плане нам как-то попроще. Более индивидуальный подход к детям: мы знаем каждого...

– В городе учитель пришел домой, переоделся – и уже обычный человек, – подсказываю ей. – А вы по деревне ли идете, в огороде ли работаете, в магазине, на автобусной остановке стоите – все равно учитель.

– Это да, – соглашается Любовь Борисовна. – Но так и должно быть…

Никольская школа избежала судьбы тех 25 тысяч школ, в основном сельских, которые в результате так называемой оптимизации просто перестали существовать. Но и она пережила это время не без потерь. В 2010-м году ей не дали открыть 10-й класс.

Учитель в деревне больше, чем учитель. Он учит не столько предметам, а как бы говорит маленькому деревенскому жителю: я научу тебя всему, что тебе будет необходимо в жизни.

Учитель – авторитет не только для детей, но и для взрослых. Он всегда был и остается нравственным стержнем, нравственной опорой для деревни.

– Без учителя в селе не только образование невозможно, но и политика, – так говорила мне директор Лермонтовской школы Белинского района Пензенской области Татьяна Ивановна Телятникова. – За всеми разъяснениями идут к нам. Телевидению нет столько доверия, сколько учителю, который живет по соседству. Люди к нему тянутся, и никогда не услышит он неуважительного слова в свой адрес. Никогда.

Учитель – великий труженик. Он, так же как все, вкалывает на своем огороде и личном подворье, только когда у всех уже погасли огни, он садится за свою основную работу – проверяет тетради, составляет планы уроков. И люди понимают его и сочувствуют. «Да как же можно с ними, когда с одним-то никак не управлюсь. Они же не слушаются. Я-то своего то шлепну, то в угол поставлю, а им нельзя, все нужно словом, ко всем подход найти». А потом, как бы учитель ни устал, он не может себе позволить не посмотреть новости, не прочитать последние газеты, прийти в школу и не знать о каком-то важном событии. Ему зададут вопрос, а он не знает. Или вот просто на дороге остановят и спросят, а как вы считаете? «Не знаю» учитель не имеет права сказать. И получается, что реальный рабочий день у нас доходит до 20 часов.

Но в первую очередь в учителе ценят, конечно, профессионализм. А профессионализм учителя сельского ли, городского – не столько в том, чтобы дать определенные знания, а чтобы взрастить душу.

И главным его противником на этом поприще, по мнению сельского педагога Татьяны Телятниковой, становятся сегодня не мерзости жизни, не непутевые родители, а... телевидение. Боевики, ужастики порождают жестокость, агрессию. Но природная деревенская доброта все же берет свое. У одного мальчика тяжело заболела мама, а денег не было даже на обследование. Так дети собрали, кто сколько может. Сами, без подсказки. Учителя узнали об этом только от главы сельской администрации, которого дети упросили доставить деньги по назначению.

Чем отличается деревенский учитель от городского, хорошо знает Екатерина Пологутина, учительница начальных классов первой средней школы города Пестово Новгородской области. В свое время она была признана победителем общероссийского конкурса «Учитель года» в номинации «Сердце отдаю детям». Катя с третьего курса перевелась на заочное отделение и уехала в самый отдаленный район Новгородской области – Пестовский, стала работать вожатой в средней школе деревни Вятка. Затем преподавала русский язык и литературу, а потом перевели ее в начальные классы. С тех пор она и работает с малышами.

– Работа учителя не зависит от времени. Мы нужны детям здесь и сейчас. А у меня маленькие дети. И нужно попытаться дать им раскрыться, воспитать эмоции, интеллект, критический взгляд на вещи – я это называю прививкой от конформизма.

– Мы не называем ребят по фамилиям, только по имени, – говорили мне учителя другой школы другого села – Малая Осиновка Аткарского района Саратовской области. – И из школы они уходят, как из семьи. А потом, именно у школьников закладывается тот моральный стержень, вокруг которого закручивается вся жизненная спираль. И если мы сейчас оторвем ребят от семьи, этот стержень не будет прочным.

Кстати, фермеры и руководители сельхозкооперативов помогали своей школе стройматериалами, продуктами, транспортом, если надо отвезти детей на конкурс или олимпиаду. Покупали оборудование, вспахивали не только пришкольные участки, но и огороды учителям.

Потому что понимали: не будет школы – не будет и села.

«Образование – это та сфера, которая не может быть экономически выгодной. Нельзя закрывать сельские школы только потому, что укрупнение школ приведет к экономической выгоде, – вразумлял власти Патриарх Московский и всея Руси Кирилл. – Образование никогда не будет местом образования больших денег».

Власти кивали: да, нельзя, но продолжали гнуть свою линию.

И вот результат. Убито не просто 25 тысяч школ. Уничтожено не просто 25 тысяч сел и деревень. Выдергивается морально-нравственный стержень из русской провинции. А по сути – из России.