Проблемы Дальневосточных регионов России очевидны давно. Президент нашей страны выразил политическую волю в отношении развития Дальнего Востока. Территории опережающего развития (ТОР), Свободный порт Владивосток, Фонд развития Дальнего Востока, инфраструктурная поддержка инвестиционных проектов — все это недавние проекты, которые работают чуть более года. В 2016 году Дальний Восток порадовали законом о «дальневосточном гектаре» от 1 июня 2016 года, налоговыми льготами для любых инвесторов, квотами на вылов рыбы в обмен на инвестиции в рыбную или судостроительную отрасль, снижением цен на электроэнергию до среднероссийских (что составляет около 3,19 рублей за кВт).

За более чем год работы ТОР и Свободного порта привлечено более 1,3 трлн рублей инвестиций (это около 20 млрд долларов), — рассказал в ходе пресс-конференции Александр Галушко, министр развития Дальнего Востока. Эти инвестиции, по словам главы Минвостокразвития, будут реализовываться в течение ближайших 10 лет, но первые 20 заводов уже открываются в этом году. В структуре этих инвестиций — 73% это несырьевые проекты! Речь идет о таких отраслях как сельское хозяйство, транспорт, логистика, переработка природных ресурсов, судостроение. Александр Галушко отметил, что иностранные инвестиции в общем объеме составляют более 22%. Кроме этого министр анонсировал важнейший механизм, которым ведомство займется по поручению Владимира Путина — это создание высокотехнологичных производств на Дальнем Востоке. «Мы готовим сейчас этот механизм, в том числе финансовый», — подчеркнул Галушко.

Скажу честно, большая работа, бесспорно, проведена. В то же время в душе дальневосточников и не только рождается скепсис и неверие. Ведь десятилетиями ничего не менялось. Между тем принятие закона летом 2016 года о квотах с инвестиционными обязательствами (хочешь ловить рыбу — перерабатывай ее на территории России или покупай российские суда) настраивает на веру в лучшее.

Тему развития Дальнего Востока и основных вызовов для данного региона через стратегических иностранных партнеров, таких как Япония, Китай и Индия, проблему освоения Курил, острейшую проблему вывоза рыбы и леса из России в Китай, а также общую политику нашей страны в Восточной Азии обсудили с Михаилом Ремизовым, политологом, президентом Института национальной стратегии.

«СП»: — Япония, претендующая на три российских острова, вдруг 16 декабря 2016 года получает право на совместное хозяйственное использование двух островов. Отмечу, что не опубликован протокол переговоров. При этом Япония не признала российский Крым. Насколько вероятен сценарий тихого захвата российских Курил Японией?

— Ещё советской дипломатией была совершена ошибка, состоявшая в том, что была признана территориальная проблема в отношениях с Японией, при этом была подписана декларация, в соответствии с которой передача двух островов вообще является возможной. Та же ошибка была повторена в начале 2000-х годов новой российской властью. Президент РФ Владимир Путин заявил о приверженности этой позиции в тот момент, когда японцы заявляли: всё или ничего. После этого японцы стали действовать более гибко.

Тогда и возникла угроза, что все обещания, советские и постсоветские, надо будет исполнять.

Существует несколько серьёзных рисков, связанных с передачей островов, но нет ни одного плюса от этого решения.

«СП»: — Какие риски вы видите?

— Первый и самый главный риск — это «потеря лица» в Восточной Азии. Россия будет воспринята как слабый игрок, который для улучшения отношений жертвует своими послевоенными приобретениями. Это оживит ревизионизм вокруг территориальных итогов Второй мировой войны и скажется на отношениях со всеми ключевыми игроками этого региона, начиная, прежде всего, с Китая. Второй риск — это военно-стратегические соображения. Речь идёт о незамерзающем свободном выходе в Тихий океан, который должен полностью контролироваться российским флотом. Он необходим российским подводным лодкам для того, чтобы быть по-настоящему незаметными, неуязвимыми для наблюдения. Третий риск — это экономика. На островах Курильской гряды есть уникальные месторождения рудных ископаемых. Далее, в соответствии с Конвенцией по морскому праву 1982 года, введено понятие двухсотмильной исключительной экономической зоны, а это рыбный «Клондайк», это действительно ценный ресурс.

«СП»: — Тем более морская рыба живет в свободных условиях, поэтому она без антибиотиков и прочих вредных ингредиентов.

— Да, именно так. Это качественные биоресурсы. Четвёртый риск связан с восприятием ситуации внутри нашей страны. Мы должны быть, наверное, очень сильной страной, чтобы позволить себе такие шаги, не вызвав при этом фрустрацию, не снизив качества легитимности власти.

Теперь о возможных плюсах. Сразу хочу вынести за скобки все разговоры о важности заключения мирного договора. Само утверждение, что отсутствие такового является какой-то стратегической проблемой в наших взаимоотношениях — это некритическое принятие японской позиции. Т.е. очередная «слабина», которую дала наша дипломатия. Отсутствие мирного договора ни де-юре, ни де-факто ни на что не влияет, и обсуждать какие-то уступки в обмен на его заключение — значит позволять партнеру «торговать воздухом».

Что касается экономики, то мы очень заинтересованы в диверсификации наших контактов в Восточной Азии, в инвестициях и технологическом партнерстве с Японией. Но предполагать, что все это может произойти «в обмен на острова», довольно нелепо. Это будет происходить, если нам удастся самим закрутить маховик развития на Дальнем Востоке. Территориальные споры не помешали японцам участвовать в китайском инвестиционном буме, потому что для этого были, прежде всего, экономические мотивы. Представить же себе масштабные и долгосрочные инвестиции, которые будут осуществляться не одно десятилетие из соображения «дружбы» и «благодарности», просто невозможно. Понятие благодарности в геополитическом и геоэкономическом словаре отсутствует. А уж в восточноазиатской культуре — тем более.

Кроме того, чувства благодарности у японцев как раз не возникнет. По данным опросов общественного мнения в Японии, Россия является одной из наиболее негативно воспринимаемых стран, и эти оценки не меняются даже в гипотетическом случае возвращения «северных территорий». Поскольку же с российской стороны речь идет максимум о двух островах, это вообще будет воспринято как «жалкая подачка» и постоянная тема для переживания национальной ущемленности. Т.е. на уровне национального самосознания это будет скорее усугублением травмы, чем сбрасыванием негативного балласта в отношениях.

Еще один важный момент связан с тем, что Япония — страна с ограниченным суверенитетом, находящаяся под военным протекторатом США. И эта ситуация в обозримом будущем не изменится. Опасения, связанные с Китаем, еще долго будут держать Японию под американским «зонтиком». В этом смысле можно поблагодарить представителя японского Совбеза, который сказал, что в случае передачи островов Японии исключать размещения на них американских военных баз нельзя, потому что эти территории будут подпадать под американо-японский договор. Действительно, в случае передачи южных Курил под юрисдикцию Японии, у России не будет никаких гарантий по поводу соседства американских военных баз. Т.е., конечно, возможны обещания, а вот гарантией может служить только сохранение территории под своей юрисдикцией.

«СП»: — Доводы, которые Вы привели, очень сильные и очень плачевные. Как вы оцениваете шаг подписания соглашения о совместном российско-японском освоении южных Курил?

— Исходя из того, о чем я сказал выше, итоги визита Путина в Японию выглядят в целом утешительными. Когда накануне визита произошел «слив» в прессе (слова представителя японского Совбеза), стало понятно, что худшего можно не опасаться. Я не вижу в решении о совместной хозяйственной деятельности каких-то серьёзных кардинальных угроз. Безусловно, нужно обратиться к деталям соглашений, которые мне пока не известны. Могу только сказать, что при всех экономических и гуманитарных связях нужно строго блюсти все формальные моменты, которые касаются нашего суверенитета.

Я приведу пример относительно пограничного контроля. Сейчас японцы имеют право безвизового посещения Курил. Кстати, как это ни абсурдно, нам с вами попасть на Курилы будет сложнее, чем японцам, нужны какие-то специальные процедуры, поскольку это приграничная зона. Так вот, иногда японские делегации отказываются заполнять миграционные карточки. Отказываются принципиально на том основании, что едут «к себе домой». И мне рассказывали о прецедентах, когда наши контрольные службы дают слабину. Но это явно не тот случай, когда можно махнуть рукой на процедуры, такие символические вещи в Восточной Азии очень важны. Если не соблюдать всех необходимых «ритуалов суверенитета», то наш суверенитет на островах будет восприниматься как «фейковый».

С этой точки зрения, сейчас было бы важно заняться топонимикой — корректировкой географических названий. Курильские острова до сих пор носят японские имена. С точки зрения японцев, это является признанием того, что мы не считаем их по-настоящему своим. В восточноазиатской культуре имена — это нечто большее, чем условные знаки. В данном случае, это спроецированное на карту правовое и политическое притязание. Не случайно во всех территориальных конфликтах между Японией и Китаем фигурируют двойные названия. У японцев — японская версия названия, у китайцев — китайская.

Переименование островов могло бы стать важным шагом на ближайшее время для России. Так мы покажем японцам, что гуманитарные и экономические послабления не мешают нам считать острова своими. Кстати, и исторически у нас есть для этого основания: русская колонизация островов началась раньше японской.

Возвращаясь к итогам визита Путина в Японию, мне кажется, они в целом успешны. С российской стороны нет отступлений по вопросу о юрисдикции. При этом с японской стороны есть явно продекларированное стремление к перезагрузке отношений, к развитию экономических связей, и не только по Курилам. У России сейчас достаточно хорошие карты на руках. Это наступающий сложный период в отношениях США и Китая. США, судя по всему, переходят к позиции жёстких переговоров по всему спектру вопросов. В этой ситуации позиция России очень важна. Мы не должны снижать уровень своих отношений с Китаем, но мы можем действительно повысить уровень отношений с некоторыми региональными оппонентами Китая, такими как Япония.

«СП»: — С какими странами Юго-Восточной Азии Россия может повысить уровень отношений?

— Серьезно и системно, на мой взгляд, нужно повышать уровень отношений с Индией. Сейчас у нас есть партнерские отношения и серьёзные проекты. Но экономическая двухсторонняя повестка с Индией все же очень узкая: военно-техническое сотрудничество, фармацевтика, что-то еще. Но на самом деле экономика Индии огромная, и это огромный рынок, куда, в отличие от китайцев, нас могут пускать с какими-то совместными проектами в промышленно-технологической сфере, в инфраструктуре. Китайцы к себе на рынок нас вряд ли пустят.

В Индии в меньшей степени выстроена экономика полного цикла, не так широк, как в Китае, спектр освоенных технологий, поэтому они заинтересованы в России как в технологическом партнёре.

Наша стратегия в Азии должна состоять в том, чтобы, не снижая уровень отношений с Китаем, качественно повысить уровень отношений с его стратегическими оппонентами. Мы дружим со всеми, имеем право, — в этом и состоит смысл суверенитета.

«СП»: — У меня уточняющий вопрос. Москва хотела получить у Японии кредиты на проект «Ямал СПГ» (акции «Новатэк» 50,1%), и кредиты на проект газопровода «Сахалин 1» и «Сахалин 2» в Японию. «Сахалин 1» — это 20% акций Роснефти, а «Сахалин 2» — это 50,1% акций «Газпрома». Означает ли это, что наши компании-гиганты «Газпром», «Роснефть» истощены для реализации масштабных проектов?

— Масштабный проект «Ямал СПГ» важен для развития Арктической зоны. Если действительно удастся реализовать задуманное, это серьёзно повысит транспортную загрузку Северного морского пути и позволит развивать инфраструктуру этой стратегически важной артерии. Но проект требует огромных инвестиций. После западных санкций, падения цен на нефть и газ, конечно, их привлечение стало гораздо более сложным делом. Японцы — одни из потенциальных потребителей СПГ, их участие в проекте выглядело бы вполне логично.

«СП»: — А Курилы и совместная хозяйственная деятельность — это обменная монета в счет кредитов?

— На такую постановку вопроса Россия не должна соглашаться. Это нормально, когда один из потенциальных потребителей может стать участником большого инвестиционного нефтегазового проекта. Одновременное присутствие в проекте и Японии, и Китая было бы для России только в плюс. Еще раз скажу, это капиталоёмкий, дорогостоящий и трудно окупаемый проект, поэтому это не тот случай, когда стоит нервничать по поводу наличия иностранных инвесторов.

Что касается строительства газопроводов между Сахалином и Японией, то такие проекты тем более нужно делать в партнерстве с потенциальным потребителем (как это было в случае с «Северным потоком»). Другое дело, что это не должно восприниматься в качестве одолжения с японской стороны, за которое мы должны расплачиваться уступками в других сферах. Это должно быть взаимовыгодно, или же вообще это не стоит затевать. Насколько нужны эти новые газопроводы, или же лучше делать акцент на СПГ, как это и происходит сейчас в Восточной Азии, я в данном случае, не берусь судить. Это отдельный вопрос.

«СП»: — «Газпром» и «Роснефть» истощены?

— Смотря для каких проектов. Денег у этих компаний много, но надо понимать, что даже такая вещь как геологоразведка в Арктике на тех огромных месторождениях, которые они себе взяли в качестве лицензионных участков, требует не миллиардов, а десятков миллиардов долларов. И это только геологоразведка, а не добыча. Поэтому денег у них много, но потенциальных трат ещё больше.

«СП»: — Штаты начали давить на Китай. А какие опасности для России со стороны Китая видите вы?

— Основная угроза в структуре товарооборота. Мы поставляем Китаю сырьё, а покупаем у него продукты переработки. Речь идёт не только о таком сырье как нефть или газ, и не о том, какой сложный Китай переговорщик по нефти и газу. Очевидно, что речь идёт о большом дисконте для этой страны, о котором мы мало что знаем, потому что информация закрыта. Но главное в том, что Сибирь и Дальний Восток работают на вывоз необработанного сырья в Китай. Выстроена мощная логистика и экономическая, и социальная, по вывозу стратегических ресурсов в Китай.

«СП»: — Давайте назовем эти ресурсы.

— Это, прежде всего, лес, рыба, металлы.

«СП»: — До сих пор эта проблема есть?

— Это острейшая проблема. Пока не видно, чтобы ситуация изменилась в лучшую сторону. В Восточной Сибири и на Дальнем Востоке никогда не будет сильной экономики, если мы не остановим утечку по серым схемам двух главных ресурсов: леса и рыбы. Переработка этих ресурсов и продажа полноценного продукта с высокой добавленной стоимостью способна создать целые отрасли экономики в этих регионах и качественно изменить наше место в системе разделения труда.

Если посмотреть региональный разрез в отношениях с Китаем — мы остаемся самой примитивной сырьевой провинцией, колонией. И это главное, что необходимо изменить.

Демографический вызов со стороны Китая пока является гипотетическим. Это вызов на перспективу.

«СП»: — Может ли реализоваться демографическая угроза со стороны Китая в России в полном объеме?

— В перспективе — да. И здесь для нас опаснее разбалансированный Китай.

Есть мнение, что Китай стабилен, пока у него есть экономический рост. Это как велосипед: если экономический рост прекращается, педали прекращают крутиться и велосипед падает. В такой ситуации Китай начнет экспортировать свои проблемы. Кстати, одна из этих пробоем — демографический дисбаланс. В Китае не хватает женщин.

«СП»: — У нас, кстати, другая проблема. Нехватка мужчин.

— А в Китае действовал долгое время принцип: одна семья — один ребёнок. И не сложно догадаться, что этим единственным ребёнком оказывался мальчик.

Но еще раз отмечу, что главный вызов уже реализован, а именно диспропорция в торговом балансе и отсутствие контроля над стратегическими ресурсами.

«СП»: — Почему чиновники бездействуют?

— Организованная преступность и коррупция.

Причем китайская организованная преступность достаточно разумная. Они действуют гибко и не устраивают беспредел; они контролируют уличную преступность, не создают демонстративных вызовов для принимающего общества. Китайцы стараются находиться в хороших отношениях с русскими ОПГ, чиновниками, работая на задачу. А задача им ставится следующая — вывоз стратегических ресурсов по бросовым ценам. Криминологи, которым я склонен доверять, пишут, что китайские ОПГ, занимающиеся стратегическими ресурсами, часто находятся в связке с китайскими спецслужбами, с силовыми структурами. И это неудивительно. Ведь контроль над стратегическими ресурсами — задача государственного масштаба.

Ксения Авдеева