В стране собрано свыше 115 миллионов тонн хлеба - неслыханное за весь постсоветский период количество. Казалось бы, хорошая новость для всех. Для страны – экспорт зерна обернется валютой в бюджет государства. Для крестьянина – чем больше хлеба он продаст, тем больше денег получит. Для населения – будем не только с хлебом, но еще и с более дешевым хлебом. А будет хлеб, как писалось в свое время, будет и песня. Но погодите петь. Если посмотреть на это событие под иным углом, то станет вовсе не до песен.

Во-первых, буханка «Дарницкого», «Украинского» или «Бородинского» все равно будет дорожать. Потому как резкое падение цен на зерно и муку равно как и его вздорожание никак не может отразиться на цене хлеба, ибо доля самого зерна в буханке составляет не более 12 процентов. Даже с учетом того, что остальные компоненты не вздорожают, электроэнергия, топливо, грузоперевозки в цене поднимутся. Обещают на 3-4 процента, но опыт подсказывает, что, скорее всего, больше. А значит, и хлеб в магазине станет дороже.

Словом, на бытовом уровне хороший урожай на жизни простых россиян никак не отразится.

Теперь о крестьянине. Не вообще, а конкретно – о вашем соседе, знакомом, родственнике, кто, так или иначе, причастен к высокому урожаю. Он радовался, если б этот урожай вырос только на его поле. Тогда он в шоколаде. Но так как хлеб уродился везде, цена его на рынке упала. Хорошо, если еще окупятся затраты на его производство. А если нет? Стоимость зерна на российском рынке в 8000 рублей и ниже (за фураж) уже близка к себестоимости производства, которая в этом сезоне выросла с 6,5 до 7,5 рубля за килограмм. Тогда самые хлебосеющие и хлебородные регионы, которые являются житницей страны, от которых зависит наша продовольственная безопасность, могут оказаться банкротами.

Примером может служить беда, случившаяся в 2005 году с воронежским колхозом-миллионером имени Карла Маркса. Тогда тоже вырос небывало высокий урожай. И тоже не только в самой черноземной Воронежской области. И это оказалось для колхоза убийственным. Перепроизводство обвалило рынок. Цены на зерно упали в два раза. Крестьяне не смогли рассчитаться с кредиторами. У колхоза образовался долг в 4 миллиона рублей. На сев 2006 года денег не было. И взять их было неоткуда. Все, что могло служить залогом, было заложено и перезаложено. Над колхозом нависла тень банкротства.

Правление попыталось спасти колхоз за счет кредитов на развитие личных подсобных хозяйств. Несколько человек согласились взять в банке деньги будто бы для себя, но передать их в колхозную кассу для общих нужд. Обман раскрылся. На членов правления завели уголовные дела. До суда, правда, они не дошли, но нервы истрепали так, что руководители отказались в существующих экономических условиях руководить хозяйством. В результате бывший колхоз-миллионер отказался от самостоятельного плаванья и добровольно лег под зерновой холдинг, став одним из его подразделений. Холдингу социальная инфраструктура и сама деревня была не интересна. Поэтому вскоре рухнула вся социалка, часть людей оказались за бортом производства, став безработными, закрылся детский сад и даже перестал ходить автобус.

Так высокие урожаи оборачиваются трагедией. Скажете, ничего не поделаешь, цены диктует рынок. Неправда.

- Рынок у нас похож на темную комнату, и мы пробираемся по ней ощупью. Я бы даже сказал так: слепой ведет слепого, - говорил мне председатель СПК «Колос» Сасовского района Рязанской области Владимир Чураев. - Возникли высокие цены на пшеницу – раз, все бросились выращивать пшеницу. И на другой год цены сбили, рынок оказался перегружен, зато возник недостаток в ячмене. Опять все бросились сеять ячмень, и снова все проиграли. Как-то осенью сахарные заводы вынуждены были прекратить прием свеклы. Почему? Потому что в предыдущем году цена на сахар подпрыгнула, и кто его попридержал, оказались на коне. Ну и что? На другой год область увеличила посевы сахарной свеклы вдвое, а пропускная способность сахарных заводов осталась прежней. Словом, каждый раз наступаем на одни и те же грабли.

Мы встретились с Владимиром в рамках дискуссии о будущем российского села. Говорили о том, какие стратегические ошибки были допущены в последние 10-15 лет по отношению к сельскому хозяйству и что сегодня препятствует развитию отрасли? Так вот, главным препятствием, на взгляд Чураева, было отсутствие государственного планирования.

- В прежние годы мы работали по государственному плану. То есть знали, сколько, в каком количестве и чего надо вырастить, а самое главное, что все это у нас будет гарантированно куплено государством по твердым ценам. Нет, я не призываю возвращаться к прежнему планированию, это уже в прошлом, но хоть какой-то мониторинг отечественного и мирового рынка должен быть. В Евросоюзе, к примеру, жестко планируют, какая страна в каком объеме и что должна выращивать. И если она следует рекомендациям, то ей это производство компенсируется. Вот и нашей деревне нужно знать, сколько и чего требуется стране. А страна – ориентировать сельского производителя, чего и в каком объеме она от него хочет. Ведь деревня – это не только продовольственная безопасность державы, это еще и социальные обязательства государства перед ее жителями. Страна у нас большая, и условия везде разные. В нечерноземной зоне затрат на тонну зерна больше, чем у нас. Прежде государство регулировало эти издержки ценами. Там покупало зерно по 20 копеек, здесь – по 14. Когда это регулирование умерло, стали умирать и северные деревни. Да что север. У нас в заречной зоне одни пески, зерновые там не растут. Прежде зареченские крестьяне занимались откормом скота и картошкой. Теперь нет ни скота, ни картошки, ни деревень, один лес растет.

Но вернемся в день сегодняшний. Перепроизводство зерна случалось и раньше. В этом случае для крестьянина самое разумное – попридержать зерно до лучших времен.

Вот и президент России Владимир Путин в ходе встречи посоветовал министру сельского хозяйства Ткачеву не спешить с увеличением экспорта зерна в условиях снижения на него мировых цен.

«Вы знаете, как она сейчас складывается на мировых рынках: цена на зерно несколько снизилась, это нужно иметь в виду и, может быть, не спешить с тем, чтобы «выбрасывать» на рынок дополнительные объёмы, а наоборот, работать на сельхозпроизводителя для удержания нужного уровня цен», – сказал Путин.

Да, цены не радуют, но беда еще и в том, что хранить зерно негде, имеющиеся в стране элеваторы с такими объемами явно не справятся. Суммарная мощность хранения составляет 115 миллионов тонн, но при этом в технически удовлетворительном состоянии находятся только 40 процентов элеваторов. Из-за этого хранимое зерно портится: потери достигают 3–5 процентов в количестве, в качестве еще выше: из продовольственного зерно в итоге превращается в фуражное, которое дешевле. Кроме того услуги элеваторов обойдутся крестьянину в копеечку. По данным аналитической компании «ПроЗерно», где-то от 930 до 1080 руб. за тонну. При стоимости тонны пшеницы III класса в настоящее время 9190 рублей и IV класса 8265 рублей это составляет около 10–12 процентов. В Российском зерновом союзе называют такие цифры: прием тонны зерна стоит 150/200 рублей, хранение обходится в 80 рублей на тонну в месяц (в среднем зерно требует около полугода хранения), выдача по итогам хранения — 300/400 рублей тонна. А еще говорят, большая часть элеваторов расположена не на Алтае, на Кубани или на Ставрополье, традиционных российских житницах, а ближе к Центру, и транспортировка его туда-сюда тоже потребует немалых трат.

Дескать, поэтому крестьянин и отказывается от услуг элеваторов, предпочитая хранить зерно по старинке в обветшавших амбарах. В результате качество страдает сильнее, а потерь больше. Строить же свой элеватор дорого, он окупится лет через 15–20. Можно было бы вскладчину, но деревенский мужик недоверчив, осторожничает: ну как деньги-то воткнет, а ими воспользуются другие, и он останется с носом. Такое уже случалось.

Так, фермерам села Большое Юрьево Орловской области чиновники как-то предложили поделить остатки обанкротившегося колхоза. Создали независимый кооператив, который, по первоначальной идее, должен был обслуживать все одиннадцать фермерских хозяйств – сушка, подработка, сортировка зерна. Думали создать совместный комбикормовый цех и зарабатывать деньги на общие нужды. Глядь, а уж он перешел в безраздельную собственность бывшего председателя колхоза. Вчера еще колхоз всем миром колхоз хоронили, а сегодня он живее всех живых. А что? От бремени многолетних долгов его освободили. Сами же фермеры и взяли их на себя. Затратные производства с плеч переложили – опять же на плечи фермеров. Кооператив новый за свой счет, на свои кровные денежки под него создали. И стал бывший председатель вновь хозяином. Привозит фермер зерно на подработку, а он: плати на общих основаниях. Погоди, я ж в этот кооператив миллионы вложил, это и моя собственность тоже. А он: у тебя, говорит, 16 процентов акций, а у меня 52, что хочу, то и ворочу.

И пока закон, как дышло, пока право собственника (не олигарха, а среднего предпринимателя, фермера, опоры России) не защищено, а оно не защищено, ждать каких-то инициатив, каких-то подвижек вряд ли следует.

Но есть и исключения. Я уже рассказывал о фермерах вологодской деревни Никола. Они растят картошку и тоже сталкиваются с перепроизводством. Но независимо от ситуации на рынке часть клубней уходит с поля, надо рассчитаться с кредитами, выплатить зарплату, основной же урожай придерживается до лучших зимних цен. Для чего здесь строят современные склады. Режим хранения в них контролирует автоматика. При всяком сбое на мобильный телефон мгновенно посылается код, разъясняющий, что случилось и как это исправить. Такие склады стоят сотни миллионов рублей. Но сроков окупаемости здесь никто не считает. Хотя хранение тонны картошки обходится на порядок дороже тонны зерна. И картофелеводы, как и хлеборобы, могли бы по старинке хранить картошку в буртах. Но на пике зимних цен бурт не откроешь, только весной. И половина урожая при этом теряется.

- Надеяться, что все твои проблемы решит государство, нельзя. У государства есть определенные социальные обязательства, а именно, обеспечить страну продуктами питания, в рамках этих обязательств оно и оно и работает, - рассуждают в Николе. – Все остальное – уже наша забота. Хлеборобы все равно придут к необходимости строить свои современные хранилища, склады, элеваторы. Когда менеджеров сменят экономисты, которые умеют считать не только ближние деньги, но и дальние.

Пока же Минсельхоз пытается разруливать ситуацию. Хранить зерно негде и надо выполнять обязательства по договорам перед иностранцами. А если потеряем экспортный рынок, завоевать его в будущем будет тяжело.

Поэтому часть зерна (по прогнозам Института конъюнктуры аграрного рынка это около 40 миллионов тонн) уйдет на экспорт, часть отправят на Дальний Восток в качестве гуманитарной помощи пострадавшим от паводка районам.

И тогда, считают в Минсельхозе, проблема сохранности урожая будет решена.