Для крестьян, трудившихся на своей, не отнятой у них земле, главным было исполнить всё, что заповедовали их предки с богатейшим жизненным опытом, чтобы во-время посеять и вырастить хлеб, а затем собрать богатый урожай. Для многих людей с красным билетом в кармане, или партийцев, власть предержащих, главным и важным было совсем другое – следовать «единственно верным» заветам, призывавшим отнимать, разделять и властвовать, и их вовсе не беспокоило и не волновало, что такие призывы пагубны и греховны, ведь для них духовно-нравственные понятия греха, стыда и совести были пережитками прошлого, с которыми они собирались покончить раз и навсегда. Большинству из них не было ведомо, что, совесть, по слову выдающегося естествоиспытателя Дарвина, глубже других познавшего тайны живого мира, – самая сильная черта отличия человека от животных. С утратой совести любой человек теряет своё человекоподобие и по своему внутреннему устроению и по своим поступкам и действиям приближается к животным.
Чёрствые сердца некоторых партийных властителей и «слуг народа» были похожи на проезжую, хорошо протоптанную и укатанную дорогу, о которой говорится в Евангелии. Если на неё брошены даже самые лучшие, отборные зёрна, то не проникая глубоко в почву, они становится лёгкой добычей всякой пролётной птицы. Чаще всего подобные люди грубые, невоспитанные и невежественные по своей натуре во многом похожи на животных. Жили они по большей части своей жизнью, лишённой духовности – вкусно поесть, вдоволь выспаться, развлечься и повеселится без повода и причины, и выше этого они ничего не признавали и не хотели признать. Их скудное мировоззрение по сути сводилось только к сугубо материальным потребностям, которым нет предела, нет разумной меры. Бразды управления и стремление любой ценой возвыситься над ближним своим – только этим ограничивалась их опустошённая душа, оказавшаяся во власти дьявола, лишавшего их всякого человекоподобия. Демон властолюбия, окончательно завладевавший их душами, заглушал слово Божие и голос совести. Для них высоконравственных понятий божественной истины и Святого Духа не существовало.
Многие из партийных властителей с циничной насмешкой и откровенным презрением относились к общепризнанным идеалам правды, добра и красоты, которые всё человечество во все времена считало величайшими ценностями. Обрести такие нематериальные драгоценности стремились всегда все благочестивые люди, истинные подвижники своего дела и лучшие творцы истории, которые ради воплощения их в жизнь готовы трудиться, не жалея сил и живота своего.
Пренебрегая духовно-нравственными ценностями и опираясь на утопию «великих классиков марксизма-ленинизма», партийные глашатаи «истин» вековых, пытались навязать народу мнимые идеалы, свою «правду» и через многотиражную газету «Правду» одурманить ими «непросвещённый», «тёмный» народ, чтобы, как можно, быстрее возвысится над ним. Их скудное, убогое миропонимание определяли отнюдь не добро, не красота и не совесть, а беспредельная, никем и ничем не ограниченная власть, карьера и сиюминутная выгода, к которым они стремились во все времена от начала октябрьского переворота 1917 года. Слово Божие, слово земной и житейской правды встречало у них либо осознанное, уверенное отрицание, либо в лучшем случае спокойное равнодушие и безразличие. Любое истинное слово отторгалось их непроницаемым сердцем и не затрагивало тонкие струны их дремлющей души. Если оно иногда всплывало в памяти, унаследованной от благочестивых предков, то проявлялось в жизни лишь до первого порыва распутства, сладострастия, властолюбия и других пороков, поглощавших все ценнейшие богатства человеческой души без остатка, а грубое сердце оставалось при этом по-прежнему твёрдым как камень и непроницаемым для божественной истины.
Среди партийных властителей и служак были и такие, чьи сердца похожи на каменистую почву. На такой неплодородной, худой почве может пробиться разве что мелкая травка, а всякое благородное зерно, если и взойдёт, то скоро под ярким солнцем увянет, засохнет и погибнет. Подобные люди чаще всего не приносили большого вреда обществу и при обычной спокойной жизни были способны лишь на мелкие и незначительные дела, не требующие каких-либо усилий ума и сердца, не говоря уж о возвышенных, благородных начинаниях. Некоторые из них с упоением читали художественные произведения известных отечественных и зарубежных классиков, но и здесь дальше вздохов и словесных восторгов дело не доходило. Они открыто не противились добру и ничего не имели против добродетели и нравственности в своём понимании и даже хотели бы попасть в некоторое своё прекрасное царство «светлого будущего», но при условии, что для этого от них не потребуется особых усилий и тем более каких-либо лишений и что это можно сделать при полном земном комфорте, пользуясь всеми мыслимыми и немыслимыми материальными благами. Они непременно хотели бы торжественно въехать в такое фантастическое царство в золочёной карете либо на белом коне. В душе подобных людей властолюбие и честолюбие образуют твёрдую непроницаемую оболочку. Обыкновенно неблагородные свойства их души прикрыты тонкой вуалью сердечной чувствительности и даже добрых намерений. Но когда добрые порывы необходимо воплотить в жизнь, или сделать какое-либо по-настоящему доброе дело, то сразу начинают проявляться присущие таким людям пагубные свойства души – против добрых дел восстаёт прежде всего себялюбие. А это означает, что всякий благородный порыв наталкивается на глухую каменную стену эгоизма и быстро блекнет как сорванный прекрасный и благоухающий цветок, лишённый жизненной силы.
Проходили десятилетия партийного безбожного единовластия, и в его недрах чудесным образом образовалась небольшая кучка перекрасившихся изворотливых и ловких партийцев, захвативших власть и в одночасье завладевших несметными природными богатствами, а народ при таком чудовищном ограблении оказался на грани голодной смерти. Новоявленные самозваные властители, потерявшие не только совесть, не только всякое чувство меры, но и человеческую ориентацию в пространстве и во времени, по своему нравственному уродству во много раз перещеголяли своих партийных предшественников во власти. В их душе пышным цветом расцветали и расцветают тернии власти, заглушающее всякое слово правды, слово Божие, которое было в начале.
В отличие от партийных властителей и их приемников разных времён, опытные крестьяне-пахари евангельские слова «сеять в тернии» понимали и понимают совсем по-другому – для них они означают либо бросить зёрна в отнятую у них землю и ставшую колхозной, ничейной и неблагословенной, либо посеять всякие зёрна подряд, а не отборные и лучшие. То же самое случится, если зарыть их в сырую и холодную землю – напрасно брошенные зёрна будут долго лежать в земле, не прогретой солнцем, мёртвым грузом, не прорастая, а проворные и вездесущие сорняки тем временем очень быстро, как на дрожжах, станут расти и вытянут из почвы все питательные соки, необходимые для роста благородного семени. А когда земля хорошо прогреется, пробьются и ростки посеянных зёрен, но будет поздно – наберут силу сорняки и заглушат все засеянное поле, и побороть их уже не сможет никакое культурное растение.
Знает ли об этом сеятель? В большинстве случаев он знает. И непременно всякий сеятель-колхозник хорошо знает и другое – он сеет на земле не своей, а чужой, колхозной. Сеет не для себя, а для других. Чаще всего он и не задумывается над тем, для кого, для чего и ради чего он это делает, но твёрдо знает, что за свой нелёгкий труд в поле он почти ничего не получит. Работает он не по своей иль Божьей воле, а по принуждению, по приказу. И ему глубоко безразлично, даст ли вспаханное и посеянное им поле богатый урожай или нет. Он хорошо знает: плодами его неблагодарного труда воспользуются другие, ведомые и неведомые ему люди. В сердце такого сеятеля хоть и теплится благочестивое начало, унаследованное от своих предков-крестьян, но побеждают тернии безразличия, и, естественно, он стремится, как можно, скорее освободится от своего рабского, подневольного труда.
Совсем другое дело, когда тот же пахарь трудится на свой, не отнятой у него земле. Варварское изъятие у крестьян земли всей, без остатка и дерзкая попытка загнать их подобно скотине сначала в единое стойло-коммуну, а потом в колхозы и насильно удержать их там, кончились голодом и повсеместной разрухой. Поэтому прихватившие власть большевики-самозванцы во главе с «гениальными вождями» пошли на милость, оставив по крохотному клочку земли каждой семье колхозника. Они вынуждены были это сделать. В противном случае вымерли бы от голода все крестьяне-хлеборобы, а вместе с ними и все партийные вожаки и «слуги народа». Для каждого двора колхозника оставили всего не более полугектара пахотной земли. И такой совсем крохотной земли хватало, чтобы крестьянину худо-бедно выжить, прокормить свою многодетную семью и через грабительские налоги и различные натуральные поборы содержать огромную армию партийцев-бездельников и их многочисленных служак.
На своей земле пахарь-труженик сделает всё, чтобы посеянное им семя взошло, выросло и принесло урожай многократный, а, может быть, и стократный. Он подождёт, пока весеннее ласковое солнце прогреет весь плодородный слой. Заблаговременно перед пахотой, в родительскую субботу, как заповедовали его родители, он вывезет на своё поле навоз, накопившийся за всё время зимнего стояния скота без выгона на пастбище. Вспашет землю утром, как только сойдёт роса, а посеет вечером, когда подсохнет земля. Посеет зёрна, отобранные и запасённые для сева, не в опустошённую, а в удобренную почву. Затем доверит своему совсем молодому сыну, будущему пахарю и сеятелю, пройтись с бороной не сразу же после посева, а только на следующий день рано утром на заре, когда посеянные зёрна слегка покроются росой.
Ухоженная и удобренная земля на своей узкой полосе отзывается богатым урожаем. Прислушиваясь к советам и наставлениям своих предков, крестьянин, обрабатывая землю свою, а не чужую, вольно или скорее невольно делает всё, чтобы его земля стала доброй и чтобы всё посеянное во много раз приумножилось. У подобных земных тружеников слово не расходится с делом: слушая и воспринимая слово Божие, которое было в начале, они пытаются его исполнить в своей жизни. Однако даже и у таких благочестивых и трудолюбивых крестьян отзывчивое доброе сердце не бывает одинаково совершенным. Поэтому и плоды бывают разные: у одних тридцатикратные, у других шестидесятикратные, а у иных и стократные, как сказано в Евангелии.
Работая на своей земле благословенной, любой крестьянин чувствует себя полновластным хозяином её и в то же время господином самого себя. Работает он добровольно, свободно и непринуждённо, не считаясь ни со временем, ни со своими силами, работает в поте лица от зари до зари. Он знает, что в какой-то мере трудится на себя, а не на других господ, и поэтому испытывает большую радость от своего труда. Совсем по-другому он ощущает себя, работая не на своей земле, а на земле, когда-то принадлежавшей ему или его предкам, но отнятой и ставшей ничейной, или чужой. Труд на такой земле подневольный, принудительный и не в радость крестьянину. И не по его воле и не по воле Божией в его чувствительном сердце проведена невиданная граница, разделяющая своё и чужое, или несвоё. Его вынуждают жить по двум совершенно разным не совместимым между собой правилам, или одновременно служить двум господам. В Библии однозначно сказано, что никто не может служить одновременно двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Попытка установить равновесие в душе человека между двумя противоположными началами никогда не венчалась успехом. Истинная же душа человеческая по своей божественной природе цельная – она не должна двоиться.
В крестьянской жизни противоречие между двумя непримиримыми началами души решалось двумя путями. Один из них – не желая трудиться задаром в на чужой земле, колхозник правдами и неправдами готов был покинуть свою родной край и пойти в город, где, как ему казалось, можно зарабатывать средства существования для себя и своей семьи. Так поступали, но далеко немногие крестьяне – притяжение родной земли оказывалось для них сильнее желания освободится от рабского колхозного труда. Наиболее широко был распространён другой путь – покидали родительский дом подросшие дети, едва достигнув совершеннолетия. Они уезжали в город навсегда, чтобы не испытать на себе всех тягот сельской жизни, выпавшей на горькую долю их родителей, многие из которых, оставаясь в одиночестве, невзгодах и нищете, в страданиях и муках доживали свой век на родной земле. Так постепенно пустела когда-то добрая земля, сиротели русские деревни и сёла, а потом и совсем исчезали с лица земли.
До октябрьского переворота во многих российских деревнях и сёлах жили истинные труженики-крестьяне с нераздвоенной, цельной душой. И таких благочестивых крестьян было подавляющее большинство. Подчиняясь воле Божией, они пахали и сеяли, работая в поле от зари до зари. И их добрая ухоженная земля приносила урожай многократный, а иногда и стократный. Но случился большевицкий переворот, затем нагрянули бандитское раскулачивание и принудительная сплошная коллективизация, и вожаки-самозванцы объявили многих благочестивых и добросовестных тружеников-крестьян кулаками и, причислив к врагам народа, отняли у них землю, всё движимое и недвижимое имущество и одних сослали на Соловки, других посадили, а кого-то и расстреляли. На родной земле каким-то чудом остались лишь немногие крепкие крестьяне, истинные хозяева, претерпев все муки рукотворного земного ада. Подавляющее же большинство крестьян со средним достатком, насильно загнанных в колхозы, оказались далеко не свободными – их нищенская, несчастная жизнь отличались от тюремной лишь тем, что деревни и сёла не обносились колючей проволокой и вокруг них не ходили наёмники-служаки с собаками и винтовкой в руках.
Остался в родной деревне и благочестивый крестьянин-труженик Корней Ковалёв. Он не был богатым, но имел свою землю и совсем небольшое хозяйство. При бандитском раскулачивании, у Ковалёвых отняли землю площадью более двенадцати десятин, увели на колхозный двор двух рабочих лошадей, две коровы. Разобрали гумно, построенное ихними руками, и его брёвна местные мужики по приказу прихлебателей-партийцев отвезли на подводах и бросили под открытым небом на скотном дворе вблизи колхозного коровника. Описали и отняли весь хозяйственный инвентарь и домашнее имущество и пытались выселить многодетную семью Ковалёвых из собственной хаты, которую они сами построили. Однако после сталинского головокружения от безумия глава семьи Ковалёв обратился в районный суд. И на удивление местных партийных прихвостней суд вынес решение: признать раскулачивание Ковалёва незаконным и вернуть ему одну корову, одну лошадь вместе с упряжью, гумно, одну борону, один плуг и некоторые предметы домашнего быта и, кроме того, оставить землю, но не двенадцать десятин, а всего восемнадцать соток приусадебного участка. Колхозные и районные власти никак не хотели смириться с решением суда и настойчиво предлагали Ковалёву якобы по собственному желанию вступить в колхоз. Но он твёрдо настаивал на своём, зная о том, что вступление в колхоз все-таки дело добровольное. И местные власти, боясь нарушить второй раз закон (первый раз они нарушили при раскулачивании Ковалёвых), не стали применять на этот раз повторно репрессивные меры и решили всё-таки вернуть Ковалёвым всё предписанное судом. Однако многое из изъятого имущества и почти весь хозяйственный инвентарь так и не удалось получить, так как всё, что можно было унести, сразу же разворовали. Не оказалось на колхозном дворе ни плуга, ни бороны. Не было и лошадей – они была ухоженными и лучше других, и местные власти передали их районным партийцам. Дойных коров тоже не было на колхозном скотном дворе – на следующий день их отвели в районный центр на мясо. Не успели разворовать брёвна гумна, разбросанные на колхозном дворе. Все они лежали на том же месте, куда их свалили, как будто дожидаясь своего хозяина. И хозяин явился, перевёз их на подводе за несколько раз и сложил из них на прежнем месте гумно, где оно стояло раньше до его разрушения. Прошли долгие десятилетия, и гумно Ковалёвых осталось единственным не только в деревне Вязово и не только в районе, но и во всей области. Музейные работники, профессионально оценив такую реликвию, просили передать гумно музею для демонстрации деревянного крестьянского зодчества. Но Ковалёву никак не хотелось расставаться со всем тем, что он сделал своими руками. Под разными предлогами гумно не один раз пытались отнять, но оно устояло вопреки желанию партийцев-проходимцем всё отнять, чтобы беспредельно властвовать.
Партийные служаки неоднократно под разными предлогами пытались отнять и крохотный приусадебный участок. Но Ковалёв всякий раз настойчиво отстаивал свои законные права и защищал свою землю от варварского изъятия. Он любил её, и она оставалась для него всегда доброй и благословенной. И всё, что он сеял на ней, давало богатый урожай. И совсем небольшой клочок земли всегда кормил большую семью Ковалёвых, никогда не оставляя её без хлеба. И пятью хлебами можно накормить пять тысяч, когда слушается и воспринимается слово Божие. Своим благородным трудом пахарь и сеятель Ковалёв кормил не только свою многодетную семью, но и партийных властителей, выплачивая непосильно большие налоги и другие поборы. И каким бы тяжёлым и непосильным не был его труд, и какие бы издевательства и унижения не испытывал, он всегда оставался человеком с цельной душой, которая никогда не раздваивалась, и посеянное в его добром сердце слово Божие всегда приносило плоды, видимые и невидимые.
Библиографические ссылки
Карпенков С.Х. Незабытое прошлое. М.: Директ-Медиа, 2015. – 483 с.
Карпенков С.Х. Воробьёвы кручи. М.: Директ-Медиа, 2015. – 443 с.
Карпенков С.Х. Экология: учебник в 2-х кн. Кн. 1 – 431 с. Кн. 2 – 521 с. М.: Директ-Медиа, 2017.
Степан Харланович Карпенков
Русская Стратегия
http://rys-strategia.ru/ |
