О суде
— Народные суды ничем не хуже обычных. Единственное, чего они не предусматривают, — это коррупционную составляющую. Попробуй заплати всем двумстам «присяжным», которые сидят в зале, когда ты даже не знаешь, кто придет. Суд присяжных — это практически тот же народный суд, который у нас был. Но только присяжных заседателей намного меньше, ими можно манипулировать как угодно.
— А как же теория толпы, когда один человек кричит «да» и многие за ним следуют?
— Нас почему-то все время хотят убедить в том, что мы есть толпа. Но мы ведь не толпа, мы народ. У нас масса образованнейших людей, научных деятелей. Ну какая же это толпа? У нас интеллигенция присутствует. Учителя, врачи. Какая же это толпа? Толпа — это согнанное в стадо быдло. А мы же народ. Народ имеет право вершить судьбы членов общества.
— Как долго будут продолжаться такие народные суды?
— Ну начнем с того, что это был первый суд. Показательный. Надо было понять, как на это все отреагирует общество, как себя поведут люди во время этого процесса. Исходя из того материала, который был наработан во время проведения суда и после, надо формировать что-то похожее на тот суд, к которому все привыкли. Ну и еще раз повторяю: без составляющей коррупционной.
— Что такое проблемы с нравственностью в целом? Каковы симптомы?
— Те же молодые девушки, которым рожать необходимо детей, чтобы демографического кризиса не было, вместо этого гробят свой организм. Ведь почему в старину вообще запрещалось за стол садиться девушке? Потому что она прежде всего мать. Но какая из нее будет мать, если она угробила свой организм алкоголем, а сейчас еще и наркотиками?
— Человека, которого народный суд приговорил к смерти, казнили?
— Нет. Он продолжает жить в заключении.
— Назначена дата его казни?
— Нет.
— Почему?
— Потому что ожидание смерти хуже самой смерти. Одиночная камера — она еще больше убивает человека, чем пуля.
— Казнь будет?
— Не знаю. Это был суд предварительный. Суд проводился не столько для того, чтобы узнать, расстреливать ли человека, сколько для того, чтобы понять, какие проблемы, какие тонкости сейчас в обществе происходят, над чем необходимо работать.
— А уголовное дело было?
— Конечно. Как можно без уголовного дела судить? Необходимо на что-то опираться. Потому и возникла идея сделать народный суд. Потому что просто так расстрелять за углом человека — это не в наших правилах. Даже если преступнику присуждается смертная казнь, еще не факт, что она будет выполнена через день, правильно? Необходимо дать время на апелляцию.
— А есть ли у обвиняемых адвокаты или защитники?
— А адвокаты — те же, кто судит, — народ. Если общество оправдает, мы откроем двери, и они пойдут жить в это общество.
— Вам не кажется, что это очень похоже на самую древнюю форму судов? В процессе совершенствования общественных отношений суд изменился…
— А кто сказал, что самая древняя форма судов — самая плохая? Да, правильно вы сказали — были первые суды. Но так ведь и у нас был первый суд. У нас нет своего законодательства, нет Уголовного кодекса — от чего отталкиваться? Мы пытаемся создать народную республику, а не какую-нибудь денежно-политически-коррупционную.
— Население поддерживает такую форму правосудия?
— Ее поддерживают во всем мире. На самом деле справедливости хотят все. Но справедливость — штука жестокая. Она не должна быть в розовых бантиках, как бы кому ни хотелось.
О сценариях
— Вы говорите: не толпа, а народ. А по ту сторону фронта?
— Такой же народ. Кто-нибудь предоставил факты наличия там зверя какого-нибудь?
— Майдан: толпа или народ?
— Майдан — это сценарий. Все, что происходит в политической жизни сегодняшнего мира, — это сценарии. Начиная с 1917 года. Революция была срежиссирована? Была. Сейчас эти сценарии раскачек революций: «оранжевых», «цветных» и всех прочих — используются в полной мере.
— Зачем?
— Бизнес. Всего лишь бизнес. Передел собственности и влияния.
— Выборы в ДНР и ЛНР — это сценарий?
— Если этот сценарий начался с Майдана, кто вам сказал, что он закончился вчера? Этот сценарий будет длиться еще долго. И вот только когда действительно будет построена народная власть, тогда только можно будет говорить об окончании всех этих сценарных, постановочных спектаклей. До тех пор, пока власть будет в руках… не совсем народа, сценарий будет продолжаться.
Я был против выборов. Потому что невозможно во время боевых действий проводить какие-либо массовые мероприятия. Точно так же нельзя было проводить и в Украине выборы.
— Появление подразделения «Призрак» — это тоже сценарий?
— Бригада «Призрак» пошла вразлом со всеми сценариями. Нас не должно было быть. На удивление всем мы возникли.
— Почему вас не должно было быть?
— Потому что возник такой Мозговой, который денег не берет. И сам по себе начал что-то делать.
— Денег не берет от кого?
— В том-то и дело, что ни от кого.
— На что же вы тогда все это делаете?
— На помощь таких же граждан, как и мы. Вот и все. Представляете, как это бьет по сценаристам? Вы даже себе не представляете. А логика следующая. Мы пошли наперекор всем логическим вещам, которые нам предлагали.
Предлагали даже деньги, и немалые. Меня сейчас обвиняют за то, что я вышел из Лисичанска и якобы взял за это деньги у Коломойского (губернатор Днепропетровской области). Ну это чистой воды выдумка. Такая, что ни в какие рамки. Необходимо облить грязью, вот и обливают.
Когда мы уже были здесь, нам предлагали определенные суммы, чтобы мы немножко успокоились. Несколько недель назад у нас были представители министерства обороны ЛНР, которые предлагали нам тоже полное обеспечение, но с условием, что мы вливаемся в армию ЛНР. На что у нас ответ был следующий: мы и так в армии ЛНР, готовы сотрудничать и выполнять все приказания министра, но при условии сохранения целостности бригады. Но не желают люди, чтобы оставалась бригада «Призрак» отдельным, целостным подразделением, — нас хотят разбить, раздробить и нами дополнить другие подразделения.
— Зачем?
— Политика — штука тонкая. А особенно когда политика завязана на деньгах. А мы выступаем всегда против того, чтобы бизнес был в политике.
— Может быть, от вас хотят избавиться так же, как от Стрелкова и Безлера? В чьих это интересах?
— В интересах тех людей, которые хотят оставить свой бизнес при власти и вообще хотят оставить свой бизнес при себе, при карманчике.
— То есть это не Россия?
— Нет, конечно. Здесь местных идиотов хватает.
Про будущее
— Вы уверены, что люди, которые имеют вес в ЛНР, готовы строить точно такое же государство, какой вам представляется настоящая народная республика?
— Не уверен. Поэтому я и хочу сохранить бригаду «Призрак».
— Но не может же в том же Алчевске вечно сохраняться военная власть?
— Так здесь и нет военной власти. Вы ее видели на улице — военную власть?
— Любой человек с автоматом является военной властью.
— Да, может быть, передвигается по городу — но это еще не власть. Власть в городе Алчевске кому принадлежала, тому и принадлежит. А мы просто войсковое подразделение, стоящее здесь на гарнизонной службе.
— Если то, что будет строить на подконтрольных территориях ЛНР, не будет народной властью, что вы будете делать?
— За все время существования правительства ЛНР в тех населенных пунктах, где находятся какие-либо гарнизоны — не только наши, но и других подразделений, — представителей от правительства ЛНР до сих пор никто еще не видел.
— ЛНР вообще существует, в таком случае?
— Да.
— В виде небольшой надстроечки, которая сидит в Луганске в обладминистрации?
— Ну как-то так, да. И комендатур, которые от них существуют в городах.
— То есть государства еще нет на данный момент?
— Есть. Я есть — значит, есть государство. Государство — это не только правительство, государство — это мы все. А правительство — это всего лишь правительство.
— Чем должна закончиться эта война?
— Победой! А чем обычно войны заканчиваются?
— Что для вас победа?
— Победа — это то, после чего заканчиваются боевые действия, одна из сторон капитулирует перед другой стороной, и на освобожденной территории устанавливается именно та власть, которая и шла до победного. То есть народная.
— Минские соглашения — это капитуляция одной из сторон?
— Я Минские соглашения вообще не воспринимаю как серьезные. Они не были подписаны действительной властью. Точно так же могли бы встретиться два комбайнера и два шахтера и принять «минское соглашение».
Победа заключается не только в окончании боевых действий. Это еще и изменения мировоззрения и мысли человека. Это переломный момент. Продолжит человек жить в тех рамках, в которые его загнали, или он освободится от этих рамок? Нам сейчас дан шанс начать мыслить. Если мы и после всего этого не станем думать и принимать сами за себя какие-либо решения, то это победой нельзя будет назвать. То есть все эти жертвы будут зря.
— Вы дадите эту возможность — принимать самим за себя решения — людям в Мариуполе или, скажем, в Одессе?
— Эта возможность должна быть у всех. Чем люди в Мариуполе отличаются от людей в Австралии? Чем люди в Донецке или в Луганске отличаются от людей во Львове? Тем, что идеология другая, язык другой? Но мыслить-то мы должны все равно на уровне человека свободного, независимо от рабских условий, в которые нас загнала коррупционная власть?
— Если Мариуполь или Одесса скажут: мы не хотим в Новороссию, мы хотим оставаться в Украине, что будет?
— Да не хотят они оставаться в Украине, я-то прекрасно знаю эту ситуацию!
— Люди видят, что происходит в Донецке и Луганске, они видят, что такое война.
— А что произошло с этими городами? Мы опять упираемся в материализм. Ну дома разрушили. И что? Необходимо ломать все эти стереотипы и менять немножко мышление. Я понимаю, что мы все материалисты, что нам всем кушать хочется. Но мы живем не для того, чтобы кушать, мы кушаем для того, чтобы жить.
— Вы хотите перевернуть представление людей о жизни?
— Не перевернуть, но хотя бы подтолкнуть к тому, чтобы человек немножко оглянулся и посмотрел на себя со стороны.
— Чем подтолкнуть? Автоматом?
— Нет. Уже и так автоматы столкнулись с одной и с другой стороны. Этого мало, чтобы понять, что с тобой бьется зеркальное отражение? С одной стороны рабочий, с другой стороны рабочий. С одной стороны таксист, с другой стороны таксист. За что они бьются или против чего? Против олигархов, за свободу, за улучшение жизни. Только одним говорят: «Вы бьетесь за свою землю», а другим: «Вы бьетесь против фашизма». Уже создан прецедент для того, чтобы и одни и другие задумались хоть над чем-нибудь. Иначе мы будем драться до бесконечности.
— Если рассуждать по этой логике, победа — это когда обе стороны сложили оружие.
— Если они его сложили просто так, бездумно, то завтра они его могут опять взять. Победа будет тогда, когда каждый поймет, за что и почему. А если не поймут, будем драться до конца. До победного. Победа — штука странная, она у каждого своя, как и правда.
