Исследователи неохотно берутся за эту тему. После 1917 года те, кто пытался ее коснуться, ставился вне закона. Ныне этому мешают тоталитарные установки на пресловутую толерантность, подкрепляемые 282-й статьей уголовного кодекса.
Однако без анализа этнического состава органов ВЧК трудно понять многие явления революции и гражданской войны. Заранее оговоримся: этот аспект рассматривается и учитывается нами не потому, что нации делятся на плохие и хорошие, а исключительно по той причине, что в любых войнах, а особенно в гражданских, иноземцы либо «инородцы», как именовались в Российской империи пришельцы с национальных окраин, в гораздо большей степени, чем местные жители, проявляют равнодушие и безжалостность к чужой земле, её судьбе и боли, населяющему её народу. Этот факт отмечался многими исследователями, включая А. Солженицына, и подтверждается многочисленными фактами. Известны, например, случаи, когда красноармейцы отказывались исполнять смертные приговоры, и на смену им срочно вызывались каратели из числа интернационалистов.
Высокий процент лиц нерусского происхождения в структурах ранней фазы советской истории мало кто подвергает сомнению. Большая советская энциклопедия говорит об участии в гражданской войне в России на стороне большевиков до 300 тысяч зарубежных интернационалистов. Особенно высокой была доля интернационалистов и «инородцев» в карательных органах, и это не могли не заметить как современники событий, так и их историографы. Вовсе не случаен заголовок, данный одной из своих книг о революции известным историком В. Шамбаровым, – «Нашествие чужих». Подробно национальный аспект деятельности органов ВЧК исследован в работах Л. Кричевского и О. Капчинского. А. Солженицын посвящает теме целые главы в книге по русско-еврейскому вопросу «Двести лет вместе».
Упомянутые Л. Кричевский и О. Капчинский установили, что в первые годы существования ВЧК до 70 процентов руководящего состава её центрального аппарата составляли выходцы из некоренных народов. На местах дело обстояло по-разному, в зависимости от национального состава коренного и некоренного (мигранты) населения, но средний процент руководителей губернских ЧК некоренных национальностей, и прежде всего, латышей и евреев, в тот период весьма высок. Мы рассмотрим вопрос на примере Нижегородской губернии.
На кадровый состав Нижегородской ЧК решительным образом повлиял массовый приток в годы мировой войны беженцев из западных областей империи. Основную их массу составили евреи, поляки и латыши. К 1916 году население губернии насчитывало 2, 6 млн русских, 90 тысяч татар, 15 тысяч евреев, 7 тысяч поляков и 6 тысяч латышей. Несмотря на проявленное властями и коренным населением гостеприимство, именно беженцы образовали значительный сегмент как социальной базы большевистского переворота, так и карательного аппарата нового режима. Как следствие, в 1918 году на ключевых постах в руководящих органах советских партий и власти в целом мы видим множество все тех же евреев, латышей, поляков. В частности, выходцы из черты оседлости встали у руля нижегородских губкома РКП(б), губисполкома, военного комиссариата и чрезвычайной комиссии.
Первым председателем губернской ЧК стал уроженец Киевской губернии Яков Зиновьевич Воробьёв, настоящее имя которого – Аврам Яков Зусев Воробьёв. Часто в литературе к ней добавляется вторая фамилия – Кац, которая, по словам одного из биографов чекиста, была фамилией его матери.
В возрасте 17 лет Воробьев-Кац вступил в анархистский кружок и участвовал в экспроприациях, а возможно, и убийствах. В 1904-1905 гг. он становится главарем боевого отряда «Бунда» в Белой Церкви. После ареста и восьмимесячной отсидки в тюрьме снова берется за старое, создав и возглавив террористическую группу анархистов-коммунистов. В 1907 году вновь арест, тюрьма и ссылка в Холмогоры. Там, по словам Воробьёва, он и стал большевиком (хотя историк органов ВЧК И. Симбирцев причисляет его к меньшевикам). В 1915 году Воробьева призывают в запасной полк, стоявший в Саратове. Но защите Родины он предпочел дезертирство и подрывную деятельность в тылу.
Бывшего бундовца и анархо-коммуниста арестовали 27 декабря 1916 года в Нижнем Новгороде в «Канавинском обществе разумных развлечений», под вывеской которого шла подрывная деятельность. При обыске нашли фальшивые паспорт на имя Герша Мордковича Каца, бланки и печать уездного по воинской повинности присутствия.
В Центральном архиве Нижегородской области имеется документ – справка из дела Киевского губернского жандармского управления, видимо, представленная по запросу начальника Нижегородского ГЖУ И. Мазурина и датированная 11 январем 1917 года. В ней сообщается, что Воробьев Авраам-Яков Зусев, мещанин г. Василькова Киевской губернии, был обыскан и арестован в местечке Белой Церкви по подозрению в политической неблагонадежности. По обыску у него обнаружены: брошюра противоправительственного содержания и письма, свидетельствующие о принадлежности его к кружку социал-демократической партии. К формальному дознанию привлечен не был, и переписка по этому делу прекращена прокурором Киевского окружного суда.
По сообщению пристава 1-го стана Васильковского уезда от 19 июля 1905 г. за № 309 Авраам-Яков Воробьев принадлежал к существовавшей в местечке Белая Церковь преступной организации «Бунд» и участвовал в беспорядках, происходивших 13 июля 1905 г. в том местечке среди кондитерских рабочих, арестован и привлечен к дознанию не был. По отдельному требованию начальника Одесского отделения Жандармского полицейского управления железных дорог от 21 июля 1907 г. за № 383 Воробьев в порядке охраны был обыскан.
Из донесения Васильковского уездного исправника от 5 августа 1907 г. видно, что постановлением того же исправника Воробьев был заключен под стражу в Васильковскую тюрьму ввиду принадлежности его к преступному обществу и участия в совершении вооруженного нападения на артельщика Тростянского сахарного завода в железнодорожном поезде близ станции Боярки. По рассмотрении Особым совещанием согласно статьи 34 Положения о государственной охране Аврум-Янкель Зусев Воробьев, как изобличенный в принадлежности к революционной организации, постановлением г. Министра внутренних дел выслан в Архангельскую губернию под гласный надзор полиции на 2 года. Кроме того, Янкель Зусев Воробьев, по негласным сведениям, упоминается в числе других лиц, готовившихся в г. Василькове к разбойному нападению на богатого еврея Местечкина. В 1912 г. Воробьев привлекался при Киевском ГЖУ к переписке в порядке охраны в качестве заподозренного. Такая вот уголовная биография.
Из тюрьмы в марте 1917 года Воробьёва-Каца вызволила революционная толпа, и вскоре он проявил недюжинную энергию по сколачиванию из латышей – работников заводов, эвакуированных в Нижний Новгород из прифронтовой полосы – вооружённых отрядов, которые и сыграли решающую роль в захвате большевиками власти в Нижнем Новгороде в октябре 1917-го. Став после переворота сначала главой политотдела Военревштаба, а затем и председателем Губчека, Воробьёв зарекомендовал себя фанатичным исполнителем директив и указаний о красном терроре.
Советский поэт Михаил Светлов любовно нарисовал собирательный образ, в котором угадываются черты нижегородского чекиста с птичьей фамилией:
Пей, товарищ Орлов, председатель ЧК.
Пусть нахмурилось небо, тревогу тая, –
Эти звезды разбиты ударом штыка.
Эта ночь беспощадна, как подпись твоя.
Подпись Я.З. Воробьёва стоит на многочисленных ордерах на арест офицеров, полицейских, священнослужителей, промышленников, коммерсантов. Сказывалась ли его национальная принадлежность на принятии убийственных, в буквальном смысле, решений, утверждать не рискнём, но отметим, что в списках заложников, а тем более расстрелянных, почти не встречаются лица еврейской национальности, хотя их в деловой элите Нижнего Новгорода предреволюционной поры было очень много. Служили в НГЧК и близкие родственники Воробьёва. Его жена Роза Гриншпун заведовала отделом хранилищ, куда стекались изъятые при бесчисленных обысках ценности. Младший брат Ефим с 1919 года состоял комиссаром по обыскам в ГубЧК, а с 1921 г. – помощником коменданта в лагере принудительных работ.
Видную роль в становлении советской власти в Нижнем сыграл Семён Штейман. Биография этого большевика типична. В марте 1917 года, будучи солдатом 62-го запасного полка, Штейман возглавил захват губернской тюрьмы и освобождение политических и уголовных преступников, в июле участвовал в мятеже запасных полков, в октябре 1917-го – в подавлении выступления юнкеров в Москве. Летом 1918 года он командовал отрядом коммунаров по организации комбедов в Нижегородской губернии, затем состоял членом губревтрибунала и водно-транспортной ЧК.
С ноября 1917 года в составе тогда ещё нижегородского ВРШ подвизался сын приказчика Лев Давидович Розенблюм. После недолгой службы в коллегии Нижгубвоенкомата он перешёл в ГубЧК, заняв там место завотделом по борьбе с контрреволюцией и возглавив, в частности, карательную экспедицию в Городец, где в июне 1918 г. произошло антисоветское выступление. В этом органе Розенблюм пробыл недолго, угодив в июле под суд Ревтрибунала за продажу револьвера, но по просьбе Л.М. Кагановича был взят на поруки и позже продолжил службу в качестве помощника начальника военного контроля Тамбовской губернии, начальника следственной части особого отдела 10-й армии, в особом отделе Западного фронта и уполномоченным ВЧК.
В составе Нижгубчека, опубликованном в газете «Рабоче-крестьянский листок» 3 октября 1918 года, кроме Я. Воробьёва мы видим заведующего информационным отделом по фамилии Сафро. В 1919 году секретарем комиссии назначат Я.И. Гинзбарга, следователями будут служить Соломон Хурин и Александр Гузик. В сентябре того же года в командировку на Южный фронт вместе с Воробьевым отправятся несколько сотрудников комиссии, включая некоего Арановича. В конце 1920 года председателем Губчека назначат шурина Л.М. Кагановича – Григория Марковича Приворотского, ранее служившего в той же должности в Вятке.
Есть сведения, что в марте 1921 года на этот пост назначался видный сотрудник ВЧК Григорий Мороз, правда, к исполнению обязанностей так и не приступивший. Не ясна национальная принадлежность еще одного председателя НГЧК – Наталия Исааковича Бурцева, стоявшего у руля комиссии в феврале-марте 1924 г. Из периферийных деятелей партии и ЧК назовём помощника начальника чрезвычайной охраны в Горбатовском уезде Илая Берковича Неймана (Нюмана), погибшего в марте 1918 года во время массовых беспорядков.
Тем не менее, о количественном засилье в местных органах ЧК и ревтрибунала выходцев из черты оседлости говорить не приходится. То же можно говорить и о большинстве великорусских губерний, в связи с чем Игорь Шафаревич, автор бестселлера «Трехтысячелетняя загадка», заметил: «Мысль, что «революцию делали один евреи» – бессмыслица, выдуманная вероятно, лишь затем, чтобы её было проще опровергнуть.
Зато их невысокий процент в органах диктатуры пролетариата с лихвой компенсировался господствующим положением. А. Солженицын и ряд других мыслителей указывали не на количественное преобладание этого этноса в революционном потоке, а на влияние на его русло и направление. Этот феномен в эмоциональной форме запечатлела в своих стихах Зинаида Гиппиус:
Китайцы, монголы, башкир да латыш,
И всякий-то голый, а хлебца-то — шиш.
И немцы, и турки, и черный мадьяр.
Командует юркий брюнет-комиссар.
Академик Шафаревич справедливо указал на «особенно большую концентрацию еврейских имен в самые болезненные моменты, среди руководителей и исполнителей акций, которые особенно резко перекраивали жизнь, способствовали разрыву исторических традиций, разрушению исторических корней».
То же наблюдалось и в Нижнем Новгороде. В период укрепления диктатуры большевиков важную роль в Нижегородском Совдепе играли Г. Биткер и Я. Берман, Нижегородскую советскую управу возглавлял С. Левит, комитет комсомола в 1919-1922 гг. – Д. Вайсбарт и Н. Матусов, Нижполиграф – Д. Крымский, ведущую газету «Нижегородская коммуна» – Б. Гусман.
В критический для власти большевиков период эскалации и пика красного террора верхние ступеньки властной иерархии, особенно в силовых структурах, занимали представители именно этого меньшинства. Лазарь Каганович был председателем губкома РКП(б) и губисполкома, Яков Воробьёв – владыкой ЧК, Ефим Канторович – главой губфинотдела, Илья Коган и Борис Краевский составили правящий двуумвират в комиссариате по военным делам (при секретаре Э. Гондельмане и члене коллегии Л. Розенблюме). Из шести постоянных членов чрезвычайного органа – военно-революционного комитета, к которому летом-осенью 1918 г. перешла вся полнота власти – четверо были евреи (Воробьёв, Каганович, Коган, Шелехес). Арзамасским военревкомом с 1918-го по 1922 год руководил старший из Кагановичей, Михаил Моисеевич.
О поляках и литовцах в НГЧК и силовых органах, вообще, известно мало. В качестве примера назовём секретаря и члена коллегии Губчека Станислава Валенчевского, бывшего одним из немногих нижегородских чекистов – левых эсеров. Значительно больше выходцев из Привислинского края подвизалось в Ревтрибунале. Первым его председателем в марте 1918 года стал активный член Польской партии социалистов (ППС), активно практиковавший террор против представителей русской администрации Привислинского края, участник революции 1905 года в Варшаве и Лодзи Иосиф Любецкий. В апреле его сменил выпускник Нижегородского реального училища и прапорщик военного времени Александр Анохин (1894-1938), но в замах у того оказался Владислав Янович Доманьский, бывший до 1919 года председателем Нижегородского комитета ППС-левицы и одновременно – заведующим карательным отделом губюста. После перехода в РКП(б) Доманьский возглавил польское бюро в губкоме партии. За руководством обычно тянется шлейф из соплеменников, и в 1918 году среди членов трибунала мы видим ряд поляков, в частности, В. Гостинского и К. Ляуса.
Зато латыши в период разгула красного террора присутствуют в ЧК, ревтрибунале и губюсте во множестве. Заметим в этой связи, что сегодня в центре Риги находится странный музей – оккупации Латвии. Когда-то это был музей красных латышских стрелков. Но в наше время стало модным во всех бедах винить СССР и Россию. И музей переиначили. Теперь его экспозиции – жестокий упрек советскому тоталитаризму в том, что в сороковые годы он дважды отнимал у латышей суверенитет и свободу. К сожалению организаторы музея забыли о том, что у истоков того самого тоталитаризма стояли их соплеменники, красные латышские стрелки и чекисты. И не будь их, точно не было бы ни оккупации, ни массовых депортаций, ни полувекового «рабства» под серпом и молотом.
Начало латышскому засилью положил массовый приток выходцев из Курляндии и Лифляндии в красную гвардию, которую летом 1917 года активно формировал в Канавине Яков Воробьёв. В канун и после Октября этот процесс получил характер цепной реакции. Первый летучий отряд нижегородского ВРШ, а затем и губЧК, составили 40 боевиков-латышей во главе с К. Буссе . Канавинский чрезком создавали Р. Штромберг, Я. Криппен и Н. Карр. Во главе Растяпинской ЧК встал латыш В. Мовчан, Сергачской – Н. Михельсон. Почти сплошь латышским оказался состав боевых отрядов при комиссиях Канавина и Растяпина. Богородским комитетом чрезвычайной охраны руководили А. Юргенс и Я. Бренцис, погибшие в ходе рабочих беспорядков 24 мая 1918 года.
В аппарате Губчека та же этническая группа составила прочное большинство. В протоколах обысков и допросов, проводившихся нижегородскими чекистами в массовом порядке летом 1918 года, мелькает множество фамилий латышей – заведующих отделами, комиссаров по обыскам, следователей, комендантов, начальников тюрем: Альтрок, Ансон, Баллод, Барр, Бредис, Бойтман, Бредис, супруги Буссе, Вилит, Звирбул, Иван, Клавс, Криппен, Лаздан, Лелапш, Линин, супруги Маркус, Матушонок, Мовчан, Петерсон, Плуц, Рейнарт, Рейнберг, Розит, братья Таурин, братья Шепте, Чаксте, и т.д. Роберт Штромберг несмотря на молодость занимал в Губчека ключевые посты, а с января по март 1919 года состоял её председателем, пока по неизвестной нам причине не был разжалован с переводом на третьестепенную должность заведующего местным агентством Центропечати.
В составе губревтрибунала, возглавляемого русским А.В. Анохиным при заместителе поляке В. Доманьском, мы видим А. Поднека (председатель следственной комиссии), К. Вестермана и ряд других латышей. Альфред Поднек (брат Августа) служил завотделом юстиции губисполкома. Много латышей состояло и в разного рода отрядах, выполнявших реквизиционно-карательные функции в уездах.
В горячие лето и осень 1918-го этот отряд латышей, доведенный до нескольких сот бойцов, будет действовать, как пожарная команда, выезжая на подавление крестьянских волнений, вспыхивавших то здесь, то там на почве недовольства грабежами и принудительной мобилизацией в армию Троцкого. Так случилось во время майских беспорядков в селе Богородском, куда отряд латышей прибыл на пароходе. Как пишет иеромонах Дамаскин в книге о новомучениках XX века, большинство в карательном отряде некоего В.И. Гарина, учинившем массовый террор в Курмышском уезде, также составляли латыши. Еще один массовый расстрел, в татарской деревне Семеновке в январе 1919 года, возглавлял председатель Сергачской ЧК латыш Николай Михельсон.
Когда в селе Паново Арзамасского уезда начались протесты против мобилизации, туда из Понетаевского монастыря также прибыл отряд латышских стрелков.Ну, а в самом Арзамасе, после переезда туда в августе из Свияжска штаба Восточного фронта, латышская или ломаная русская речь стала повседневностью. Для охраны штаба туда перебросили знаменитый 5-й Земгальский полк, сильно потрёпанный в боях под Казанью. Прифронтовую ЧК возглавил Мартын Лацис – левая рука Дзержинского. Одно его имя, не говоря уж о лексике расстрельных приказов, наводило ужас.
Кровавые чистки 1937 года и особенно «национальные операции» НКВД привели к значительному сокращению «инородцев» на властном Олимпе, включая и органы безопасности. Чекисты не церемонились, фабрикуя против них «липовые» дела о терроризме и шпионаже. Так замкнулся кровавый круг, начавшейся бойней красного террора в 1918 году. В истории бумеранг насилия часто возвращается к тем, кто его бросил.
Станислав Смирнов
для Русской Стратегии
http://rys-strategia.ru/ |
