В тот день, когда Алексей Мозговой, командир бригады ополченцев «Призрак», согласился на интервью, в Луганске хоронили одного из его бойцов — очередную жертву затянувшегося перемирия. Гриша — таким был позывной ополченца — погиб в ночь на 6 апреля при локальных боях возле села Желобок. Подобные стычки в прифронтовой полосе в последнее время происходят все чаще, несмотря на действующий режим перемирия.

После боя у Желобка «призраки» сильно злились. Тело Гриши оказалось у бойцов украинского подразделения «Айдар» — того самого, которое правозащитники из Amnesty International обвинили в военных преступлениях: похищении людей, казнях и пытках задержанных.

Получить тело Гриши удалось лишь через двое суток, на каких условиях, так и осталось тайной. Считается, что на войне всё проще, чем в мирной жизни: есть черное, а есть белое. Но когда во время перемирия по всей линии фронта продолжают рваться снаряды и гибнуть люди, а единственным ответом на любой вопрос о контратаке становится заклинание «минские соглашения», эта логика дает сбой.

Лекарством от злости становится только голос командира. Для ополченцев голос Мозгового — грозный рев с матерком. Для меня, девушки-журналистки, приехавшей на войну, он совсем другой — тихий, неторопливый. И чем тяжелее была ночь перед разговором, тем тише будет звучать на следующий день голос комбрига.

Мы едем в машине. За шипением шин я почти не слышу Мозгового. Он отвечает неторопливо, взвешивая каждое слово. Я не вижу его лица, поскольку сижу на заднем сиденье, а Мозговой спереди и отвечает, не поворачивая головы.

— Представители ОБСЕ следят за ситуацией в Кировске?

— Они ни за чем не следят, только за своим жалованьем. Сколько дней подряд там идут перестрелки, за это время там хоть один раз они появились?

— Когда случился инцидент и погиб ополченец, вы обращались к ним?

— А смысл?

— Зафиксировать нарушение перемирия.

— Все нарушения и так фиксируются, на определенных блокпостах работают наши наблюдатели совместно с представителями вооруженных сил Украины (ВСУ). А с ОБСЕ мы постоянно на связи. Со стороны Украины работает одна группа, с нашей — другая. Мимо Кировска они точно бы не прошли.

— Какие структуры могли бы выступить арбитром тогда?

— Никакие.

— То есть вы в состоянии наладить взаимодействие с противоборствующей стороной без участия посредников?

— Взаимодействие наладить не получится, пока противоположную сторону финансируют те, кто зарабатывают на этой войне. Воюют в основном частные армии того же Коломойского, а участие ВСУ минимальное.

— В отношении «Призраков» звучали нарекания, что они не подчиняются никому и действуют по своей инициативе. В конце марта ваша бригада стала официальным территориальным подразделением ЛНР. Что изменилось?

— В нашей политике ничего не изменилось, мы и раньше взаимодействовали со всеми структурами, в военном плане уж точно. Другой вопрос, что мы отстаиваем интересы народа, а не правительства. Потому что правительства меняются, а народ — никогда. С теми же, кто честно выполняет свои обязанности перед народом, мы всегда находили общий язык.

— Но ведь конфликты действительно возникают? Например, в Кировске отношения «Призрака» с местным мэром, как говорят, не задались.

— Да, он недолюбливает нас: мы ему прикрыли незаконные финансовые операции. И к тому же основную работу по городу вел именно наш батальон — по разминированию, по помощи беженцам, по помощи людям. А мэр только отчеты писал. И от нас он тоже каждый день требовал бумажки.

— В одном из интервью вы высказались довольно жестко. Вы сказали, что самые непредсказуемые враги Новороссии — это правительства новообразованных республик.

— В этом плане ничего не меняется, пока народ не станет полностью контролировать чиновников.

— Почему, по-вашему, не удается создать Новороссию?

— Всё в деньги упирается. Вот скажите, зачем между ДНР и ЛНР таможня? Хуже, чем удельные княжества. Паспорта зачем-то вводить собираются. Какой вес будет иметь этот документ без признания? А для признания надо работать. И работать сообща.

Мозговой рассказывает: еще в самом начале конфликта после одного из авианалетов на их роту по всем украинским сайтам прошла информация, что «крупнейшая группировка российских войск была уничтожена, и все погибли». За время войны это сообщение повторялось еще раз пять или шесть. Так бригада получила свое название — «Призрак».

— В чем секрет дисциплины в «Призраке»?

— Нет секрета. И дисциплины нет. Вон, сидят, ничего не делают, — Мозговой улыбается. Кажется, впервые.

— А что для «Призрака» главная мотивация?

— Такая же, которая должна быть у всех: хотим жить свободно — в честном, справедливом обществе.

— С какой самой большой несправедливостью на войне вы сталкивались?

— Война и есть самая большая несправедливость. Мы ведь не с теми воюем. Те, кто оплачивает, кто подогревает, кто через СМИ настраивает народ друг против друга — вот с ними надо воевать. Да, у каждого свои идеи, но, по большому счету, и на той, и на другой стороне мы боремся за одно и то же — и при этом убиваем друг друга.

— А что делают украинцы, чтобы война прекратилась? Прислушиваются к таким аргументам?

— А здесь разве прислушиваются? Со стороны посмотреть — так встретились два простых мужика после смены и молотят друг друга почем зря. И кто прав?

— Не тот ли, на кого нападают?

— А в Дебальцеве кто на кого напал?

— Мнение людей тоже важно: местным не очень нравилось быть под украинскими военными.

— В поселке Донецкий жителям тоже не нравилось, когда там подразделение 4-й бригады ополченцев стояло. В этом-то всё и дело — как с той, так и с другой стороны. Есть идиоты, а есть военнослужащие. Например, после взятия Дебальцева только один ополченец осмелился написать правду и опубликовать ее в Сети. И про мародерства там многого не сказано. Когда мы зашли в город, только и было забот — дома охранять да мародеров ловить. А ведь мы войной пришли заниматься.

Машина останавливается. В расписании Мозгового — встреча с работниками одной из птицефабрик Алчевска, крупного города, население которого до войны превышало сто тысяч человек (сейчас, по некоторым данным, осталось около восьмидесяти тысяч). Хозяева предприятия уехали в Киев, работа фабрики встала, коллектив остался без работы и не знает, как быть.

В помещениях нет кур, между фабричными строениями гуляет ветер вперемешку с внезапно налетевшим снегом. О том, что здесь была птицефабрика, напоминают частички яичной скорлупы в грязи под ногами. О том, что была война, — несколько разрушенных зданий и снаряд, торчащий из земли прямо посреди дороги. Работники спрашивают, что будет с предприятием дальше, Мозговой говорит, что его будут восстанавливать. Работники интересуются, выплатят ли им зарплату. Комбриг отвечает, что этот вопрос тоже будут решать.

Мозговой возвращается в машину, занимает свое переднее сиденье. Но теперь при разговоре он иногда поворачивает голову ко мне, и его голос звучит громче.

— Местные власти сделали что-нибудь, чтобы помочь фабрике? — интересуюсь я.

— Власть — это народ. Вы имеете в виду чиновников, что ли? На этом предприятии ни один министр за год не появился.

— А какую помощь фабрике сможете оказать вы?

— Мы связались с представителями АПК России, которые выразили готовность поддержать фабрику. При этом национализации не будет — с хозяевами фабрики контакт поддерживается. Караваны гуманитарной помощи не способны исправить ситуацию с продовольствием в Донбассе. Нужно, чтобы работали не только рынки и магазины, но и реальное производство.

— «Призрак» помимо военной службы занимается еще и гуманитарной миссией?

— Гуманитарно-подталкивающей, скажем так. Мы и раньше занимались проблемами снабжения больниц, школ и социальных столовых. Сейчас все стало слишком серьезно, слишком «государственно», с провозом помощи много проблем. Когда на таможне говорят: ваш груз превышает тоннаж, меня это удивляет. Как может добро превышать тоннаж? К тому же сейчас нужно регистрировать все грузы в Ростове-на-Дону при МЧС. Не проще ли посадить контроль сразу на таможне? Против контрабанды такие меры не работают, им, наоборот, в таких условиях раздолье. Ведь гуманитарная помощь — это тоже бизнес.

В кабинете Мозгового на одной из стен висит флаг Новоросии. На другой — красный, с серпом. (Имеется ввиду знамя Победы. Кроме указанных двух флагов в кабинете Мозгового висело также т.н. "баклановское" знамя, - прим. ред.) Называя себя монархистом, Мозговой не видит в этом противоречия. Говорит, что неправильно, когда народ разделяют по идеологии — на красных, белых, «пятые колонны» и так далее. Так и от народа ничего не останется.

— Вы помните, когда впервые вышли на сцену? — спрашиваю комбрига, который когда-то был солистом сватовского мужского ансамбля, и которому в последнее время приходится часто выступать перед людьми.

— Конечно, помню. Еще в школе. Какой-то коммунистический праздник был в клубе сельском, был занавес, бархатный — с Ильичами, с колосьями. Все солидно, и мы такие с галстуками да со стишками. А потом пошло-поехало.

— Боялись сцены?

— Ее все боятся. Это как в бою участвовать. Если говорят, что нет страха — значит, врут.

— Помните, когда впервые за собой людей повели?

— Тоже в школе. Я занимался подпольной деятельностью. Тогда были выборы — еще те, советские. И мне в голову пришло: почему мы выбираем одних и тех же? Я набрал несколько человек, и мы по ночам в кабинете завуча рисовали фломастерами листовки. У меня ключ был, мы в КВН участвовали и там репетировали. Текст я не помню, но общий смысл сводился к тому, что хватит выбирать одних и тех же. В общем, когда я школу закончил, директор перекрестился.

— Что вынудило вас в свое время оставить Лисичанск? (В июне-июле 2014 года «Призрак» держал оборону в районе этого города, а затем отступил к Алчевску).

— Необходимость: надо было сохранить и город, и мирное население, и подразделение. Поэтому я и увел людей. Героические смерти только в кино красиво смотрятся.

Комбриг много курит. На столе у него четыре трубки. Одна из них, говорит Мозговой, электронная: пытался бросить, да не вышло. На другой трубке вырезан портрет Тараса Шевченко. Трофейная.

— Известно, что вы пишете стихи. Кто та женщина с букетом из вашего стихотворения «Напишите мне письмо, мадемуазель»?

— Да мало ли. Образ собирательный.

— Вам пишут?

- Пииииишут. Доверчивый я и добрый. А вы, женщины, коварные.

— Какую критику чаще всего слышите в свой адрес?

— Что я сатрап. И ору на всех.

— Без этого никак?

— Не знаю.

— Когда вы поймете, что ваше дело сделано?

— Интересный вопрос. Вдруг оно уже сделано, а я так и не понял? Если серьезно, сейчас в планах — хоть немного поднять сельское хозяйство, чтобы снизить зависимость от гуманитарной помощи. Мы же и России этим поможем. Получится, что можно будет переадресовать помощь на другие, более необходимые направления. А что будет дальше, время покажет. Неизвестно, когда война закончится.

— Как вас изменила война?

— Был хороший, стал еще лучше, — комбриг смеется. — Да на самом деле злее стал. И жестче.

— На что злитесь?

— На то, что медлительные мы слишком, ничего не успеваем.

— А когда война закончится?

— Она продолжится. Мы не выживем на тех клочках земли, что есть сейчас.

— Тогда зачем соблюдать минские соглашения?

— Рано еще наступать. Да и нечем. Перемирие нам в плюс, если правильно распорядиться временем.

— То есть мечты некоторых о Киеве преждевременны?

— Ну, до Киева идти надо. Другой вопрос, что делать это надо с умом, а не с шашкой наголо. Ну, дойдем мы до берега Днепра, и что дальше?

— А что дальше?

— Дальше Львов.

— А потом?

— Варшава.

— А потом?

— Люксембург, – комбриг улыбается. — Ну, и мелкие хутора — Лондон, Париж.

— А Вашингтон?

— Я рассматриваю предложения.

— А не случится ли так, что вы наладите все на подконтрольной территории, а вам скажут: спасибо, в вас больше не нуждаемся?

— Ну, я же не для себя это все делаю. Даже если и скажут, ничего страшного. Пойду дальше. Здесь ведь должен кто-то остаться. Но если что не так — вернусь. Через Оклахому!

9 апреля 2015 года.

Горбачева Елена Владимировна, родилась и проживает в Москве, в 2014-2015 году работала в качестве специального корреспондента в Новороссии, освещала войну в Донбассе.

КОНКУРС ПАМЯТИ А.Б. МОЗГОВОГО: ИТОГИ