 Произошедший 18 февраля 2018 года в Кизляре расстрел прихожанок православной церкви высветил ряд гораздо более глубоких проблем чем «просто» религиозный экстремизм. Встает резонный вопрос, есть ли будущее у северного Дагестана как части «Русского мира»? Не будут ли эти территории, как соседние земли гребенских казаков, навсегда потеряны для русского и европейско-христианского цивилизационного пространства. Несколько лет назад автору довелось посетить Кизляр.
Город выглядел весьма мрачно. Пыльные выжженные солнцем улицы, бесконечный частный сектор с домами, спрятанными за двухметровыми заборами с непременными металлическими воротами.
Людей на улицах почти не было видно, повсюду бродили тощие коровы, порой, стоя на задних ногах, обгладывающие ветви редких чахлых деревьев.
Тяжелое впечатление произвел визит на кизлярское кладбище. Там монахиня, мать Антонина, в одиночку на деньги редких прихожан восстанавливала старую церковь, а также каждый день выгоняла кладбища десятки коров, которых местные жители загоняли пастись на христианский погост.
Жила мать Антонина одна, прямо на кладбище в стоящем рядом с могилами домике защищенным от недобрых людей лишь божьей волей.
Казаки из общественной организации «Нижне-Терская» казачья община» показали мне одно из самых красивых зданий небогатого архитектурными памятниками Кизляра, построенное в начале 20-го века двухэтажное Атаманское правление Кизлярского отдела Терской области.
По их рассказам в 1990-е годы в нем располагалось руководство местной казачьей общины. Это был центр культурной и общественной жизни города.
Привезший меня к знаковому зданию Виктор Иванович Ильин, один из казачьих лидеров того периода, рассказывал: «В девяностые годы казаки имели в Кизляре свою власть. Руководство города и района было из казаков. А тут был наше правление. Вечерами проводилась концерты скрипичной музыки, фестивали самодеятельной песни, поэтические вечера - местную интеллигенцию надо было поддерживать. Регулярно под охраной казаков проводили дискотеки. Молодежь должна была общаться, знакомится. Потом создавать семьи».
«А теперь вот что», - и Ильин показал на заброшенное, с выбитыми стеклами в ажурных окнах, метровой высоты деревьями, выросшими на кованых балконах второго этажа и амбарным замком поверх старинной железной двери.
Ныне, в 2018 году, от здания Атаманского правления остались одни стены. Не так давно его сожгли.
Как произошло, что казаки, имевшие еще в конце 1990-х «свою власть» и даже, в период чеченских войн, легальные вооруженные формирования, к настоящему времени стали исчезающим этническим меньшинством с почти нулевым общественным значением?
По словам представителей «Нижне-Терской казачьей общины» в начале 2000-х с приходом к руководству Кизляра ныне находящегося в международном розыске спортсмена-борца Мутртазалиева, тогдашний реестровый атаман повесил на здание правления замок и перестал пускать туда кого-либо. Всякую общественную работу он прекратил.
В 2004 году казаки хотели сменить пассивного «лидера» на очередном отчетно-выборном Круге. Но в здание, где проходило мероприятие, их не пустил местный ОМОН. В качестве делегатов-выборщиков выступили некие странные люди в белых рубашках, которых из Ставропольского края на двух автобусах привез тогдашний атаман реестрового Терского казачьего войска Василий Бондарев. В то время как настоящие местные казаки безуспешно пытались прорвать цепь ОМОНА и попасть в зал заседаний, привезенные «делегаты» «переизбрали» старого атамана.
После «омоновского Круга» из числа реальных казачьих активистов было образована новая общественная организация «Нижнее-Терская казачья община», однако ее власти сразу поставили в положение маргиналов. А сохранившаяся и поддерживаемое властью реестровое «Кизлярское особое приграничное окружное казачье общество» стало декоративной организацией, с неизвестным количеством даже списочных членов.
Общественные казаки из НТКО активную работу продолжали, и продолжают до сих пор. В июне 2010 года, - когда процессы исхода славян из северного Дагестана приняли обвальный характер, - провели в столице Дагестана Махачкале массовый митинг в защиту русского населения. В 2012 году организовали ряд акций протеста против планов противозаконной приватизации Кизлярского коньячного завода.
В 2017 годуподготовили «Аналитическую справку об эффективности мероприятий по сокращению оттока русского, казачьего населения из республики Дагестан, проводимых республиканскими и муниципальными органами власти», показавшую фиктивность работы властей в плане защиты славян.
18 февраля 2018 года произошел расстрел прихожанок православной церкви.
В последние годы официальные власти Дагестана «озаботились» проблемой сохранения русского населения. Делалось кое-что и в плане «поддержки казачества». Открыли «казачий класс» в местной школе. Отменили планы лишить местный казачий фольклорный ансамбль статуса государственного. Признали существование как организации «Нижнее-Терской казачьей общины», которую ранее власти «в упор не видели».
В 2016 году в Кизляре для НТКО было выделено здание для «Казачьего центра». Правда, все просьбы о восстановлении сожженного здания Атаманского правления, остались не услышанными. Однако все меры носили, по сути, декоративный характер. Как показала «Аналитическая справка» практического значения «меры по сохранению русского населения» не имели.
Говоря о дерусификиции Северного Дагестана нельзя не упомянуть о печальной судьбе Хасавюрта, бывшего в 19 веке главным русским военным форпостом на Восточном Кавказе.
Этот город восьмидесятые годы прошлого столетия по количеству славян в процентном соотношении не уступал соседнему Кизляру.
Ныне Хасавюрт и одноименный район дерусифицированы практически полностью. В самом городе осталось несколько сотен славян, а лежащие вокруг некогда русские и украинские села от прежнего населения очищены. Только названия, - Петровское, Петраковское, - напоминают о прежних жителях.
Последнее из упомянутых сел живущие в нем аварцы хотели переименовать в Шамиль-кала, но этому воспротивились чеченцы, видимо посчитавшие, что имя «великого дагестанца» в названии населенного пункта поставит их в неравноправное положение. Славянский топоним был сохранен. Пример Хасавюрта постоянно упоминался кизлярцами как «наше будущее».
Нужно все же сказать, что дерусификацию по-дагестански нельзя прямо отождествлять с катастрофой христианского населения в Чечне и Ингушетии. Там все было неизмеримо страшней.
Даже в радикальном, хасавюртовском варианте, очищение Северного Дагестана от славян шло в относительно мягких формах, количество пролитой русской крови было ничтожно в сравнении с вайнахскими территориями.
Однако практически полная дерусификация Хасавюрта, почти полная сельских населенных пунктов Тарумовского и Кизлярского, районов, без райцентров, в которых русских и казаков осталось менее половины от общего населения, - это реальный социологически доказанный факт.
Согласно официальной версии в этом виновата лишь экономика. Славяне уезжают со своей малой родины по причине того, что в других регионах России им легче живется.
«Экономическая версия» не лишена оснований. Экономика играет значительную, возможно даже ведущую, роль в изменении этнического баланса северного Дагестана. Русским, впрочем, как и так же автохтонным ногайцам и кумыкам, все труднее и труднее заработать на жизнь.
На митинге 2010 года в Махачкале, казаки в своих выступлениях рассказывали от том, как все труднее, в том числе и из-за искусственно создаваемых преград, заниматься традиционным рыболовством и виноградарством. О том, как идет сознательное превращение озер и виноградников в пастбища, которые вскоре превращаются в солончаки.
Но, помимо экономики, не мене значимы в деле вытеснения русских деятельность исламистко-радикального подполья и «внерелигиозный» этнический прессинг. Салафиты, тайные и явные вели и ведут, - недавний расстрел прихожанок тому пример, - осознанный курс на полную дерусификацию и дехристианизацию северного Дагестана.
А вот с ситуация с переселяющимися на равнину жителями горных районов гораздо сложнее. Тут возникает некое новое квазиархаичное общество, порвавшее с реальной традицией.
В нем довольно мучительно складывается достаточно зыбкая система равновесия основанная на этнических, клановых и религиозно-фратриальных отношениях.
Новые этно-клановые лидеры стремятся к занятию приоритетных экономических позиция для своих групп и общин, что зачастую приводит к конфронтации с автохтонными русскими, ногайцами и кумыками, а порой и к напряжению и конфликтам внутри горско-переселенческих «новых сообществ».
Утверждать о наличии в северном Дагестане некого оформленного «цивилизационного разлома» некорректно. Полная культурная несовместимость славян и с другими народами – миф. Русские десятилетиями прекрасно уживались с ногайцами, кумыками, армянами и переселившимися в советские времена жителями горных районов. Проблемы «культурной совместимости» стали актуальными в последние два-три десятилетия.
Дагестан был и пока остается частью «Русского мира», русский язык и культура во многом сформировали нынешний ментальный облик «горной республики».
Однако прежний цивилизационный фундамент мало-помалу разрушается. Формируется своеобразная «контркультура» оппозиционная к российскому культурному пространству. Современный дагестанский аналитик Руслан Гереев пишет:
«В полиэтничном Дагестане фактор «русского языка» как средства межнационального общения и интернационального воспитания постепенного заменяется арабским. Арабский язык становится силой сплочения молодежи. Тысячи молодых ребят сегодня вынуждены искать знания за пределами Дагестана, потому что дагестанская «интеллигенция» и официальное духовенство не способны дать, того, что ищет молодёжь. Для дагестанской молодежи «Даават» — призыв к вере, является основой сегодняшних реалий. В ряды ваххабитов рекрутируется молодежь, развивается этносепаратизм в отношении русского народа и славянства в целом».
«Конфликт цивилизаций» вызревает внутри всего дагестанского метаэтноса. Февральский церковный расстрел в Кизляре показал в частности и это.
Каковой будет судьба славян еще живущих на севере Республики, сказать сложно. Все же не хочется давать откровенно пессимистичные прогнозы. Хочется верить, что русских и казаков Кизляра и Тарумовки в итоге не постигнет судьба их собратьев в Чечне, Ингушетии и соседнем Хасавюрте.
Юрий Сошин | 
