За время Гражданской войны большевики занимали Крым трижды, и всякий раз установление советской власти сопровождалось репрессиями против священнослужителей, грабежами и осквернением храмов.

При подготовке настоящего материала использовались как опубликованные источники, так и архивные документы. Это материалы Особой комиссии по расследованию злодеяний большевиков, состоящей при главнокомандующем Вооруженными силами Юга России генерал-лейтенанте Антоне Деникине, которые в Государственном архиве Российской Федерации (ГА РФ) и составляют обширный фонд под номером р470. В настоящее время в научный оборот введены лишь некоторые материалы из этого фонда, поэтому свидетельства и документы, которые будут приведены в сегодняшнем выступлении, несомненно, позволят дополнить уже известную картину множеством новых подробностей.

Первый этап советских преследований православного духовенства и верующих приходится на конец 1917-первые месяцы 1918 г. Это была первая попытка установления советской власти в Крыму.

Первые убийства православных священнослужителей в регионе произошли уже в декабре 1917 г. Так, в ночь с 19 на 20 декабря 1917 г. в Севастополе был убит настоятель военной Свято-Митрофаниевской церкви на Корабельной стороне протоиерей Афанасий (Чефранов). Обстоятельства гибели этого духовного пастыря источники описывают по-разному. По одним данным, священник был взят прямо в храме и тут же расстрелян на паперти[1]. По другим – убит за чертой города.

Такая версия гибели отца Афанасия приводится в послании архиепископа Таврического и Симферопольского Димитрия (Абашидзе) к пастве и пастырям Таврической епархии, сделанном по этому случаю 30 декабря 1917 г. Выразив безграничную скорбь об убиенном, «горько оплакивая грех, содеянный сынами же православного народа», архиепископ призвал духовенство и мирян «усилить повсюду святые молитвы о смягчении сердец русского народа, о даровании им мира и братской любви, о водворении в стране нашей порядка и тишины»[2], и рекомендовал внести в каждой церкви епархии имя иерея-мученика в списки для вечного поминовения.

Архивные документы свидетельствуют, что накануне своей гибели о. Афанасий содержался в тюрьме, куда был помещен по ложному обвинению в якобы имевшем место с его стороны нарушении тайны исповеди арестованных в 1905 г. мятежных матросов с крейсера «Очаков». Согласно данным газеты «Крымский вестник» от 21 декабря 1917 г., священник и вместе с ним 7 находившихся в заключении офицеров были выданы революционным матросам и расстреляны ими (вероятно, недалеко от тюрьмы)[3].

• Очередная лекция севастопольского исследователя и краеведа Дмитрия Соколова (фото вверху), 
• посвященная трагическим страницам истории Крыма в ХХ столетии, прошла в Доме книги «Родное слово».
• В мероприятии приняли участие представители местной общественности, в том числе представители Дворянского собрания Крыма.
• Среди гостей мероприятия были  заведующая библиотекой Таврической духовной семинарии Галина Левицкая 
• и депутат Государственного Совета Республики Крым Сергей Шувайников.

Отец Афанасий не был единственным пастырем, чья жизнь трагически оборвалась в те страшные дни. В декабре 1917 г. неподалеку от Севастополя (по другим сведениям – в самом Севастополе) революционные матросы убили (как утверждает автор жизнеописания «Новые мученики Российские», протопресвитер Михаил Польский, — повесили вниз головой на царских вратах в кафедральном соборе[4]) архиепископа Иоакима (Левицкого); тогда же в своей квартире был задушен другой священнослужитель — отец Исаакий Попов.

Расправы едва избежал настоятель севастопольского Свято-Владимирского Адмиралтейского собора протоиерей Роман Медведь. Узнав о том, что его собираются арестовать, священник спешно уехал из города.

Начавшись в Севастополе, большевистский террор вскоре перекинулся и на другие крымские города.

В январе 1918 г. сторонниками советской власти взят Симферополь. Практически сразу жители города пережили ужасы, которые в дальнейшем станут обыденностью на всей территории огромной страны. Крымскую столицу захлестнули многочисленные обыски, аресты, расстрелы. Движимые «классовой ненавистью» и «революционным чутьем», красногвардейцы и матросы совершали расправы, не дожидаясь распоряжения местных органов власти. Людей убивали прямо на улицах. Расстреливали офицеров, дворян, и всех, кто так или иначе вызывал подозрение.

Кроме того, в день взятия Симферополя, 14 января 1918 г. произошел обстрел двух церквей: Александро-Невского кафедрального собора и Петропавловской церкви.

«Собор, — читаем в материалах комиссии, — обстреливался во время архиерейского богослужения; в него стреляли из винтовок, один раз выстрелили из орудия. Этим выстрелом повредили колокольню. В Петропавловскую церковь стреляли из винтовок, при чем последствием этой стрельбы были разбитые стекла»[5].

Причиной обстрела послужил слух о якобы размещенных на колокольнях пулеметах, хотя в действительности там ничего не было.

В дальнейшем революционные власти провели ряд мероприятий, направленных на отделение Церкви от государства. Запрещалось преподавание Закона Божия в школах. В связи с проведением в жизнь декрета Совнаркома об отделении Церкви от государства, был прекращен отпуск средств на содержание культовых сооружений, а с 1 марта 1918 г. – священнослужителей[6].

Несмотря на выраженное враждебное отношение к Русской Православной Церкви и ее служителям, священников в период «первого крымского большевизма» старались не трогать, опасаясь возмущения верующих. Вместе с тем, жилища церковнослужителей  подверглись многочисленным обыскам и грабежам. Обыски проводились ночью, при этом обыскивающие вели себя агрессивно и нагло.

14 января 1918 г., матросами был произведен обыск у архиепископа Симферопольского Димитрия: «Все взламывалось и вскрывалось. В архиерейскую церковь бандиты шли с папиросами в зубах, в шапках, штыком прокололи жертвенник и престол. В храме духовного училища взломали жертвенник... Епархиальный свечной завод был разгромлен, вино выпито и вылито. Всего убытка причинено более чем на миллион рублей»[7].

В целом, на протяжении всего пребывания города под властью большевиков священники опасались за свою жизнь, и старались не появляться на улицах. Допрошенный в качестве свидетеля настоятель больничной церкви Николай Мезенцев показал, что был однажды остановлен на улице и подвергнут обыску. Он же свидетельствовал о том, что представители новой власти нередко приходили в храм пьяные, в шапках и с папиросами. Был и такой случай: в момент совершения на кладбище чина отпевания одного из убитых в ходе террора, вооруженные рабочие ради развлечения открыли огонь в сторону причта[8].

Совершение погребальных обрядов без разрешения новых властей стало рискованным делом. Так, перед похоронами одного из офицеров, погибших в ходе террора, к настоятелю Старо-Кладбищенской церкви Константину Колчанову явился представитель ревкома и предупредил, что, если тело предадут земле без разрешения комитета, или будет оставлено в церкви на ночь – священник будет убит, церковь разграблена, а останки усопшего выброшены из могилы.  Поэтому родственникам погибшего более ничего не оставалось, как подчиниться. Лишь после получения разрешения труп офицера был предан земле[9].

Хотя убийств православных священнослужителей в самом Симферополе в этот период удалось избежать, 14 января 1918 г. в окрестностях города красногвардейцы расправились с настоятелем Покровского храма села Саблы (ныне с. Партизанское Симферопольского района) протоиереем Иоанном Углянским. Издевательски поинтересовавшись у настоятеля, почему у него на лампаде лента зеленая, а не красная, «вершители революционного правосудия» вывели отца Иоанна на церковный двор и расстреляли. Сделав черное дело, убийцы ограбили священника, сняв с еще теплого трупа обручальное золотое кольцо и часы.

Но этого палачам показалось мало. Собрав сельских жителей, красногвардейцы запретили под страхом смерти предавать тело отца Иоанна земле, сказав: «Пусть его собаки съедят». Рискуя жизнью, сельчане нарушили этот запрет и перенесли тело убиенного с места расправы к дому, где оно, слегка присыпанное землей, пролежало в течение двенадцати дней. Только 28 января останки священнослужителя были перевезены в Симферополь и захоронены по христианскому обычаю. В некрологе, напечатанном в «Таврических епархиальных ведомостях», говорилось, что отец Иоанн стал жертвой «тех темных сил, которые в революционное время обыкновенно направляют свои удары против христианства, Церкви Христовой и ее служителей»[10].

Положение Русской Православной Церкви в Крыму в первые месяцы после Октябрьского переворота характеризуют строки следующего обращения архиепископа Димитрия к пастве от 9 апреля 1918 г.: «Исполняется ровно три месяца с того памятного и страшного для всех нас дня, - говорилось в послании, - когда улицы тихого и мирного нашего Симферополя огласились свистом и жужжанием ружейных пуль и треском пулеметных выстрелов, когда жилища наши дрожали до своих оснований от разрыва пушечных снарядов и действия ручных бомб, когда земля родная жалобно стонала и обильно орошалась целыми потоками человеческой крови, безжалостно проливаемой братскою рукой.

Безутешными рыданиями и горькими воплями наполнялся тогда каждый двор в городе. Многие лишились близких и милых сердцу людей. Одни потеряли своих отцов-кормильцев, другие дорогих детей, третьи горячо любимых мужей, четвертые незабвенных братьев и друзей. Все же были в страхе и трепете за свою жизнь и своих присных и за лишение средств к жизни, потерю насущного хлеба, ибо проливавшие кровь посягали и на имущество, часть присваивая себе, а часть безрассудно истребляя.

В эти ужасные дни мы пытались говорить, но нам не позволяли. Мы являлись к власть имущим, нас выпроваживали с насмешками. Всякая попытка к словесным и письменным мольбам о пощаде, жалости, милости пресекалась в корне.

Люди, ставшие у кормила правления нашей землей, и те, кои, прикрываясь именем правительства страны, врывались в дома наши и производили вопиющие к небу беззакония, — объявили себя не имеющими ничего общего с Богом, считали себя даже от-крытыми противниками Христа и Его Церкви. Нам запретили писать что-либо в свое оправдание, когда на наши святые храмы была возведена явно грубая, несуразная и невежественная клевета о стрельбе из пулеметов с наших колоколен.

Мы только могли плакать и взывать к Господу сподобить нас участи наших духовных чад, мученически окончивших свое земное течение»[11].

Неделями ранее в письме Святейшему Патриарху Тихону от 14 марта 1918 г. архиепископ приводил многочисленные примеры насилия и произвола, творимого «народной властью» в отношении духовенства и верующих:

«Одному только Богу ведомо, — писал владыка Димитрий, — что терпим мы здесь в Крыму, ставшем вторым Кронштадтом. Все население держат в страхе, не считаясь решительно ни с чем. Нас, церковных людей, всячески донимают. Захватили и совершенно разорили богатый Корсунский монастырь в Днепровском уезде, ограбили Кизилташскую обитель. Завладели Георгиевским Балаклавским монастырем и отдали его в распоряжение «Союза увечных воинов».

В настоящие дни бесцеремонно грабят Херсонесский и Инкерманский монастыри (оба вблизи Севастополя). Консисторское здание объявили собственностью «Таврической республики», и всем чиновникам приказали в течение недели (до 5 апреля) очистить помещения. <…> Что будет дальше, трудно предугадать. Меня пока, милостью Божией, не трогают, не посягают на мой дом, хотя болтают в городе, что садик архиерейский понадобится увечным воинам. <…>

Собираются наши православные, выносят резолюции, шлют своих делегатов, а заправилы наши, не обращая на это внимания, гнут нам спины и расхищают наше добро, накопленное десятками и сотнями лет»[12].

Приведенное свидетельство архипастыря, на наш взгляд, исчерпывающе характеризуют антихристианскую и богоборческую сущность установившейся в губернии власти.

Насилие прекратилось только весной 1918 г., когда под ударами австро-германцев большевики оставили Крым.

Но спустя год, в марте-апреле 1919 г., красные вновь заняли полуостров. Очередной период пребывания полуострова под властью большевиков продлился всего 75 дней. Тем не менее, за это время сторонники «диктатуры пролетариата» сумели продемонстрировать населению, какими методами и средствами будут проведены в жизнь провозглашенные ими задачи и цели.

Декретом от 21 мая 1919 г. правительство провозглашенной Крымской советской социалистической республики (КССР) запретило преподавание религиозных вероучений во всех государственных и частных школах. Также запрещалось отправление религиозных обрядов в стенах школ, и упразднялась должность школьного законоучителя. Этим же декретом отменялась религиозная клятва или присяга. Новая власть постаралась с помощью милиции взять на учет «духовных служащих церквей всех вероисповеданий». Местные власти должны были срочно сообщать о количестве служащих церквей по разным возрастным категориям[13]. Хотя репрессии против священнослужителей в этот период имели меньший размах, они затронули весьма высокопоставленных духовных лиц.

Так, в июне 1919 г. в Севастополе арестован и заключен в тюрьму епископ Вениамин (Федченков). Арест священника вызвал протесты со стороны верующих, которые в течение 8 дней собирались возле городской тюрьмы, в итоге Владыку освободили[14]. Ранее, 23 апреля 1919 г., по ложному доносу за «контрреволюционную деятельность» арестован и взят под стражу о. Николай Мезенцев. Тогда же были взяты по мобилизации и направлены на общественные работы архимандрит, монахи и дьяконы. Также по свидетельству о. Николая, в этот период на всей территории Таврической губернии большевики расстреляли 14 православных священнослужителей[15].

В апреле 1919 г., за несколько дней до наступления Пасхи, красноармейцами был зверски убит настоятель храма великомученика Георгия Победоносца в Армянске протоиерей Владимир Веселицкий. Священника отвели на пустырь, веревками привязали к столбу и подвергли мучительным пыткам. После многочасовых истязаний его обезображенное тело бросили на городской площади и запретили хоронить. Но православные жители Армянска нарушили этот запрет и на следующий день перед заходом солнца погрузили останки о.Владимира на телегу, укрыли от посторонних глаз травой и соломой и похоронили на городском кладбище[16].

Новая волна большевистских репрессий обрушилась на Русскую Православную Церковь в Крыму после окончательного установления советской власти в ноябре 1920 г. Полуостров захлестнул массовый красный террор, жертвами которого стали тысячи офицеров и солдат Русской армии генерала П.Н.Врангеля, гражданские лица. Не избежали общей участи и многие православные пастыри.

После эвакуации белых в Крыму осталась значительная часть духовенства, как местного, так и прибывшего на полуостров вместе с потоками беженцев в ходе Гражданской войны. С началом террора многие из этих церковнослужителей оказались среди арестованных и приговоренных к расстрелу.

4 декабря 1920 г. в Феодосии постановлением «тройки» Особого отдела ВЧК 13-й армии по обвинению в «активной помощи контрреволюции в ее борьбе за свержение власти пролетариата» к расстрелу были приговорены священники Виктор Толковид и Алексей Родионов[17]; 16 декабря 1920 г. за «произнесение в храме проповедей, направленных на дискредитацию советской власти» феодосийской ЧК был расстрелян священник Екатерининской церкви села Сарыгол протоиерей Андрей Косовский[18]. Аналогичная участь постигла последнего директора алупкинской климатической колонии для учителей церковно-приходских школ протоиерея Константина Аггеева.

 2 (по другим данным – 4-го[19]) января 1921 г. священника приговорили к расстрелу. 5 января 1921 г. в Евпатории «за публичное осуждение репрессий» расстрелян 72-летний священник Владимир Сластовников[20]. Несколькими месяцами позже, 9 апреля 1921 г., ОО Побережья Черноазморей «за антисоветскую агитацию» в Евпатории к расстрелу приговорен еще один пастырь - священник при лазарете Петр Кудринский[21].

13 февраля 1921 г. в Бахчисарае по обвинению в угрозе физической расправой председателю местного революционного комитета был арестован священник Иоанн Спано. Арест священнослужителя вызвал многочисленные протесты со стороны населения. Ежедневно в Особый отдел приходили толпы людей и требовали освобождения арестованного. Несмотря на это, 12 марта 1921 г. «тройка» Особого отдела ВЧК 4-й армии вынесла постановление, согласно которому отец Иоанн и вступившиеся за него члены церковного совета Владимир и Спиридон Канаки подлежали расстрелу[22]. Известны примеры, когда священник не подвергался аресту, а репрессировались члены его семьи. Так, в числе расстрелянных в окрестностях Ялты был сын настоятеля храма Воскресения Христова в Форосе протоиерея Павла Ундольского – Василий[23].

Многочисленные несчастья и беды, обрушившиеся на Русскую Православную Церковь в годы Гражданской войны, были только началом ее крестного пути. Самый страшный удар по православию в Крыму был нанесен после того, как ситуация на полуострове вернулась в мирное русло. Именно тогда, в 1920-1930-е гг., в результате антирелигиозных кампаний и новых репрессий вся церковная структура подверглась разгрому, а мартиролог священнослужителей и верующих мирян пополнился множеством новых имен.