Новые бои в Донбассе совпали со встречей президентов Украины и США, где, по некоторым сообщениям, Порошенко обсуждал с Трампом передачу Донбасса Америке. А также с внесением в Верховную раду Украины плана «мирной» реинтеграции восставших областей, предусматривающего... введение военного положения на востоке страны. Своими прогнозами развития ситуации и воспоминаниями о начале боёв на Донбасском фронте с АиФ.ru поделился Игорь Иванов, в 2014 году — заместитель начальника Главного штаба Вооружённых сил ДНР.
Донбасс в огне
Алексей Чеботарев, АиФ.ru: — Игорь Борисович, с чего всё началось?
Игорь Иванов: — С решения идти защищать русских людей на востоке Украины. Я присоединился к «стрелковцам» уже тогда, когда Славянск был в осаде и на подступах к городу шли тяжёлые бои. Хотя мы с Игорем Стрелковым знакомы уже очень давно, меня на Донбасс никто не звал, это было моё личное решение. Я вёл с собой группу людей: членов Русского общевоинского союза и тех, кто к нам присоединился.
Украинскую границу переходили где-то в районе Изварина. Потом я был на передовой, когда мы оборонялись и отступали: в Славянске, Иловайске, Донецке. Позднее перешёл в штаб ополчения.
— Поддерживали ли вас жители Донецкой и Луганской областей?
— Поддержка в 2014 году была массовая. У меня как у командира не было никаких проблем ни с бытовым обслуживанием, ни с питанием, ни с жильём. В любом населённом пункте Донбасса, который мы занимали, к нам приходили местные женщины, говорили: «Дорогие, спасибо, что вы пришли. Мы будем вам варить и стирать, только не уходите, не сдавайте нас бандеровцам».
Другой вопрос, что одно дело — это говорить, что мы против бандеровцев, материально помогать ополчению, голосовать за присоединение к России а другое дело —взять и подставить голову под пули. Вот на это уже не каждый решался. Мы ведь не объявляли мобилизацию, мы ждали только добровольцев. Но под танки никто не рвался. На другой стороне постоянно объявляли мобилизации, люди от них прятались и разбегались. Там тоже никто не горел желанием воевать, кроме добровольческих батальонов.
Людей у нас было очень мало. Под Славянском сражались 2,5 тыс. добровольцев, которые съехались со всей Украины и со всей России. Нам хотелось, чтобы этот поток был более массовым, но сражались с тем, что имеем. Противник всегда имел преимущество десять к одному. Однако моральное превосходство было за ополченцами: укропы в 2014 году не хотели воевать. Только фанатики-националисты из так называемых добровольческих батальонов ехали «убивать москалей». И они убивали в том числе своих, воинов Вооружённых сил Украины, когда те, например, не хотели идти атаку, пытались сохранять «нейтралитет» или сдаваться в плен. Солдаты украинской армии переходили на нашу сторону или — что было чаще — сдавались, а потом просто бежали от военной службы: кто на Украину, а кто и в Россию. Сдавались целыми подразделениями.
Русские не сдаются
— Как много граждан России, в том числе российских военнослужащих, было в ополчении?
— Никаких Вооружённых сил Российской Федерации в тот период на Донбассе не было, это украинская пропаганда. К сожалению, пропаганда: наши бойцы очень хотели, чтобы Вооружённые силы России нам помогли. Потому что долго драться в соотношении 1 к 10 невозможно, какой бы сильный дух у тебя ни был. Многие надеялись на приход российской армии, поскольку пример Крыма был ещё свеж. Ждали российскую армию и украинские военные. Один раз пришли на переговоры несколько офицеров из подразделения ВСУ, которое стояло напротив нас. Спрашивают: «Ребята, вы кто? Если вы российская армия, то мы сейчас все переходим на вашу сторону». Надо было видеть их разочарование, когда они убедились, что мы ополченцы. «Нет, ополчению сдаваться мы не будем, мы кадровые офицеры». Так и ушли. Что с ними стало, не знаю.
Что касается добровольцев из России, то их у нас никогда не было больше 10%. У нас в ополчении дрались люди самых разных национальностей. Представители практически всех национальностей бывшей Российской империи. Армяне и азербайджанцы сражались плечом к плечу. Были отдельные добровольцы из Чечни, что вызвало слухи о чеченских батальонах под командой самого Кадырова. Мы эти сказки поддерживали и для устрашения противника иногда кричали: «Аллах акбар!» Моторола особенно любил использовать такие методы: он даже включал записанные на магнитофон мусульманские молитвы. Это доводило противника до паники.
Запомнилась сама атмосфера ополчения 2014 года: она была невероятная. Мне есть с чем сравнить: я служил и в советской, и в российской армии. Такого братства и единства неравнодушных, идейных людей, как там тогда, нигде не было. Удивительна была наша армия и по своему социальному составу: среди нас были и писатели, и драматурги, и публицисты.
— Какой эпизод войны вам больше запомнился?
— За всё время войны я три раза попадал в окружение. Но самое страшное было в июле 2014 года, когда мы прикрывали отход нашего батальона. Была задача держать позицию до последнего. Мы держались, пока не наступила ночь. Мы поняли, что нас осталось 5 человек, мы в плотном кольце укропов. Ночью атаковать не будут, но утром точно добьют. В отличие от военнослужащих ВСУ, которые сдавались толпами при первой возможности, у славянцев был закон не сдаваться ни при каких обстоятельствах (кстати, тех немногих ополченцев, кого удавалось захватить в плен, укропы убивали очень жестоко или калечили на всю жизнь). Мы сожгли документы и закопали в землю мобильники, я посчитал патроны и прикинул, сколько секунд нужно, чтобы выхватить пистолет и выстрелить себе в голову. Это был тот момент, когда пришло осознание, что «всё» — живыми не уйти. Приняли решение идти прорываться, а не получится — отстреливаемся до последнего патрона, а потом подрываем себя гранатами: шансов выйти, действительно, было ничтожно мало... Не знаю, как, но мы вышли. И прорвались, даже никого из оставшейся пятёрки не потеряли. Это было чудо.
«Вечно пьяные»
— Вас, ополченцев, обвиняют в том, что вы использовали мирное население в качестве «живого щита»...
— Судите сами. Могли ли ополченцы прикрываться мирным населением, если большинство из них — местные? Часто родом из тех населённых пунктов, которые они защищали. Не забывайте, мирные жители — это же жёны, матери, дети, соседи, одноклассники ополченцев. А вот для пришлых карателей — они «вата», «самки колорадов» и т.п. Поэтому украинская армия, нацгвардия, особенно «западенцы» с самого начала вели себя в Донбассе, как настоящие оккупанты, применяли там тактику «выжженной земли»: это же Восток — чужая для них земля, чужое население, не жалко!
Я оборонял Николаевку и Иловайск. В Николаевке позиции были вынесены за город, далеко от жилья, за дачными участками. Но снаряды всё равно летели: и по нам, и в город. Укропы стреляли по городу специально. Мощная Славянская ТЭС, когда-то известная на весь Советский Союз, где не было ни одного ополченца, стояла вся в огнях, чтобы её видели и по ней не стреляли. Так вот, эту электростанцию укропы «утюжили» изо всех орудий три дня, чтобы у нас не было ни света, ни воды. Она, по-моему, с тех пор так и не введена в эксплуатацию. Столб чёрного дыма стоял до самого неба, когда она горела. То же самое происходило потом и в Иловайске, и в Донецке, и в других городах. В Иловайске все наши блокпосты и окопы были оборудованы на окраинах, а не в городе — хоть сейчас могу по памяти нарисовать их расположение. Но укропы целей, похоже, никогда особенно не выбирали, били по площадям — уничтожали всех и вся. Кроме того, украинские артиллеристы — это те ещё вояки, настоящих артиллеристов в разваленной укроармии тогда ещё поискать было, а вечно пьяный личный состав ВСУ ни дисциплиной, ни боевой выучкой не отличался.
— Как это «вечно пьяный»?
— Местные жители имели возможность сравнить и сами нам рассказывали: «Ваши и украинские блокпосты различаются, как день и ночь. У вас настоящая армия: все вежливые, трезвые, дисциплинированные. У „укропов“ — все пьяные и обкуренные, палят почём зря, оружие на предохранители не ставят». Мы расстреливали за мародёрство, даже мелкое. Но пропагандисты противника звонили комбату и рассказывали якобы от лица местных жителей о грабежах. Начинаем искать — и выясняется, что тех «пострадавших», о ком шла речь, не существует в природе.
— Что связывало вас с Игорем Гиркиным-Стрелковым?
— С Игорем Всеволодовичем Гиркиным мы знакомы очень давно, ещё с 1991 г., когда он был студентом Историко-архивного института. У нас много общего: оба историки, оба интересовались историей белого движения, оба монархисты, оба патриоты, оба переживали за то, что происходило в стране. В 1996 году, когда Игорь собрался делать карьеру офицера, мы с ним об этом поговорили.
«Понимаешь, я ведь по специальности историк-архивист, — сказал он мне. — И выбор такой: либо я сейчас сажусь в архив за бумажки, когда стране нужны солдаты, либо иду служить». Тогда мы друг друга не поняли, даже поссорились, а сейчас я думаю, что его решение всё-таки было верным: потому что, например, в Славянске все его знания и подготовка очень помогли сохранить жизни многих бойцов.
А вот сейчас мы с Игорем Всеволодовичем не общаемся — с той поры, как он решил заняться политикой. Скажу откровенно, я не разделяю его нынешней политической позиции и мне не по пути с людьми, которые его окружают.
— Зачем вы начали войну на востоке Украины?
— Войну начали не мы, её развязала другая сторона. Если бы не начали стрелять на Майдане и жечь людей в Одессе, то, наверное, люди и не поднялись бы. Кошку долго загоняли в угол, загнали, а потом выяснилось, что кошка чёрно-оранжевая, как георгиевская ленточка, и вообще-то это тигр.
Революция в Киеве делалась исключительно чтобы установить на Украине антироссийский режим. Следующий «Майдан» должен был — по замыслу американцев — произойти в Москве. Этот удар должен был сократить территорию и население уже РФ. Никто не ожидал ответной реакции русских и России. Никто не ожидал, что власти РФ окажут сопротивление. Даже народ России этого не ожидал. И никто не ожидал, что народ России поднимется. Все войны последнего времени — в Афганистане, в Чечне, другие конфликты в горячих точках бывшего СССР и России — были крайне непопулярными. Народ видел, что власть решает какие-то свои задачи и относится к нему, как к расходному материалу, пушечному мясу. Но началось массовое народное движение. Никак не инициированное сверху. Добровольцев первого, «стрелковского» призыва на Донбасс никто не посылал, все они приехали туда по собственной инициативе. Впервые за много лет совпали два вектора: действия российской власти в Крыму и народный порыв. Это было недолго, но это произошло. «Русская весна» была неожиданной и для американцев, и для Киева, и для Кремля, и для Вашингтона.
Американцы не идиоты и не самоубийцы, чтобы развязывать полномасштабную войну с Российской Федерацией, у которой осталось довольно мощное ядерное оружие. Поэтому удар планировали наносить через Украину. И нужно было дармовое пушечное мясо, «пусть русские убивают русских». Ведь для американцев украинцы такие же русские, как и для нас.
Роль США
— При чём тут американцы?
— США настолько не скрывали своих агрессивных планов по отношению к России, что даже не считали нужным их секретить. Всё это можно прочитать в интернете чуть ли не в открытом доступе, на сайтах вроде «РЭНД корпорейшн». Расчленение и завоевание России планировалось ещё в 2010 году, только кризис их немного притормозил. Тогда решили ударить в 2014. Другое дело, что никто не ожидал, во что это выльется.
И потом, американцы на Донбассе были. Мы американцев там видели, воевали с ними и убивали их. Думаю, ещё не все забыли распиаренного киевской пропагандой рейнджера, американского офицера Марка Паславского, уничтоженного нами под Иловайском. Против нас воевали наёмники практически изо всех стран Западной Европы и НАТО. В июле 2014-го разведывательно-диверсионная группа нашего 2-го Славянского батальона разгромила вражеский блокпост, уничтожив там чуть ли не взвод наёмников с польскими бело-красными нашивками на униформе... Там и негры были. Мы же в своё время предлагали, когда уничтожили группу американских наёмников, среди которых были негры, всем телевизионщикам приехать и снять. Никто не приехал и не снял.
— А кто всё-таки сбил злополучный гражданский малазийский «Боинг»?
— Поскольку самолёт сбили при мне, приходилось уже сто раз отвечать на этот вопрос. В Советской армии я служил в войсках ПВО, поэтому понимаю, о чём речь. И мне совершенно ясно, что это была срежессированная подстава. Главный вопрос: каким образом Украина, контролировавшая воздушное пространство над местом гибели самолёта, вообще допустила возможность появления пассажирского воздушного судна в зоне, где идут боевые действия? А вообще по делу сбитого Боинга написаны уже тома официальных отчётов и исследований, все версии известны, так что я к этому уже вряд ли что-то новое добавлю.
— По какой причине вам пришлось покинуть Новороссию?
— Во второй половине августа 2014 года полностью сменилось политическое и военное руководство ДНР и ЛНР. С этого времени коренным образом стала меняться внешняя и внутренняя политика в республиках, в том числе её идейная составляющая. Положение на фронте тогда улучшилось, мы стали переходить в наступление, но лозунги «Русской весны» ушли в прошлое, из официальных СМИ исчезло само понятие «Новороссия». Началась подготовка к непонятным для ополченцев и народа переговорам в Минске... В это время из Новороссии ушёл не я один, вместе со мной уходила большая группа офицеров-славянцев, начался массовый уход добровольцев.
С тех пор никаких добровольцев и ополчения на Донбассе нет. Там у республик регулярная армия, причём контрактная: люди получают зарплату. Сейчас республики держатся только на воле России к сопротивлению. И до тех пор, пока Россия будет сопротивляться, эти республики будут существовать. Но нужно понимать, что в этой борьбе на кон поставлена не Новороссия или Украина. И если Россию в этом противостоянии удастся сломать — придёт большая беда, причем уже не только в Донбасс. Трагедия же Украины в том, что ей определена роль антироссийского плацдарма, но сама она будет интересовать Запад и существовать на политической карте только до тех пор, пока существует Россия.
Алексей Чеботарёв , АиФ.ру |
