8. Новое рассеяние

Судьбы тех, кто эвакуировался в 1944 году, различны. Александр Григорьевич Попов после безуспешных попыток сохранить кадетский корпус оправил своим кадетам следующее письмо:

«Дорогие кадеты! В знаменательный день корпусного праздника мне было отрадно получить ваше приветствие как знак вашей памяти о корпусе и вашей верности нашему девизу – «Рассеяны, но не расторгнуты». Шлю всем кадетам, находящимся в казармах, мой сердечный привет, и молю Бога возродить наш родной корпус и сохранить всех вас в добром здоровье и благополучии.

Любящий вас, ваш старый директор

А. Попов

9 декабря 1946 г., г. Регенсбург.

Из этого письма видно, что до конца 1946 года некоторое количество воспитанников кадетского корпуса еще продолжали жить в лагере в Зальцбурге, надеясь на перемены к лучшему. Но они не наступили, и через некоторое время кадеты разъехались по разным странам. Так наступило новое рассеяние, распылившее первую волну русской эмиграции по странам и континентам. Остается рассказать о судьбах. И здесь уместнее всего начать с директора корпуса Александра Григорьевича Попова.

Старый генерал некоторое время жил в Регенсбурге, и даже основал здесь русскую гимназию. Не хотелось ему оставлять дело всей своей жизни. Но в Западной Германии было неспокойно, вспомним хотя бы берлинские кризисы 1948-49 годов. В 1952 году А.Г. Попов переехал в США. Там он продолжал преподавать для русской молодежи родную историю и язык, опубликовал статью о Св. Александре Невском. Очень печалился он об утрате учебников, которые пришлось бросить при эвакуации из Белой Церкви. В 1968 году Александр Григорьевич Попов умер.

делопроизводитель Учебно-просветительного совета Русской Православной Церкви Заграницей, в –иректором Пушкинской гимназии в Германии (1945-1951), затем преподавал в Бруклинском Иоасафовском училище в Нью-Йорке и был деловым руководителем и советником Организации Свято-Владимирских кружков молодежи в США. С начала 1960-х гг. С.Н. Боголюбов Преподаватель Семен Николаевич Боголюбов был впоследствии д1964 г. он секретарь епархиального совета Восточно-Американской и Нью-Йоркской епархии Русской Православной Церкви Заграницей (РПЦЗ). Скончался 19 августа 1971 г. в Нью-Йорке.

Учитель русского языка, Мария Мечеславовна Кожина, покинула Белую Церковь, но осталась в Белграде. Вскоре добрались до нее. Вот что пишет о ней в своих воспоминаниях кадет Ю.Б. Мордвинкин. После освобождения Белграда НКВД сразу арестовало по спискам чинов Русского Обще-Воинского Союза, а также членов Народно-Трудового Союза. Среди последних оказался Олег Кожин, сын Марии Мечеславовны. Он был тогда студентом-историком, занимавшимся египтологией. В годы оккупации его отправили в трудовой лагерь медного рудника Бор в Сербии. Несмотря на это, Олега, и так пострадавшего в оккупацию, арестовали. Мать некоторое время носила ему передачи в казарму Баньица, обращённую тогда в следственную тюрьму. Через несколько недель матери сказали, чтобы она больше не приносила посылок: её сын расстрелян. При этом известии Мария Мечеславовна упала в обморок и сломала ногу. А потом она тяжело заболела, ей удалили глаз, в котором начала развиваться раковая опухоль. Все еще веря, что её сын не расстрелян, а этапирован в СССР, и из страха потерять работу в гимназии, где она устроилась после ухода из Белой Церкви, М.Н. Кожина даже боялась появляться в церкви. Она недолго прожила, в 1952 году ее похоронили на русском участке Нового кладбища Белграда.

Немногое удалось узнать о судьбе преподавателя русского языка и литературы Вадима Павловича Курганского, сына известного деятеля кубанского казачества Петра Ивановича Курганского. Вадим Павлович преподавал в корпусе в его последние годы, уезжать из Югославии не стал. Его отец был арестован НКВД и отправлен в лагерь, но освобожден уже через 10 месяцев. После этого П.И. Курганский жил в Белграде вплоть до своей смерти в 1957 году. В.П. Курганский после смерти отца уехал в США, опубликовал 1975 году (не полностью) свои воспоминания о корпусе, но в тот же год умер. С большой теплотой отзывался о нем в своих воспоминаниях кадет XXIV выпуска Д. Николаев.

Командир роты Его Императорского Высочества полковник Евгений Леонидович Ивановский (1878-1967) во время войны служил в Русском охранном корпусе. После капитуляции Германии был директором русских гимназий в лагерях Келлерберг и Парш. Затем переехал в США, служил инспектором классов в русской гимназии Сан-Франциско. Состоял членом Общества русских ветеранов Великой войны, в Сан-Франциско организовал отдел Союза чинов Русского корпуса.

Командир 3-й роты полковник Александр Кононович Грещенко в 1945 году эмигрировал в Южную Америку и умер в Бразилии в 1973 году.

Инспектор классов корпуса полковник Владимир Александрович Розанов после войны остался жить в Западной Германии, где и умер в период с 1951 по 1957 годы.

Настоятелем корпусной церкви и законоучителем в годы войны был профессор о. Георгий (Флоровский), личность замечательная и заслуживающая хотя бы краткой информационной справки. Георгий Васильевич Флоровский (1893-1979), протоиерей, богослов, историк и философ, профессор Свято-Сергиевского православного богословского института в Париже, профессор и декан Свято-Владимирской православной духовной семинарии в Нью-Йорке, профессор Гарвардского и Принстонского университетов, известен трудами по истории христианства в Византии, по взаимоотношениям веры и культуры, по истории русской религиозной мысли и множеству других областей. Большую часть Второй Мировой войны о. Георгий провел в оккупированной Югославии, где и вел преподавание в кадетском корпусе. В 1944 году он выехал в Прагу, откуда в 1946 году переехал в Париж. Впоследствии, в 1948 году, он переселился в США, где и был с 1956 по 1964 годы профессором Гарварда, а после выхода на пенсию в 1964 году – приглашенным профессором кафедры славистики и богословия Принстона.

Судьба остальных преподавателей и служащих кадетского корпуса мне неизвестна. Я не знаю, что стало с полковником Сергеем Константиновичем Орлицким,  подполковником Мстиславом Аполлоновичем Левитским, подполковником Сергеем Николаевичем Прибыловичем, подполковником Александром Николаевичем Пограничным (регентом кадетского церковного хора), преподавателями Сретеном Никодимовичем Живковичем, Афанасией Васильевной Орловой, Владимиром Васильевичем Пантелеевым, Александром Николаевичем Перцовым, Константином Ильичем Поповичем, Михаилом Степановичем Собченко, учителем физики Николаем Яковлевичем Писаревским, врачом корпуса Николаем Алексеевичем Юркевичем, сестрой милосердия Доминикой Семеновной Жолкевич, библиотекарем Александром Иосифовичем Котеком, заведующим зданием полковником Николаем Федоровичем Петровым, экономом полковником Владимиром Николаевичем Герцогом, и служащими канцелярии – полковником Петром Михайловичем Чаплыгиным, коллежским советником Петром Николаевичем Мезенцовым и капитаном Владимиром Владимировичем Штранге. У последнего остался сын Борис, живший в Югославии и умерший в 1963 году. Увы, «белых пятен» больше, чем известных фактов.

Теперь мне остается рассказать о воспитанниках кадетского корпуса в Югославии, об их судьбах. Знаете, какова школа, таковы и ее выпускники, и недаром раньше говорили, желая похвалить – неудивительно, это же школа… и называли имя профессора. Или же саму школу называли, говоря – да он же выпускник такого-то заведения. Надо сказать, что среди выпускников кадетского корпуса оказалось много замечательных людей. О некоторых из них расскажу здесь, и пусть этот рассказ будет достойным завершением истории Первого Русского Великого Князя Константина Константиновича кадетского корпуса. Всего кадетский корпус окончило около 900 человек, к ним надо прибавить еще около 100 не успевших закончить из-за войны. Лишь немногих из этой тысячи я смогу здесь упомянуть…

Павел Александрович Гайдовский-Потапович, IV выпуск (1924). После окончания корпуса поступил в Белградский университет, стал дипломированным инженером и получил место инженера на угольной шахте в Лимбурге (Бельгия). Затем стал начальником электрической службы подземных выработок. Продолжал работать на шахте и в годы нацистской оккупации. С 1942 года на эту шахту немцы во множестве стали присылать советских военнопленных и гражданских («остовцев»). Павел Александрович смог добиться  улучшения положения соотечественников, добывал для них еду, одежду, медикаменты, рассказывал им историю России и русской армии. Затем он организовал связь с бельгийским Сопротивлением и помог осуществить побег части пленных, влившихся в ряды Сопротивления и боровшихся в Арденнах. После войны правительство Бельгии наградило П.А. Гайдовского-Потаповича «Медалью Сопротивления» и «Памятной медалью». А он продолжил работать на шахте вплоть до конца 60-х годов, когда его здоровье резко ухудшилось из-за болезни легких, вызванной многолетней работой под землей, в угольной пыли. В 1972 году Павел Александрович умер.

Алексей Владимирович Эйснер (1905-1984), V выпуск (1925), после окончания корпуса долго мыкался и хлебнул лиха. Не сразу он смог устроиться в жизни, приходилось браться за любую работу – был рабочим на стройке, мойщиком окон. Писал стихи – они и принесли ему известность, благодаря им он познакомился с Мариной Цветаевой, Георгием Адамовичем. С 20-х годов он задумал вернуться на родину. Но как это было сделать? В 1936 году он отправился в Испанию, где воевал на стороне республиканцев, а затем стал сотрудничать с советской разведкой (видимо, по примеру Сергея Эфрона, с которым дружил). В 1940 году Эйснер переехал в СССР, и в том же году был арестован. Нашли у него денежный чек, выданный в Испании. Понятно, что чек этот был лишь поводом, судьба Алексея Эйснера вполне типична для возвращенцев. В итоге Эйснер получил 8 лет по статье 58 пункт 10 и отправился в воркутинские лагеря, а потом на вечную ссылку в Карагандинскую область. В 1956 году был реабилитирован, вернулся в Москву, опубликовал воспоминания о войне в Испании, занимался переводами, выступал с устными рассказами, только стихов уже не писал. А когда-то Марина Цветаева сказала ему – «Алеша, я не прощу вас, что вы бросили поэзию, зарыли такой талант в землю!...» Приведу одно из наиболее известных стихотворений Алексея Эйснера –

***

Надвигается осень. Желтеют кусты.

И опять разрывается сердце на части.

Человек начинается с горя. А ты

Простодушно хранишь мотыльковое счастье.

Человек начинается с горя. Смотри,

Задыхаются в нём парниковые розы

А с далёких путей в ожиданьи зари

О разлуке ревут по ночам паровозы.

Человек начинается... Нет, подожди.

Никакие слова ничему не помогут.

За окном тяжело зашумели дожди.

Ты, как птица к полёту, готова в дорогу.

А в лесу расплываются наши следы,

Расплываются в памяти бедные страсти –

Эти бедные бури в стакане воды.

И опять разрывается сердце на части.

Человек начинается... Кратко. С плеча.

До свиданья. Довольно. Огромная точка.

Небо, ветер и море. И чайки кричат

И с кормы кто-то жалобно машет платочком.

Уплывай. Только чёрного дыма круги,

Расстоянье уже измеряется веком.

Разноцветное счастье своё береги, –

Ведь когда-нибудь станешь и ты человеком.

Зазвенит и рассыплется мир голубой

Белоснежное горло как голубь застонет.

И полярная ночь поплывёт над тобой,

И подушка в слезах как Титаник потонет...

Но уже, погружаясь в арктический лёд,

Навсегда холодеют горячие руки.

И дубовый отчаливает пароход

И, качаясь, уходит на полюс разлуки.

Вьётся мокрый платочек, и пенится след,

Как тогда... Но я вижу, ты всё позабыла

Через тысячи вёрст и на тысячи лет

Безнадёжно и жалко бряцает кадило.

Вот и всё. Только тёмные слухи про рай...

Равнодушно шумит Средиземное море.

Потемнело. Ну, что ж. Уплывай. Умирай.

Человек начинается с горя.

Константин Константинович Запасов (1905-1982), V выпуск (1925), окончил строительный институт в Загребе (Югославия) и работал архитектором в городской управе Белграда. В 1944 году был арестован смершевцами, этапирован в СССР, осужден на 10 лет за участие в Национальном русском эмигрантском союзе. Отбывал срок в различных строительных «шарашках» в Казахстане и Сибири: инженером-строителем, прорабом на заводе «Казахсельмаш» в Акмолинске (1945–1947), инженером-строителем треста «Промжилстрой» в Караганде (1947–1949); инженером-проектировщиком КЭЧ Управления ИТЛ в Тайшете (1949–1953); прорабом на строительстве Чунской МТС в Тайшете в 1954 году. После этого отбывал ссылку в Красноярском крае, а с 1957 года работал архитектором в Красноярске.

Константин Ермаков, VII выпуск (1927). Служил в армии Югославии, в военно-воздушных силах. Летчик-истребитель, капитан, командир 112 истребительной эскадрильи. Пал смертью храбрых 9 апреля 1941 года. Об этом есть немногие подробности. В этот день капитан Ермаков во главе своей эскадрильи принял бой с превосходящим противником. Югославские ВВС имели на вооружении британские истребители-бипланы Hawker Fury, разработанные в начале 30-х годов и не способные конкурировать с немецкими истребителями Bf-109. В ходе воздушного боя почти вся эскадрилья погибла, но и враг понес потери. Есть две версии. Согласно первой, один из летчиков эскадрильи капитана Ермакова, поручик Милорад Танасич, таранил Bf-109 (видимо, «в лоб», учитывая малую скорость Hawker Fury). При столкновении оба самолета взорвались, обломки поразили еще один Bf-109. Согласно другой версии, таран произвел сам Константин Ермаков, причем атаковал он иную вражескую машину – истребитель-бомбардировщик Bf-110, при этом погибли и Ермаков, и оба члена экипажа немецкого самолета. Проверить эти версии сейчас не представляется возможным, но как бы то ни было, капитан Ермаков геройски погиб, сражаясь с нацистскими захватчиками.

Константин Петрович Лесников (? – 1984) окончил Крымский кадетский корпус в 1928 году, затем в звании поручика служил в армии Югославии, но кроме этого получил гражданскую специальность. Он был землемером и мог работать на строительстве дорог. В короткой апрельской войне 1941 года оказался в немецком плену, потом был отпущен. Весной 1945 года он вывел оставшихся кадет корпуса в Зальцбург, попадавший в зону американской оккупации. А когда окончилась война, К.П. Лесников вместе с женой и маленьким сыном уехал на работу в Эфиопию, где в то время император Хайле Селассие I приглашал инженеров и других специалистов. Там Константан Петрович трудился около 9 лет, проектируя и прокладывая дороги. В 50-х годах он переехал в США, где продолжал работать по специальности вплоть до выхода на пенсию.

Николай Андреевич Тимофеев (1915-1982), XIII выпуск (1933), стал известным оперным певцом. Его сценическое имя – Андреа Николаи. Драматический тенор, выступал в Италии и США. В Югославии после кадетского корпуса прошел курс агрономического (по другим данным медицинского) факультета Белградского университета, но посвятил себя сцене, прошел курс обучения в Риме. Десять лет выступал в театрах и концертных залах Италии, затем по контракту переехал в Южную Америку на должность профессора Колумбийской консерватории. Оттуда посетил с гастролями ряд стран Америки и, наконец, обосновался в США. Состоял членом Национальной Корпорации артистов Нью-Йорка, выступал в США с обширным репертуаром – от опер и концертов классической музыки до фильмов, радио, телевидения, исполнял и народные песни на итальянском, испанском, русском, английском, французском, немецком и сербском.

Владимир Тимофеевич Соболевский (1917-1996), XVII выпуск (1937), после окончания корпуса учился на техническом факультете Белградского университета, стал инженером-строителем. Он остался в Югославии после войны и продолжал свою работу. В 80-х годах В.Т. Соболевский разработал и осуществил проект реставрации русского кладбища в Белой Церкви. Кроме ремонта церкви, уборки территории и возведения памятника Владимир Тимофеевич поправил могилы, установил новые плиты, восстановил надписи на крестах, наконец, создал общий памятник, который был торжественно освящен 9 октября 1987 года.

Борис Софронович Коверда (1907-1987), XVIII выпуск (1938). Все, наверное, сейчас знают, как Борис Коверда отомстил за убийство царской семьи, расстреляв на Варшавском перроне П.Л. Войкова. Но вот факт, который, возможно, не всем известен. Отбыв десять лет в тюрьме и выйдя на свободу, Борис Коверда отправился в Югославию, где сдал экстерном экзамены на аттестат зрелости при кадетском корпусе в Белой Церкви. В итоге он причислен к выпуску 1938 года.

Алексей Борисович Легков (1922-2013), XX выпуск (1942), сын офицера, участника Первой Мировой и гражданской войн, родился уже в Сербии. С 1934 года он учился в кадетском корпусе в Белой Церкви, окончание пришлось уже на годы Второй Мировой войны. Белградский университет в оккупацию был закрыт, продолжить обучение было негде. Надо было как-то устраиваться. А.Б. Легков вступил было в Русский охранный корпус, но вскоре, поняв, что их собираются использовать в боях и карательных акциях против югославских партизан, Алексей вышел из корпуса. Это вызвало подозрения у оккупационных властей, но кто-то предупредил Легкова об угрозе ареста, и он спешно бежал в Вену. После войны некоторое время учился в Венском университете, а в 1948 году отправился в Венесуэлу. Там Алексей Борисович работал инженером в американских нефтяных компаниях, а потом, увлекшись, занялся изобретательством. Ему удалось разработать ряд методик и получить десятки патентов в области нефтепереработки, новых видов топлива и утилизации отходов. В конце жизни А.Б. Легков подарил Посольству РФ в Каракасе свою библиотеку, насчитывающую около двух тысяч томов, а также в 2012 году передал знамя объединения кадет русских корпусов в Венесуэле в дар Первому Московскому кадетскому корпусу.

Павел Александрович Кутепов (1925-1983), XXIV выпуск, незавершенный. Сын генерал-лейтенанта Александра Павловича Кутепова. Вдова генерала после похищения мужа агентами ГПУ переехала сначала в Ригу, а потом, в 1936 году, в Югославию, в Белую Церковь, где Павел поступил в кадетский корпус. Покинул корпус в 1943 году, так как не было средств. Чтобы содержать мать, Лидию Давыдовну, вступил в Русский охранный корпус. Сохранились некоторые воспоминания об этом периоде в жизни Павла Александровича. Вот что пишет о нем кадет XXVI выпуска Ю.Б. Мордвинкин:

«Павел нёс такую политически опасную ахинею, что мне приходилось неоднократно его останавливать. Чего только не наслышался я тогда от Кутепова: что, мол, отец его вовсе не похищен красными, «как это утверждают белые зубры», а принял предложение советского правительства, самого Сталина, и отправился командовать армией, причём под личиной советского маршала, имя которого он даже назвал, но я сейчас не могу вспомнить. Для меня была такой жуткой неожиданностью вся эта пробольшевицкая, просоветская галиматья, какую всю дорогу нёс этот, произведший на меня впечатление полоумного, мой однокашник-кадет».

Эта цитата из воспоминаний Мордвинкина хорошо иллюстрирует тот раскол, что случился среди русской эмиграции в годы Второй Мировой войны. Павел Кутепов, по-видимому, действительно надеялся вернуться на родину, узнать что-то о своем отце, да и служба в охранном корпусе ему вряд ли была по душе. При первой представившейся возможности, в сентябре 1944 года, он пересек линию фронта на востоке Югославии и перешел в Красную армию. Поскольку Павел владел многими языками (немецкий, французский и сербский изучались в кадетском корпусе), его взяли переводчиком. Но в 1945 году он был арестован смершевцами, докопавшимися до его происхождения и его прошлого, и этапирован в СССР, где его приговорили к 20 годам. Павел Кутепов отбывал заключение во Владимирском централе. В 1954 году его освободили, после чего Павел Александрович работал на текстильной фабрике в Иваново, и еще подрабатывал маляром. Ему довелось выполнить какие-то малярные работы в одной из церквей. Священник, с которым он познакомился, подивился его образованности, знаниям языков, и написал письмо с рекомендацией в Московский Патриархат, и судьба Павла Александровича Кутепова резко переменилась. Он был принят на работу переводчиком в отдел внешних церковных сношений (ОВЦС) Московского Патриархата. По утверждению Ю.Б. Мордвинкина, Кутепов писал письма матери, уговаривая её переехать в СССР, но она на это не согласилась. Павел Александрович же так и работал в ОВЦС, в 1967 году стал главным редактором бюро переводов. Был награжден орденами Св. Кн. Владимира 2-й и 3-й степеней и Св. Сергия Радонежского 3-й степени.

Илья Владимирович Толстой (1930-1997), ХXIX выпуск (незавершенный, 2 класс в 1943 году), правнук Льва Толстого, учился в корпусе вместе со старшим братом Олегом (1927-1992). После ликвидации корпуса братья остались в Югославии и даже служили в Народно-освободительной армии. Как они вернулись в Россию? Существует легендарная версия, восходящая к воспоминаниям Зои Николаевны Ашхарумовой-Ольшевской, жившей в доме престарелых в Белой Церкви. Согласно ее рассказу, Олег Толстой познакомился с советским офицером и сказал ему свою фамилию. Офицер спросил, не потомок ли он писателя Льва Толстого? Олег ответил, что он правнук. Разговорились, офицер спросил о родителях Олега, и тот объяснил, что родители арестованы и сидят в лагере, а он и младший брат солдаты Народно-освободительной армии Тито. Офицер возмутился: «Раз вы солдаты партизанские, почему же ваши родители сидят в лагере»? Он написал письмо Сталину о том, что в Югославии посадили в лагеря русских белоэмигрантов, наряду с местными немцами. Через месяц от Сталина пришел приказ к здешним властям немедленно выпустить русских из лагерей, вернуть им имущество, и не трогать их больше; так как виновники уже давно наказаны, а беженцы испытывают наказание, живя на чужбине. Далее, согласно этой версии, Сталин вызвал семью Толстых в СССР, и она поселилась в Москве. Олег и Илья получили возможность учиться. Олег впоследствии стал художником, а Илья известным ученым. Итак, Илья Владимирович Толстой, профессор, кандидат филологических наук, заведующий кафедрой стилистики русского языка факультета журналистики МГУ, автор большого количества научных трудов. Был награждён премией имени М. В. Ломоносова I степени за книгу «Пути и судьбы. Семейная хроника Толстых». Вот что вспоминает о нем Григорий Владимирович Прутцков, доцент факультета журналистики МГУ –

«Когда Илья Владимирович впервые зашел к нам, первокурсникам, в аудиторию, мы тут же почувствовали, что перед нами – не простой преподаватель. Все в его облике: и статная походка, и окладистая борода, и удивительно красивая речь – было каким-то необычным, несоветским. Лекции он читал без конспектов, причем не стоял за кафедрой, а ходил по аудитории; в коридорах, здороваясь с дамами, он неизменно приподнимал шляпу.

Нам казалось, он знал чуть ли не все славянские языки, ибо, иллюстрируя свои объяснения, часто приводил примеры то из польского, то из сербского, а то и из совершенно нам не известного лужицкого языка. А как-то раз, к нашему изумлению, заговорил по-вьетнамски. Оказалось, Толстой был первым автором-составителем русско-вьетнамского словаря. Когда в конце 1950-х годов на факультет журналистики МГУ приехали учиться вьетнамцы, Илье Владимировичу поручили обучить их русскому языку. Вьетнамцы ни слова не понимали по-русски, а он – по-вьетнамски. На первых порах приходилось общаться знаками. Тем не менее, через год студенты заговорили на языке Пушкина, а список научных работ профессора Толстого пополнил «Русско-вьетнамский словарь».

Русский язык часто был для Ильи Владимировича поводом поговорить о культуре, порядочности, нравственности. Однажды он рассказал нам, что одно из первых видимых проявлений низкого уровня культуры – когда начальник называет подчиненных на ты. Мы изумились: всем было известно, что именно этим отличался генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачев, а критиковать его, только недавно пришедшего к власти, было еще, мягко говоря, не принято. Но Илья Владимирович на этом не остановился: он рассказал, как ездил в составе делегации в Канаду к духоборам – потомкам тех духоборов, которым помогал в начале ХХ века его прадед Лев Толстой. Возглавлял делегацию министр культуры. Он с первых минут знакомства стал всем тыкать, а члены делегации – заслуженные деятели науки и культуры, почтительно называли его на вы.

 – Я не стал с этим мириться, – продолжал Илья Владимирович, – и тоже в ответ начал называть министра на ты: сделал вид, что мы перешли с ним на ты. Министр от изумления не мог сказать ни слова, а потом стал обращаться ко мне на вы. Ну и, конечно, я в ответ перешел на вы. А потом я заметил, что он и другим членам делегации начал говорить «вы». И так себя вел министр культуры, а чего же тогда ожидать от чиновников рангами ниже!»

9. Заключение

Завершая рассказ о Первом Русском кадетском корпусе в Югославии, хочу сказать, что теперь это уже неотъемлемая часть нашей истории. Безусловно, есть противники у этой исторической памяти – им бы хотелось уничтожить ее, как их предшественники в 1944 уничтожили знамена Белой армии, хранившиеся в музее кадетского корпуса в Белой Церкви. Но, как тогда не удалось вымарать страницы истории, так и не удастся и теперь. Да, практически не осталось в живых воспитанников того кадетского корпуса, они сами ушли в историю. Но в современной России есть, и немало их, люди, для кого важна наша память, наши традиции, кто заботится о нашем будущем, о наших детях, их образовании, их культуре, кто умеет искать и находить примеры в нашем прошлом, кому дорога наша родина. Мой небольшой труд обращен к ним.

Прошу извинить меня за краткость, отрывочность, неполноту сообщаемых фактов, за многочисленные пробелы и упущения, которые, несомненно, будут восполнены более внимательными и профессиональными исследователями. И, несмотря на очевидные недостатки моей работы, хочу выразить надежду на то, что она окажется полезной для всех русских людей, интересующихся своим многотрудным и удивительным прошлым.

Никита Брагин

для Русской Стратегии

http://rys-strategia.ru/