В начале февраля 1915 г. германская артиллерия буквально перепахивала ураганным огнём своей артиллерии русские передовые позиции. Немало доставалось оборонявшему одну из крепостей Ширванскому полку. Молодые солдаты были напряжены, старые ободряли их. «Интересно, что снаряд уже разорвался, а звук еще летит над нашими головами, и все невольно пригибаются. Но раздалось отдаленное б-бах! и все облегченно вздыхают. Вдруг опять выстрел, опять летит, и вновь все пригибаются. И так продолжалось часа четыре, то недолет, то перелет, то правее нас, то левее. Уже начало являться чувство, что наш окоп заколдован, и все как-то повеселели, как вдруг раздался отдаленный выстрел, а затем сразу стало темно, что-то посыпалось, все шарахнулись в стороны, толкая друг друга. Затем я почувствовал теплоту и головную боль, и у меня началась рвота. Потом я посмотрел вокруг себя и увидел, что окоп на половину засыпало землей, а рядом со мной лежит мертвый солдат, который только что весело разговаривал. Оказывается снаряд попал в окоп. У всех настроение сделалось угрюмое и сердитое. Вдруг снова выстрел, - опять что-то посыпалось, а затем смотрю: какой-то солдатик схватил левой рукой исковерканную правую, превращенную в какую-то кочерыгу и глупо хнычет, а другой его ругает: "чего, дурак, хнычешь? Пошел к фершалу, а то разнюнился, будто полегчает!" Тут же лежит офицер, тяжело контуженный в голову, и все произносит, как в бреду: "б-б-бах, б-бах!" Затем канонада стихает и над окопом свистят пули: немцы наступают, мы хватаемся за винтовки и со злорадством и нетерпением ждем, когда будет приказано произвести залп; вот, наконец, команда, а затем затрещали пулеметы и мы дали залп. У немцев началась паника, они бросились назад. Я смотрю около себя и вижу трех убитых товарищей, но я чувствую себя удовлетворенным и горю желанием дать еще раз немцам такой же отпор. В это время мы получаем приказание отойти немного назад и окопаться», - так вспоминал о немецких атаках вольноопределяющийся Николай Ирманов.
Николай Сергеевич был коренным петербуржцем. Он происходил из обедневшей дворянской семьи и мог рассчитывать в жизни лишь на собственные силы и способности. Ни тем, ни другим Бог Ирманова не обидел. Он прослушал полный курс Горного института и поступил на факультет восточных языков Петербургского университета. С началом войны это давало молодому человеку право на отсрочку, но Николай Сергеевич, напротив, вступил в армию добровольцем. Он мечтал стать казаком, но не был приписан к казачеству. Более того, материальное положение его семьи не позволяло ему приобрести необходимую амуницию и коня. Тогда Ирманов подал прошение о зачислении его в один из кавалерийских полков. «Прошение мое было уважено, и меня назначили в гвардейский запасной кавалерийский полк, в маршевый эскадрон лейб-гвардии Конно-гренадерского полка, - вспоминал он. - Подавая прошение, я рассчитывал, что в ближайшем будущем попаду на фронт. Но, по зачислении меня в эскадрон, оказалось, что выступление его было отложено на неопределенное время. Тогда я подал прошение о принятии меня в Тверское кавалерийское училище на 2-й ускоренный курс, куда и поступил. Пробыв там два с половиной месяца, я отчислился обратно в полк, так как прошел слух, что маршевый эскадрон Гвардейской кавалерии вскоре выступает. По прибытии же в полк, я убедился в неосновательности слухов, а потому немедленно подал прошение о переводе в пехоту, чтобы, наконец, иметь возможность выполнить свою заветную мечту. Исходом просьбы было назначение меня вольноопределяющимся в 84 пехотный Ширванский Его Величества полк, где я и пробыл до конца июня 1915 года».
И, вот, фронт, передовая линия обороны, адский огонь германской артиллерии, крики и стоны раненых и умирающих, первая лёгкая контузия, не заставившая выбыть из строя… Немцам удалось перебить телефонный кабель, связывающий русские окопы с крепостью. Восстановить его под сплошным огнём не представлялось возможным. Между тем, отсутствие связи ставило под угрозу основные силы, не имевшие информации о появлении новых колонн противника.
Ирманов вызвался доставить донесение в крепость лично. «Мушкетёр без плаща», а точнее «казак без бурки», он не ведал страха. Пешком, под ураганным огнём, направился вольноопределяющийся к находившимся в отдалении фортам. Позже он рассказывал: «Кругом царил ад, немцы обстреливали дорогу из тяжелых орудий и шрапнельным огнем, так что слышно было то "б-бах", то нечто вреде лая собачонки, при чем несколько раз что-то пролетало, казалось, над самой головой; я бросался на землю, а затем вставал и шел дальше до нового сюрприза. Когда я дошел до ближайшего форта, расположенного верстах в шести от окопов, разорвался снаряд и меня ударило камнями». Всё же Николай Сергеевич добрался до крепости и вручил командованию пакет с важнейшим донесением. За это он был награжден своим первым Георгиевским крестом и зачислен ввиду показанных талантов в команду разведчиков.
Всю весну, тяжёлую для Ширванского полка и всей русской армии, Ирманов добывал ценные сведения и снимал сторожевые охранения австрийцев. В июне, окопавшись на холмистой местности, Ширванцы вели жестокий бой с немцами. Противник подверг русские позиции такому сильному обстрелу, что загорелись все близлежащие деревни. Выбыли из строя почти все офицеры полка, и тогда Николай Сергеевич принял на себя командование одной из рот, пообещав, что позиции своей не сдаст ни при каких условиях. Слово свое он сдержал. Его рота отбила все атаки немцев и продержалась на занятой позиции до позднего вечера, отступив лишь к ночи, подчиняясь поступившему приказу. За это дело Ирманов получил второй Георгиевский крест и награду ещё более дорогую – перевод в 3-й Хоперский казачий полк Кубанского войска с производством в унтер-офицерский чин подхорунжего.
Мечта исполнилась. Теперь уже в рядах Хоперцев новоявленный казак продолжил свою славную службу. В августе того же 1915 г., находясь в разведке, Николай Сергеевич заметил, что немцы пытаются зайти в тыл одному из русских пехотных полков. Ни мгновения не раздумывая, похорунжий покинул своё укрытие и, стремительно вскочив на коня, на прямо глазах у противника помчался к своим, чтобы предупредить их о нависшей угрозе. Ни шрапнель, ни пули, которые немцы посылали вслед герою с великой щедростью, не причинили ему вреда. Ирманов молниеносно достиг русских позиций и сообщил сведения, позволившие подготовиться к встрече врага. Этот подвиг принёс Николаю Сергеевичу третьего Георгия.
Уже 8 сентября Николай Сергеевич отличился снова. Вместе с другими казаками-разведчиками он обеспечивал прикрытие отступавшей пехоте и ночью наткнулся в лесу на отряд немецких кавалеристов в 20 всадников, за которыми вдалеке виднелись колонны пехоты. Отослав одного казака с донесением, а остальных ‒ следить за ближайшей дорогой, подхорунжий Ирманов с двумя оставшимися с ним разведчиками дал бой немецкому отряду. Первыми выстрелами отважной троице удалось сбить пять всадников и посеять тем в рядах вражеского разъезда панику. Оставшиеся немецкие кавалеристы не решились опытным путём проверять, сколь значительны противостоящие им силы, и ретировались. Вскоре, однако, подошла и вражеская пехота, с которой казаки перестреливались до тех пор, пока к нам на подмогу не подоспело подкрепление, отбросившее немцев.
После этого лихого дела грудь Николая Ирманова украсил полный георгиевский бант – всего за год службы ставший казаком петербургский дворянин удостоился четырёх Георгиевских крестов, стал полным Георгиевским кавалером. Николай Сергеевич был представлен к производству в офицерский чин прапорщика, но предпочёл этой награде зачисление юнкером на 5-й ускоренный курс Николаевского кавалерийского училища. По окончании оного Ирманов был произведён Высочайшим приказом в прапорщики и продолжил свою службу в части пограничной стражи Западного фронта.
Елена Фёдорова
для Русской Стратегии
http://rys-strategia.ru/ |
