Я походные песни как свечи
Перед ликом России зажгу
Мы сараевские скауты-разведчики летом ходили в походы в плотно окружавшие Сараево горы и леса. Я знал, что Иван Савин имел в виду военные походы Гражданской войны, но война кончилась, победили большевики, а мы оказались в Югославии. Живя среди местных, мы, только уйдя в горы и леса, могли себя чувствовать русскими, петь русские песни, думать о России и чувствовать себя как в России.
Были и другие особенно нам близки и понятные слова в его стихотворениях:
Ты ли Русь бессмертная мертва
Нам ли сгинуть в чужеземном море.
Мы держались вместе, чтобы не сгинуть в чужеземном море.
Я родился в России, но мне не было и двух лет, когда родители забрали меня с собой и покинули Севастополь, уходя с Русской армией Врангеля неизвестно куда. Все остальные вокруг меня родились здесь, в Югославии, но своей родиной считали Россию.
А кто был этот Иван Савин? Он был финн, и русской крови в нем было мало, но для нас он был поэт и герой.
Иван Савин был его псевдоним, а настоящая фамилия была Саволайнен. Родился он 29 августа (10 сентября) 1899 г. в Одессе. Окончив гимназию, поступил в Белую армию, заболел, не мог эвакуироваться, попал к большевиками в плен, но имел удостоверение, что служит в Белой армии по мобилизации, не был расстрелян.
Будучи финном, он смог в 1922 г. вернуться в Финляндию, стал писать стихи и прозу и очень скоро завоевал известность, но жил недолго. 12 июля 1927 г., после неудачной операции аппендицита умер от заражения крови.
Незадолго до смерти поэта художник Илья Репин подарил ему свою фотокарточку с надписью: «Необыкновенно красивому Ивану Ивановичу Савину», а на его кончину откликнулся словами: «Какая невознаградимая потеря… Я всегда мечтал, глядя на этого красавца малороссиянина, написать его портрет».
Иван Бунин так отозвался о нем: «То, что он оставил после себя, навсегда обеспечило ему незабвенную страницу в русской литературе: во-первых, по причине полной своеобразности стихов и их пафоса; во-вторых, по той красоте и силе, которыми звучит их общий тон, некоторые же вещи и строфы — особенно».
В 1926 г. стараниями профессора Владимира Даватца, секретаря Союза галлиполийцев в Белграде, была выпущена «Ладонка», сборник его стихотворений. В предисловии было сказано, что хот Иван Савин и не был в Галлиполи, но галлиполийцы считают его своим поэтом. У меня была его книга, и я знал почти всю ее на память.
После конца войны в 1945 г. я оказался сперва в Нидерзахсверфене, а затем в Менххегофе. Там в книжном магазине «Посева», в котором можно было не только купить журнал «Посев» и книги, но и поговорить с посетителями, я однажды встретил Коку (Николая) Бреверна, члена НТС и бывшего начальника отряда разведчиков в Скопле, декламирующего на память одному «новому» (так мы называли советских) эмигранту какое-то стихотворение Ивана Савина. В нужный момент я ему что-то подсказал и принял участие в разговоре. «Новый» внимательно нас слушал и потом сказал:
- А почему бы вам не издать сборник этих замечательных стихов. Его бы здесь вмиг расхватали.
Я сказал, что это действительно следовало бы сделать, и предложил Бреверну как-нибудь вместе по памяти, записать все стихи Савина. Тогда в разговор вмешался, тоже член НТС, Юрий Осипович Дункель, который сказал, что негоже издавать сборник стихов, записанный по памяти, так как безусловно будут в нем ошибки и искажения, но он готов для этой цели одолжить нам, имеющийся у него экземпляр «Ладонки». Так как никакая УНРА не разрешила бы печатание подобных антисоветских стихов, то мы решили издать сборник нелегально. К осени 1946 г. восковки были готовы и мы отпечатали около 200 экземпляров. Половину тиража я отвез в Мюнхен, где у меня друг детства занимался книжной торговлей. Он сам, и не он один, издавал книжки, не спрашивая у УНРЫ разрешения, и, следовательно, без указания: «Approved by UNRRA Team». В Менхегофе стихи Савина продавались в «Посеве», как привезенные из Мюнхена
К «новым» эмигрантам принадлежал и ставший после войны известным поэтом. Иван Елагин. Об Иване Савине он писал: «Ритм этих стихов – ритм походки выведенных на расстрел, шатающихся от слабости и от непривычного, после тюрьмы, свежего воздуха. Ритмическая неровность некоторых строк, их отрывистость придает стихотворению взволнованность свидетельского показания. Иван Савин свидетельствует о своем страшном и героическом времени, и его поэзия — поэзия высоких обид и высокого гнева. Этот высокий гнев у Ивана Савина сочетался с высокой жертвенностью. Умереть за Россию, за ее честь — к этому призывала его поэзия».
«Ладонка» Ивана Савина выдержала три, а вернее четыре издания, так как она полностью вошла в книгу «Только одна жизнь» изданную в 1988 г в Нью-Йорке с моим предисловием его вдовой Людмилой Владимировной, по второму мужу – Сулимовской
Вечная память белому воину.
Литературно-общественный журнал "Голос Эпохи", выпуск 4, 2017 г. |
