«Читающим наше Новое Первое Неожиданное.

Только мы - лицо нашего Времени. Рог времени трубит нами в словесном искусстве.

Прошлое тесно. Академия и Пушкин непонятнее иероглифов.

Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. и проч. с Парохода современности».

Это – знаменитая «Пощёчина общественному вкусу», после которой наивный Блок спрашивал Бурлюка, зачем ему, чтобы творить самому, уничтожать его, Блока, творчество, и получил ответ: «Потому что поклонение вам, чужому для нас человеку, нашему поколению ненужному, мешает Маяковскому самому начать писать стихи, стать великим поэтом». И это была сущая правда, ибо наличие истинного искусства никогда не даст подняться бездарной подделке под него, искусственности, антиискусству. Следовательно, искусство должно быть уничтожено и – подменено.

Эта операция рьяно и последовательно осуществлялась в СССР с 1917 года, когда все классики прошлого были, наконец, объявлены классовыми врагами и сброшены с «корабля современности».

6 июня 1922 года декретом Совнаркома был создан Главлит, который первым делом разработал «Инструкцию о порядке конфискации и распределения изъятой литературы», согласно которой изъятие и уничтожение печатных произведений осуществляется органами ГПУ на основании постановлений органов цензуры. В результате кропотливой работы фонды библиотек сократились в несколько раз. Даже сказка Петра Ершова «Конек-Горбунок» была признана контрреволюционной из-за эпизода, когда народ встречает царя восторженным «ура».

Молодому государству срочно требовалась молодая и идейно выверенная «литература», в этих целях организуется поистине промышленное производство «поэтов» и «писателей» из вчерашних пролетариев, насилу знавших грамоте, путём воспитания их на специальных рабфаках. Фабрика поэтов произвела добрых восемь тысяч «стихотворцев», чьи вирши, подобно первосортным помоям, залили советские газеты. Все они, разумеется, пользовались почётом и уважением, как «надежда советской литературы». Одновременно буйным цветом расцветает «литература» еврейских местечек. Рубленные и безграмотные, похожие на лай, фразы-булыжники а-ля Демьян Бедный и пошлый местечковый жаргон, обретший своё главное выражение в «бабелевщине», призваны были заменить собой великий и могучий русский язык и русскую литературу. Литературу добра и совести заменила «литература» злобы и бесстыдной лжи.