Белей найди, чем Маркова рать!

Марина Цветаева

В начале января 1918 г. генерал Деникин принял командование над всеми частями Добровольческой Армии в Ростове и Таганроге. Начальником его штаба стал генерал Марков, на которого легла задача срочного завершения формирования частей и приведения их в боевую готовность. В связи с новыми формированиями неимоверно распухли штабы. Он потребовал их максимального сокращения, в соответствии с численностью их частей. Марков, в силу горячего характера, резких жестов и подчас не сдержанной речью производивший ошеломляющее впечатление на не знавших его Добровольцев, заходивших в штаб, стал грозой „штабной психологии", из-за чего неудовольствие им приняло такие формы, что Корнилов дважды говорил с генералом Деникиным о необходимости освобождения Сергея Леонидовича от занимаемого поста.

Позднее Антон Иванович замечал, что, находясь на штабной должности, Марков терпел много упрёков своей работе, но, стоило ему оказаться в бою, во главе своего полка, как он тотчас стал кумиром добровольцев: «У Маркова была одна особенность - прямота, откровенность и резкость в обращении, с которыми он обрушивался на тех, кто, по его мнению, не проявлял достаточного знания, энергии или мужества. Отсюда - двойственность отношений: пока он был в штабе, войска относились к нему или сдержанно (в бригаде), или даже нестерпимо (в ростовский период Добровольческой армии). Но стоило Маркову уйти в строй, и отношение к нему становилось любовным (стрелки) и даже восторженным (добровольцы). Войска обладали своей собственной психологией: они не допускали резкости и осуждения со стороны Маркова - штабного офицера; но свой Марков - в обычной меховой куртке, с закинутой на затылок фуражкой, помахивающий неизменной нагайкой, в стрелковой цепи, под жарким огнем противника - мог быть сколько угодно резок, мог кричать, ругать, его слова возбуждали в одних радость, в других горечь, но всегда искреннее желание быть достойными признания своего начальника…» Марков был храбрым офицером, всегда ведущим своих подчиненных в атаку и способным на самую неожиданную и отчаянную инициативу. Но не ради лихости, а ради выполнения боевой задачи, ради спасения людей. В Добровольческой армии его так и называли – «сплошной порыв без перерыва».  Сергей Леонидович всегда был в самых горячих местах боя, совершенно не думая о собственной жизни. Один из «первопоходцев» свидетельствует:

 «В походах можно было его видеть во всех местах колонны – впереди, сзади. Повсюду наводил порядок и знал почти всех в лицо… В бою метался повсюду, и где была заминка, шел вместе с цепями или же впереди их во весь рост с белой папахой на голове, и это так влияло на добровольцев, что у них, как они сами говорили, пропадал страх.

Под пулями никогда не кланялся и говорил: «Не бойтесь пули, предназначенная вам – она всё равно везде вас найдет… Позор страны должен смыться кровью её самоотверженных граждан». Для Маркова было так естественно подняться первому в цепи и просто сказать: «Отдохнули, ну, теперь еще одно усилие, вперед, в штыки…» – и быть впереди всех с винтовкой наперевес».

Как вспоминал генерал  Деникин, когда в горячие минуты боя слышался обычный приказ Маркова: "Друзья, в атаку, вперед!" - то Офицерский полк, которым он командовал, люди, которых он вел на подвиг и смерть, поднимались без сомнений и колебаний.

Если Марков встречал бегущих, то он возвращал их в бой по-суворовски, словами: «А мне как раз нужна подмога, за мной!..» Солдаты с офицерами поворачивались и с удвоенной яростью снова шли в битву.

В феврале 18-го года, когда большевики вплотную приблизились к Ростову, генерал Корнилов, чтобы спасти армию, решил уходить на Кубань. Эвакуация Ростова была поручена С.Л. Маркову. Один из участников вспоминал, что город в ночь с 9-го на 10-ое февраля «был как вымерший — в окнах темно, холодный ветер несет снег и сухую пыль».

На центральной улице, между тем, царило оживление. Там распоряжался стремительный и не теряющий уверенности генерал Марков, чья неизменная высокая белая папаха была видна издалека. Редкие оружейные залпы и шум, производимый собравшейся колонной войск покрывал его громкий и твёрдый голос. Указав на стоящий неподалёку бронеавтомобиль,  Марков скомандовал:

— Когда колонна двинется — взорвать его! У нас нет бензина!

В это время на несколько грузовых машин грузились пулемёты.

— Это еще что? – воскликнул генерал. - Да вы с ума сошли? Ведь я сказал, что у нас нет бензина — перегрузить на лошадей!

- Ваше Превосходительства, достать лошадей и повозок невозможно…

- Чушь! – резко ответил Марков и, подойдя к пожарному сигналу, прикрепленному к столбу, ударом разбил стекло. Не прошло и 15-ти минут, как из темноты примчалась пожарная команда.

— Стой! — приказал Сергей Леонидович. — Распрячь лошадей!

Бранд-мойор пытался протестовать, но безрезультатно. Пожарные стали в строй пулеметной команды 1-го офиц. батальона...

10-го февраля 1918 г., около Аксая, Белая Армия перешла на Другую сторону Дона, где генерал Корнилов решил остановиться и произвести реорганизацию армии.

Армия главным образом была сведена в три полка — Сводно-Офицерский, Корниловский и Партизанский (впоследствии Алексеевский).

Командиром Сводно-Офицерского был назначен генерал Марков. В этом полку четырехротного состава (примерно по 200 человек в роте) на положении рядовых оказались почти все офицеры (всего из 3689 участников 1-го Кубанского похода количество офицеров вдвое превышало количество нижних чинов). Принимая полк, Сергей Леонидович обратился к офицерам с речью:

— Здравствуйте, мои друзья! Немного же вас здесь! По правде говоря, из трехсоттысячного офицерского корпуса я ожидал увидеть вас больше. Но не огорчайтесь! Я глубоко убежден, что даже с такими малыми силами мы совершим великие дела.  Приказом Верховного Главнокомандующего, имя которого хорошо известно всей России, генерала Корнилова, я назначен командиром Офицерского полка, который сводится из ваших трех батальонов, роты моряков и Кавказского дивизиона. Командиры батальонов переходят на положение ротных командиров, ротные командиры на положение взводных. Ну и тут вы, господа, не огорчайтесь: здесь и я с должности начальника штаба фронта фактически перешел на батальон! Не спрашивайте, куда и зачем идем, а то все равно скажу, что идем мы к черту на рога, за синей птицей!

Сразу после этих слов командир 1-го батальона, полковник Борисов, заявил:

— Я считаю для себя невозможным с должности командира полка  перейти на роту!

— Полковник, вы мне не нужны! — резко оборвал его Сергей Леонидович и, повернувшись к полковнику Плохинскому, приказал: - Назар Борисович, примите роту!

Не останавливаясь на только что происшедшем инциденте, Марков продолжил:

—Штаб мой будет состоять из меня, моего помощника, полковника Тимановского и доктора Родичева, он же будет и казначей.

Далёкий от тщеславия сам, генерал Марков не признавал его у других. Свой офицерский полк он свел фактически в батальон. Никаких промежуточных инстанций между командиром полка и ротами. Все в строю, все на передовой линии и командир полка сам руководит боем.

- Вперёд, друзья!

Так начался беспримерный в истории 1-й Кубанский поход, названный «ледяным». Офицерский полк шёл походным порядком в авангарде армии, и всегда впереди - "в белой высокой папахе, черной куртке с белыми генеральскими погонами и брюках и сапогах русского фасона" – генерал С.Л. Марков…

***

В начале декабря 1914-го года в 4-ю стрелковую бригаду генерала А.И. Деникина, позднее развернутую в 4-ю («железную») дивизию неожиданно прибыл никому не известный молодой полковник, только что получивший назначение начальником штаба бригады. Антон Иванович просил назначить на эту должность другого человека, но получил её С.Л. Марков.

К тому времени Сергей Леонидович сменил уже несколько мест службы. В самом начале войны он занял пост начальника Разведывательного отделения в Управлении генерал-квартирмейстера штаба Главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта, начальником которого в то время был М.В. Алексеев. Находясь на этой должности, Марков вынес предложение по проведению опросов пленных, суть которого сводилась к тому, чтобы для эффективности упростить их процедуру и сделать анонимными. Вскоре после этого полковник был назначен начальником Управления генерал-квартирмейстера штаба Юго-Западного фронта, а через месяц переведен на должность начальника штаба 19-й пехотной дивизии 9-й армии, в составе которой он с 28 по 30 октября участвовал в блокаде крепости Перемышль, а с 30 октября по 26 ноября - во всех боях дивизии на Карпатах в районе Дуклинских проходов. «За отличия в боях в указанный период полковник Марков представлен мною к награждению мечами к ордену Святой Анны 2-й степени», - написал в дополнении к послужному списку Маркова начальник 19-й пехотной дивизии генерал-лейтенант Г.Ф. Янушевский.

Прибыв в 4-ю бригаду, Сергей Леонидович заявил, что «только что перенес небольшую операцию, пока нездоров, ездить верхом не может и поэтому на позицию не поедет». Генерал Деникин и штабные офицеры, изначально отнёсшиеся к вновь прибывшему «профессору» насторожённо, ещё более укрепились в этом мнении и с тем отправились к своим стрелкам, ведшим бой впереди города Фриштака. В разгар сражения, под непрекращающимся сильнейшим огнём к цепи подъехала огромная колымага, запряжённая парой лошадей. В ней с весёлым видом сидел С.Л. Марков.

- Скучно стало дома. Приехал посмотреть, что тут делается... – со смехом пояснил он.

По свидетельству Деникина «с этого дня лед растаял, и Марков занял настоящее место в семье "железной" дивизии"».

Примечательный эпизод, относящийся к этому времени, сохранился для нас в воспоминаниях военврача, которого судьба однажды свела на фронте с С.Л. Марковым:

«Входит хозяин дома и заявляет, что в соседней комнате лежит больной русский полковник, и просит посетить его. Мы вошли. В узенькой комнатке на кровати лежал бледный изможденный молодой человек с маленькой, французского типа бородкой. Мы представились друг другу. Это был Генерального штаба полковник С.Л. Марков.

- Вы ранены? - спросил я.

- Какой там! - с гримасой отчаяния возразил Марков. - Не так обидно было бы, если бы ранили, а то заболел подлейшей болезнью - аппендицитом, и, как колода, лежи вот, а там, в дивизии, не успел я уехать (уехал я третьего дня утром), а вечером полк потерял половину состава. Ай, не могу я так лежать. Завтра уеду. Иначе все погубят, все, все.

Больной, корчась от боли, приподнялся в постели.

- Куда вам ехать? Помилуйте, на вас лица нет.

- Надо ехать, надо! - с энергией возразил он.

Оказалось, в это время полковник Марков состоял начальником штаба одной из наших боевых пехотных дивизий.

На другой день я встретил его в г. Ржешуве в коридоре суда, в котором расположился штаб 8-й армии.

Он опирался на костыль. Вид у него был, что называется, "краше в гроб кладут".

- Что вы здесь делаете, господин полковник? - в изумлении спросил я.

- Не могу я здесь сидеть, не могу лечиться, когда моя дивизия гибнет, еду туда, а они не пускают! - с энергией и силой возмущенного говорил он, а сам в изнеможении прислонился к стене, и холодный пот крупными каплями выступил у него на лбу.

Я пошел отыскивать генерал-квартирмейстера 8-й армии, милейшего графа Г.

- Ради Бога, отговорите, не пускайте полковника Маркова в дивизию, - попросил я. - Видимо, это ценный человек. Ведь даром погибнет.

- Да что с ним поделаешь?! Доктора говорят, что ему необходимо сделать операцию, иначе смерть, а он слышать ничего не хочет, точно помешанный, настойчиво просится в дивизию. А человек драгоценный, герой.

В тот же день я уехал в командировку».

На должности начальника штаба Марков пробыл два с лишним месяца. За это время Высочайшим приказом Сергей Леонидович был награжден орденом Святого Владимира 3-й степени и мечами к имеющемуся ордену Святой Анны 2-й степени.

В феврале 15-го года бригада Деникина переживала нелёгкое время. Сам Антон Иванович вспоминал:

«Бригада, выдвинутая далеко вперед, полукольцом окружена командующими высотами противника, с которых ведут огонь даже по одиночным людям. Положение невыносимое, тяжкие потери, нет никаких выгод в оставлении для нас на этих позициях, но... соседняя 14-я пехотная дивизия доносит в высший штаб: "кровь стынет в жилах, когда подумаешь, что мы оставим позицию и впоследствии придется брать вновь те высоты, которые стоили нам потоков крови"... И я остаюсь. Положение, однако, настолько серьезное, что требует большой близости к войскам; полевой штаб переношу на позицию - в деревню Творильню. /.../ В такую трудную минуту тяжело ранен ружейной пулей командир 13-го стрелкового полка, полковник Гамбурцев, входя на крыльцо штабного дома. Все штаб-офицеры выбиты, некому заменить. Я хожу мрачный из угла в угол маленькой хаты. Поднялся Марков.

- Ваше Превосходительство, дайте мне 13-й полк.

- Голубчик, пожалуйста, очень рад!

У меня у самого мелькала эта мысль. Но стеснялся предложить Маркову, чтобы он не подумал, что я хочу устранить его от штаба. С тех пор со своим славным полком Марков шел от одной победы к другой. /.../ Он не жил, а горел в сплошном порыве».

Однако, "мертвая линия старшинства" не позволяла Маркову "законно" принять командование - в кандидатских списках на принятие командования полком он стоял во втором десятке. Только 9 месяцев спустя после принятия временного командования, Сергей Леонидович был официально утверждён на этой должности.

По свидетельству Деникина в этот сложнейший период единственный раз довелось ему видеть Маркова «совершенно подавленным, когда весною 1915 года под Перемышлем он выводил из боя остатки своих рот, весь залитый кровью, хлынувшей из тела стоявшего рядом командира 14-го полка, которому осколком снаряда оторвало голову».

Как и на фронте русско-японской войны, Марков был отмечен многими, но теперь более высокими боевыми наградами. Командуя полком, он проявлял доблесть, сделавшую впоследствии его имя легендарным. Всегда со своими стрелками, неизменно во главе полка, он личным примером показывал образец служения Родине. В июле 1915 года за бой под Творильней Марков был награжден орденом Святого Георгия 4-й степени. В августе последовало награждение Георгиевским оружием. Марков мог с гордостью носить свои высокие боевые награды, зная, что ими в не меньшей степени гордятся его подчиненные. Однажды он высказал честолюбивую мысль:

- Теперь или орден 3-й степени, или деревянный крест!

Генерал Деникин вспоминал о его участии в Первой Мировой: «Марков шел в арьергарде и должен был немедленно взорвать мост, кажется, через Стырь, у которого столпилось живое человеческое море. Но горе людское его тронуло, и он шесть часов еще вел бой за переправу, рискуя быть отрезанным, пока не прошла последняя повозка беженцев.

Он не жил, а горел в сплошном порыве.

Однажды я потерял совсем надежду увидеться с ним… В начале сентября 1915 г., во время славной для дивизии первой Луцкой операции, между Ольшой и Клеванью, левая колонна, которою командовал Марков, прорвала фронт австрийцев и исчезла.

Австрийцы замкнули линию. Целый день не было никаких известий. Наступил вечер. Встревоженный участью 13-го полка я выехал к высокому обрыву, наблюдая цепи противника и безмолвную даль. Вдруг, издалека, из густого леса, в глубоком тылу австрийцев раздались бравурные звуки полкового марша 13-го стрелкового пока. Отлегло от сердца.

- В такую кашу попал, - говорил потом Марков, - что сам черт не разберет - где мои стрелки, где австрийцы; а тут еще ночь подходит. Решил подбодрить и собрать стрелков музыкой.

Колонна его разбила тогда противника, взяла тысячи две пленных и орудие и гнала австрийцев, в беспорядке бегущих к Луцку».

В октябре 1915 года 4-я стрелковая дивизия в районе Чарторыйска, прорвала фронт противника на протяжении 18 верст и на 20 с лишним верст вглубь. Не имея резервов, Брусилов не решался снять войска с другого фронта, чтобы использовать этот прорыв. Между тем, противник бросил против «железной» все свои резервы. Не теряющий бодрости, Марков, бывший в авангарде, докладывал по телефону Антону Ивановичу:

- Очень оригинальное положение. Веду бой на все четыре стороны света. Так трудно, что даже весело стало.

Бои под Журавиным, Горыньей, Перемышлем, Луцком, Чарторыйском прославили имя полковника Маркова, никогда не терявшим самообладания и действовавшего дерзко и неожиданно для противника. Тогда же Сергей Леонидович был представлен начальником дивизии к чину генерал-майора, но из-за своей молодости не получил его.

Более года находился Сергей Леонидович во главе 13-го стрелкового полка, сроднившись за это время не только со своими офицерами, но и со стрелками, многих из которых он знал в лицо. В боевые будни, несмотря на всю их напряженность, Марков оставлял место и празднику, и заботе о своих стрелках. Незадолго до Пасхи в приказе по полку он писал: «Обходил сегодня окопы семи рот, с особенным удовольствием прошел по 9-й роте, все окопы украшены ветвями, имеют веселый праздничный вид. Сердечно благодарю от лица службы командующего 9-й ротой прапорщика Мельтцера за его заботы о вверенных ему стрелках». Во время праздника русские и австрийские солдаты вышли навстречу друг другу – это был первый случай, свидетельствующий о пока намечающимся лишь падении дисциплины…

После многократных отказов Ставка вынудила Маркова повторно принять должность начальника штаба дивизии, а весной 1916-го года Сергей Леонидович оказывается уже на Кавказском фронте, вступив в должность начальника штаба 2-й Кавказской казачьей дивизии в чине генерал-майора. Отсюда осенью того же года Марков был вызван читать лекции в открывшуюся Николаевскую академию Генерального штаба, где пробыл до начала 1917 года…

Е.В. Семёнова