К началу XX века чрезвычайно обострилась масштабная социально-управленческая проблема — проблема перехода к интенсивному земледелию, ибо ресурс экстенсивного развития в Европейской России был практически исчерпан. В реальной исторической практике правительственное решение вылилось в Столыпинскую аграрную реформу вкупе с реально проводившимися и планируемыми — реформами иных сторон общественной жизни.
Реформа 1861 г. отобрала у крестьян губернии больше земли, чем в других областях России. Известно, что во время крепостного права крестьянин материально был обеспечен за редкими исключениями гораздо лучше, чем тотчас по выходе на волю. Большое число дарственников также создавало проблемы наперед: дар, раздробленный на части, не может прокормить крестьянина в России даже на таких феноменально богатых почвах, как почвы Балашовского уезда Саратовской губернии. Рост населения и семейные разделы быстро увеличивали количество крестьянских хозяйств.
Разворот правительственных и владельческих сфер России на необходимость коренных преобразований в сельском хозяйстве имеет длительную и противоречивую историю. Надо сказать, что статус великой державы при российском самоколониальном типе развития сам по себе был препятствием для начала столь грандиозных изменений; на первых местах оказывались соображения пополнения бюджета, вооружения, внутреннего спокойствия. В то же время идея всесторонних преобразований, видимо, вынашивалась Императором Николаем Александровичем с самого начала царствования. Они подробно разрабатывались в ходе местных совещаний о нуждах сельскохозяйственной промышленности, комиссии по оскудению Центра, Особых Совещаний под председательством С.Ю. Витте и И.Л. Горемыкина. Можно полагать, что взрыв Смуты задержал на пять или более лет уже подготовленные реформы и создал предпосылки для известных перекосов. Весьма характерно, что современный автор уже не ставит в вину П.А. Столыпину чрезвычайно-указную практику осуществления аграрной реформы. Следующий за Указом от 9 ноября пакет важнейших преобразований, касающихся общины и всей системы крестьянского общежития (законы о «жизненной общине», о волостном земстве, о самоуправлении церковных приходов, о кооперативах, об упразднении института земских начальников), выводивших «мир» на путь желанной «гражданственности», завяз в Думе и Госсовете и в жизнь проведен не был. (См.: Смирнов А Ф. Столыпин как реформатор. //Журнал российского права, 1998, №4-5) Да и сам упомянутый указ Дума начала обсуждать лишь 23 октября 1908г. — через два года после принятия, обсуждение длилось более полугода в ожесточенных дебатах сотен выступавших.(«Российский исторический журнал», 1994, №1, с.б4) Чрезвычайно-указная практика имела и серьезные негативные последствия: конфликт премьера с Минфином, наступление оппозиции и главное — разорванность цельной структуры изменений.
Картина крестьянского быта прекрасно обрисована в «Записке» П.К. Грацианова, относящейся к 1902 г. Подступившая земельная теснота — большая проблема, создающая целую серию взаимосвязанных следствий. Она создает высокие арендные цены не там, где земли богаче и лучше, а там, где нужда в них острее, то есть где земля является предметом монополии; таких примеров «сколько угодно» в губернии. За последнее десятилетие создался целый класс аферистов — людей, скупающих огромные площади, а затем перепродающих или сдающих их в аренду крестьянам. Земельная теснота ведет к дальнейшему обеднению: падает количество скота, растет число безлошадных и бескоровных хозяйств, даже в хороший год невозможно дотянуть до нового урожая на своем хлебе, в последние годы стало нередким сокращение запашки по недостатку семян. Крестьянский Поземельный банк должен быть развернут в большей степени на обеспечение землей крестьян — это главная задача. Крестьяне же просто мало знают о его деятельности, об условиях получения ссуд, не знают, куда следует обращаться. В результате часто земля, которую они могли бы купить, попадает в их руки только на условиях аренды от «более сведущего и ловкого» человека. Крестьяне не знают даже к ним относящихся законов, что ведет к потери времени, сил и заставляет попадаться в руки недобросовестных посредников.
«Распространение грамотности имеет столь же важное значение, как и предоставление необходимого количества земли». Согласно специальным исследованиям, грамотность сказывается даже в простых трудовых операциях, в общей обдуманности и разумности ведения дел. Народная же школа за последние 8 лет пала, возросло число неграмотных и детей вне школы. Скудная начальная школа имеет следствием застой и в земледелии, и в кустарных промыслах. Открытие народных библиотек административно крайне затруднено. Деревня по-прежнему читает лубочную литературу, отдавая из своего бюджета 5 копеек на книгу и 5 рублей — на кабак. Отсутствие хорошей школы делает возможными «нелепые» толки в народе, которые требуют затем принятия полицейских мер.
Назрела также потребность изменить юридический быт и самоуправление общины, из которых она выросла. Повсеместные жалобы на семейные разделы обозначают процесс индивидуализации, но поощрять его — значит встать на путь больших потрясений. Община как форма землепользования не препятствует техническому прогрессу (освоено травосеяние, совокупное приобретение техники), однако эти новшества введены с появлением земской агрономической организации. «Очень естественно, что община, как и все на свете, изменяется; она приспособляется к новым условиям жизни. Жизнь политическая, умственное и нравственное развитие и все прочие стороны жизни должны изменяться, так сказать, параллельно. И община, как форма землепользования, должна измениться. И во всяком случае община, освобожденная от опеки, в соединении с прогрессом народного образования, нравственного и умственного развития может привести только к благоденствию народа, а следовательно, и государства. Индивидуализм не представляет идеала будущей жизни. Указать ясные черты будущей формы землепользования крайне трудно, но во всяком случае это будет нечто среднее между первобытной общиной и крайним индивидуализмом. Дм.Ст. Милль говорил, что социальная задача будущего заключается в соединении наибольшей индивидуальной свободы с общинным землевладением.
Мы переживаем в настоящее время такой период экономических неурядиц, что с необходимыми реформами следует торопиться. Наше время напоминает канун 1861 года.
Во всем вышесказанном нет ничего нового. Все это известно, и говорится об этом более 40 лет. Но нужно помнить, что капля долбит камень, и людям, стоящим близко к действительной жизни, нужно указать на те средства, которые могли бы изменить условия жизни, дабы минуло то тяжелое положение, которое держит наше отечество в железных тисках уже почти четверть века».
“Автор отмечает, что Правительство только начинает обращать внимание на свое участие в сельскохозяйственной помощи населению, а между тем «без широкого и деятельного участия Правительства ни одна реформа произведена быть не может» (имелось в виду обеспечение землей через выгодную аренду и КПБ, раскрепощение общины и введение мелкой земской единицы, меры по распространению грамотности).(Записка П. К. Грацианова о неотложных мерах к улучшению сельскохозяйственной промышленности и сельского быта. //Труды местных комитетов о нуждах сельскохозяйственной промышленности. 37. Саратовская губерния. — СПб, 1903) Серьезность положения хорошо иллюстрирует публицистика М. О. Меньшикова 900-х гг. — деревня буквально хиреет и вырождается.(См., например, статьи: «О здоровий народном» (1902 г.), «Молодежь и армия» (1909 г.): Меньшиков М. О. Из писем к ближним. — М.: Воениздат, 1991, с. 15-22, 105-112)
Мы решились на длинный пересказ и обильное цитирование, чтобы показать: еще до начала активных правительственных разработок по реформе основные проблемы, кои предстояло решать, выглядели общими местами. Весь вопрос заключался в том, с каким политическим и хозяйственным акцентом, в какие сроки проводить необходимые преобразования. Почти курьезное прожектерство, кстати, обнаруживается под одной обложкой с запиской Грацианова. Балашовский комитет о нуждах сельскохозяйственной промышленности предложил свои меры по преодолению кризиса в сельском хозяйстве, исходя из нормы в 30 десятин для рационального ведения хозяйства. Председателю губернского Комитета пришлось указать в примечании, что при таких расчетах почти половину крестьян губернии пришлось бы выселить за ее пределы. (Труды местных..., с. 342-350)
А.Н. Челинцев показал (работа «Русское сельское хозяйство перед революцией», М., 1928, с. 13), что «пространственная смена... типов организации сельского хозяйства повторяла как бы переход во времени от низших к высшим формам сельскохозяйственного производства»; имелось в виду нарастание интенсивных форм с востока на запад, причем в черноземной и нечерноземной полосах была своя динамика. Саратовская губерния оказалась в числе активно отозвавшихся на аграрные преобразования на русском Юге и Юго-востоке (вместе с Полтавской, Харьковской, Херсонской, Екатеринославской, Таврической, Самарской, Ставропольской и Донобластью). Вторая подобная группа обнаруживается на Северо-западе: Петербургская, Виленская, Ковенская, Псковская, Смоленская, Могилевская губернии. Но если во второй группе преобладает интенсивное сельское хозяйство с рыночным уклоном, то в первой оно — экстенсивное и рыночное. (Перший П.Н. Участковое землепользование в России. Хутора и отруба, их распространение за десятилетие 1907-1916 гг. и судьба во время революции (1917-1920 гг.) — М., 1922, с. 8-9). Естественно, такое сочетание чревато повышенной социальной напряженностью. Помимо этого, губерния чрезвычайно разнообразна как в области природных условий, так и в сфере национально-хозяйственных укладов. Все это разнообразие, однако, имело общий знаменатель — более или менее регулярные земельные переделы. Учитывая, что переделы — это, с одной стороны, выпускной клапан для основной — земельной — нужды, а с другой — навык самодеятельного совокупного решения общих проблем, интересно проанализировать хронику земельных переделов в предвоенные и первые 1,5 военных года. Обращает на себя внимание то, что большая часть приговоров составлена в первой половине года, то есть к началу рабочего сезона. Утверждена, а тем более исполнена относительно небольшая часть приговоров. Почти по всем уездам значительна доля отмененных и приостановленных приговоров. И, наконец, основная масса приговоров подолгу (месяцами) разбирается земскими начальниками или лежит в делах уездного съезда земских начальников; при этом реализация решения о переделе переносится минимум на год из-за начала рабочего сезона. Таким образом, традиционный механизм регуляции хозяйственных отношений и поддержания справедливого порядка вещей во многом пробуксовывает или работает вхолостую. Это связано со строгим законодательством и явной неторопливостью должностных лиц. Вряд ли земские начальники таили некий злой умысел против общины; просто правительственные приоритеты в предвоенный период были связаны с другой — индивидуальной — тенденцией в крестьянской среде. Для характеристики преобладающих стремлений в ней кажется целесообразным сопоставить с передельной активностью ряд других показателей. Мы выбрали показатели, отражающие стремления или действия, которые обслуживают индивидуальные или коллективные самостоятельные желания крестьянства. Для этого приняты данные не о состоявшихся мероприятиях, а о заявлениях снизу, о ходатайствах; такие данные позволяют оценить потенциал самодеятельной крестьянской активности и проследить основные направления его реализации. Этот материал сведен в таблицу. (Данные взяты из: ГАСО. Ф.23. оп. 1. д.8055. лл. 1-13, там же. д. 10591. лл. 48-56, 91-97, 129-157, 218-225, 229-231, 235. По пяти полугодиям со второй половины 1913 по вторую половину 1915 г.г. соответственно в Аткарском уезде состоялось 5, 6, 7, 5 и 2 приговора, из них 1, 4, 5, 2 и 1 были отменены; в Петровском — 13, 32, 6, 26 и 0, из них отменены 1, 6, 1, 14; в Балашовском же и Саратовском — всего по 3 за 2,5 года. См. обобщенные данные в таблице; Ф.313. оп. 1. д.46. л. 1 (данные о количестве крестьянских хозяйств от 1917г.); Ф. 400. оп. 1. д. 1501. лл. 85, 87, там же. д.1510. ж 10, 14-17).
По передельной активности резко выделяются полюса: максимум в Петровском и минимум в Балашовском уездах. Оба уезда — черноземные (Петровский — не полностью), оба относятся к области помещичьего землевладения, при этом в Петровском уезде наиболее развито среднее землевладение и, напротив, мало мелкого, крестьянского частновладения. Последние характеристики вполне соотносятся со столь высокой передельной активностью. Ей вполне соответствует малый процент заявок о сплошном разверстании селений на отруба, причем большинство этих дел прекращено производством. Довольно внушителен процент желающих выделиться из общины, хотя и тут большая доля дел прекращена. Высокий процент ходатайств о ссудах соседствует с заметным количеством ходатайств о пособиях; при этом низкий процент удовлетворения ссуд позволяет думать, что многое из них запрашивались без достаточного обеспечения (с точки зрения распорядителя деньгами).
Несогласие и жалобы при переделах заявлялись достаточно часто, но обращает на себя внимание низкий процент заявок на выдел при переделе, а именно такая ситуация, связанная с производством лишних землеустроительных работ, затягивает передел и обостряет отношения.
В Балашовском уезде также не очень значителен процент ходатайств о полных разверстаниях, к тому же во многом парализованный прекращением дел, но весьма высокий процент заявок на индивидуальный выдел при минимуме отказов от него. Высокий процент ходатайств о ссудах при ничтожной величине ходатайств о пособиях и при наивысшем проценте удовлетворения ссуд (довоенного 1914 г.) позволяет думать, что ссуды испрашивались на развитие хозяйства.
Итак, эти 2 уезда во многом демонстрируют противоположные тенденции в стремлениях крестьянства при сходных природно-исторических условиях. В Петровском уезде общинное решение проблем преобладает над стремлением обособиться и, видимо, угнетает его (значителен процент прекращенных дел). В результате — довольно высокая конфликтность при решениях о переделе. Балашовский уезд демонстрирует ярко выраженное индивидуальное начало при эпизодичном функционировании общинного механизма.
Кузнецкий уезд также выделяется по интенсивности передельного движения. Здесь, как и в Петровском, небольшой процент заявок на полное разверстание парализован на 3/4. Наименьший в губернии потенциал формирования самостоятельных хозяев также парализован более чем 1/4 часть. Ничтожно мало крестьян обращаются за ссудами и даже пособиями. В этой связи закономерен низкий процент ходатайств о выделе при переделах. Отметим, что в этом уезде, как и в Петровском, отсутствует такая отдушина, как казенные земли, сдаваемые на льготных условиях. То есть, в Кузнецком уезде прослеживается тенденция выживания за собственный счет с помощью передельного механизма. Выделы и обращения вовне — редки. При этом важно, что в хозяйственном отношении уезд очень пестр;
более активное, но малоземельное русское население соседствует с более традиционным и менее земельно стесненным мордовским, татарским, чувашским.
Сходные черты просматриваются еще в 2 уездах с относительно сильным передельным движением — Аткарском и Вольском. В них, как и в Петровском, наряду с передельным существует и сильное движение к выделу. Довольно значителен (и одинаков) процент ходатайств о разверста-нии. Любопытно, что в Аткарском уезде более успешно происходит индивидуальный выдел, а в Вольском — разверстания. Возможно, это отчасти объясняется наличием в Аткарском уезде значительного массива льготно сдаваемых казенных земель, что дает известную свободу маневра при перестройке хозяйства. В Аткарском уезде ссуды (до 1914 г) активно преобладают над пособиями, в Вольском столь же выражена обратная картина. В Вольском уезде высока конфликтность при переделах. На наш взгляд, в этих уездах более сбалансировано представлены «петровская» и «балашовская» тенденции.
Камышинский и Царицынский уезды значительно отличаются по своему укладу от других районов губернии: тяготение к Царицыну как большому промышленному центру, развитые промыслы, степной ландшафт. Переделы здесь можно рассматривать как средство осуществления справедливости при особенно мучительном для крупных селений дальнеземельи. Зато в названных уездах очень выражено как стремление разверстаться, так и индивидуально выделиться. При этом лишь по разверстаниям в Царицынском уезде велико количество прекращенных дел. Естественно, что такой переустроительный потенциал должен был обслуживаться довольно значительным количеством ссуд (правда, выдано из них не так много). Огромный процент пособий в Камышинском уезде связан, очевидно, с неурожаем или подобным ему бедствием. В Камышинском уезде также необычно высок процент желающих укрепиться при переделе.
Хвалынский уезд знает лишь один передел, но в большом селе. Здесь довольно высок процент желающих выделиться, но минимален — испрашивающих ссуды и пособия. Учитывая, что лучшие земли в уезде занимали татары, не склонные к земледелию, можно предположить, что многие выделы имели целью избавление от лишней обузы и перемену рода занятий.
Сердобский уезд демонстрирует высокую активность по всем направлениям: по переделам, а также выделам и разверстаниям (последние в значительной степени пригашены отказами). Высок процент испрашиваемых ссуд и пособий, причем в 1914 г. пособий испрашивается вшестеро больше. Значительный процент их удовлетворения понятен; при таком потенциале переустройства нужды в оборотных средствах должны быть весьма значительны.
Наконец, пригородный Саратовский уезд характеризуется развитием ремесел, огородничества, распространением мелкого землевладения. Низка передельная активность, но и стремление к выделу и разверстанию не очень выражено. Заявки на ссуды преобладают над заявками на пособия. Видимо, неземледельческие занятия, ориентированные на губернский центр, снижают потребность в земельной регуляции или переустройстве. К тому же уезд нечерноземный, имеется заметный фонд льготно сдаваемых казенных земель.
Итак, даже в рамках одной губернии видим весьма разные возможности для проведения задуманной правительством реформы. Естественно, разные «этажи» различий взаимно «умножаются»: внугригубернские — на межгубернские, те, в свою очередь, — на региональные, национально-культурные и т.д. При всей своей условности, такая схема показывает, что интенсивно внедряемая сверху реформа должна была иметь какой-то амортизатор, механизм приспособления ее к местным условиям и нуждам, ограничитель бюрократического давления там, где это давление не вызывает адекватного отклика снизу. В этой роли могли выступить две силы: заинтересованные в перестройке хозяйства крестьяне и «околодеревенская» интеллигенция — земцы.
В русской крестьянской среде весь 19 век падала религиозность, причем весьма заметными темпами. Пореформенная буржуазная переориентация жизни, «удар рублем» шла в значительной степени вразрез традиционному настороженному отношению к идее обогащения и мирского благополучия. Один из чеховских героев формулирует важное наблюдение:
«...В настоящее время честных и трезвых работников, на которых вы можете положиться, можно найти только среди интеллигенции и мужиков... Вы... можете найти честнейшего врача, превосходнейшего педагога, честнейшего пахаря или кузнеца, но средние люди... ушедшие от народа и не дошедшие до интеллигенции, составляют элемент ненадежный. Весьма трудно поэтому найти честного и трезвого фельдшера, писаря, приказчика и прочее», (рассказ «Неприятность» 1888г.) О том же пишет С. С. Ольденбург применительно к концу 900-х — началу 1910-х гг.: «Русское общество начинало сходить с избитой тропы; оно уже не проповедовало с прежней фанатической уверенностью атеизм, материализм и социализм. Но до широкой полуинтеллигентной массы эта перемена еще не доходила. Там, наоборот, посев 19 века только еще всходил; там старые догматы считались еще бесспорными, а с ростом грамотности они быстро распространялись в народной массе. Деревня богатела; голод отходил в область предания; грамотность быстро распространялась; но в то же время деревенская молодежь отрешалась от вековых духовных традиций.» (Ольденбург С. С. Царствование Императора Николая П. Т.2. — М., 1992 (репринт), с.122) В своем рапорте в Департамент Полиции 1 июня 1915г. Начальник Саратовского Губернского Жандармского Управления делил крестьянское население губернии на три части: первая — старики, люди спокойные, в большинстве религиозные, монархисты по убеждениям; вторая — люди среднего возраста, участники аграрного движения в 1905 — 1906 гг., хорошо еще помнящие широкую противоправительственную пропаганду. Многие из них отбывали заключение за участие в «Крестьянских Братствах» и «Союзах», откуда, под влиянием сидевших вместе с ними интеллигентных партийных работников, вышли вполне распропагандированными и убежденными революционерами, так что эта часть крестьянства почти сплошь если не революционна, то во всяком случае безусловно оппозиционна; третья — молодежь, в большинстве просто развращенные, хулиганствующие люди, не признающие никаких авторитетов.(ГАСО. Ф.53.1915. оп. 8. д. 21. лл. 10об.-11) Можно усмотреть сгущение красок в поголовном записывании крестьян целыми поколениями в «революционеры» и «хулиганы» и некоторую ходульность таких определений, однако фиксация определенной окрашенности разных групп крестьян заслуживает внимания. В этом же документе отмечается рост учреждений мелкого кредита, неподконтрольных МВД, в правлениях которых легко может оказаться нежелательный элемент. По наблюдениям Г. Успенского, исчезала «народная интеллигенция», то есть носители личностного начала, способные корректировать, вписывать в сегодняшние реалии общинные стереотипы восприятия и действия. (См. интересные соображения об этом С. Лурье в сб. ее статей: Метаморфозы традиционного сознания... — СПб, 1994) Дезорганизованная деревня в начале века породила новое явление, потребовавшее нового определения: глумливое, циничное буйство, названное хулиганством. Н.О. Лосский в своей известной работе «Характер русского народа» посвятил этой теме специальную главу. Полицейские документы применительно к некоторым селам употребляют выражения «разгульное», «самовольное», «самосудное». (См.: ГАСО. Ф.2. оп. 1. д. 14234. л. 97) Вот еще несколько саратовских примеров. Сапожник Иванов, проживающий в Даниловке, неоднократно говорил, что царь не нужен, а следует избрать президента на три года, только тогда будет жить хорошо. Иванов развит, учился в Аткарском городском училище, груб, неблагонадежен, отбывал в арестантских ротах за изнасилование. (ГАСО. Ф.1. оп. 1. д.9444) В сентябре 1914 г. в полицейской переписке возникает имя И.А Шарошкина, богатого торговца села Колояр, который в корыстных целях использует влияние на односельчан. В частности, сельский сход, уже почти принявший предложение исправника о закрытии питейных заведений, он «перетащил» на свою сторону, считая, что с пьяными мужиками ему легче будет обходиться. Объявление урядника о клеймении мер и весов им встречено так «...Я первый намерен застрелить любого полицейского и следует вас всех чертей поубивать». (ГАСО. Ф. 1. on. I. д.9419. л. 108 — 109) Любопытно продолжение: весной 1917г. Шарошкин был арестован «беднотой», в марте 1918г. вторично арестован заезжим отрядом, его мельница и прочее достояние объявлены принадлежащими «всему бедняцкому народу», вскоре крестьяне села Спасское отобрали у него 100 дес. земли и 45 лес засеянной ржи.(ЦДНИСО. Ф. 199. оп. 3. д.24. л. 1) В начале 1914 г. жандармский чин так характеризовал буфетосодержателя Хорькова (ст. Колышлей): «...В нравственном отношении... не заслуживает доверия, представляя собою дельца-кулака, не брезгающего никаким делом, раз оно для него выгодно». (ГАСО. Ф.53.1914. оп. 8. д.5. л.37) Разумеется, это всего лишь примеры. Однако насильник, рассуждающий о демократии или своенравный хозяин села, столь безропотно теряющий все нажитое чуть ли не сразу вслед за столичным переворотом, — фигуры, вполне вписывающиеся в обрисованную общую картину. Полуинтеллигенты-маргиналы и кулаки (не в пропагандно-советском, а в изначальном значении слова), с одной стороны, и особая «тасканская» порода (выражение П.К. Грацианова) работников (малопродуктивный труд и порочный круг дальнейшего обнищания), с другой, — такая перспектива вырисовывалась для деревни к началу века. Эта картина была многократно усложнена Первой Смутой, земельные преобразования оживили старые и прочертили новые линии противостояния. Великая война затормозила реформу и вместе с тем оживила надежды на «разовое» решение. В таких условиях саратовская деревня ярко проявила преобразовательный потенциал в рамках предложенного властью сценария, причем каждый уезд более или менее четко обозначил в этом процессе свою «физиономию». Но исправить серьезные недостатки замысла и исполнения, запустить по-настоящему процесс самообеспечения реформы оказалось некому. Деревня начала меняться на глазах, платя за это ростом внутренней напряженности, выбросом «лишних», более или менее выраженной ревизией вековых устоев. Правительство наращивало вложения, пока позволяли обстоятельства. Общественные же силы в значительной части оказались сориентированы не на совместную работу, а на политизацию этого трудного процесса. «Бюрократ» и «мужик» не дополнились «местным заинтересованным специалистом». Подобно тому, как в общине исчезла народная интеллигенция, способная корректировать общинные стереотипы, приноровляя их к меняющимся обстоятельствам, «общественность» не смогла выполнить той же функции в стране в целом. В результате складывалось жесткое противостояние: правительственные агенты и насаждаемое под их опекой меньшинство «единоличников», с одной стороны, и общинное большинство под защитой традиционно левого общества. Широкомасштабная народно-хозяйственная задача, решаемая и так в условиях далеко не идеальных, отягощалась политической страстностью. В результате грандиозное разнообразие России, в том числе и в земельном отношении, которое таило в себе громадный потенциал роста, обернулось в революцию множеством «швов», по которым страна и начала с изумившей многих быстротой расползаться.
А.В. Посадский
|
