Приобрести книгу в нашем магазине: http://www.golos-epohi.ru/eshop/catalog/128/15516/

В начале моей статьи об этом уже говорилось в связи с критикой Платона в книге «Открытое общество и его враги» Карла Поппера. Понятие открытого общества имеет безусловные преимущества над идеями социализма или понятием капитализма и либерализма – выдвигая на первый план не коллективизм, власть денег или беспредельность свободы, а открытость. При всех очевидных достоинствах, если сравнивать с тоталитаризмом, открытость не может считаться основополагающей идеей, она оказывается беспринципной слабостью и невыразительной бессодержательностью. Она оказывается неспособна защищать национальную культуры от поглощения и уничтожения. Монархическая политическая культура имеет все преимущества, если будет строго отграничивать себя от деспотизма и отстаивать лучшие свои формы воплощения.

Нерешаемость проблем открытого общества примерно та же, что и у либерализма, в невозможности проложить границы между свободой одного, другого и многих. «Нельзя без ограничений признавать принцип терпимости по отношению к тем, кто сам не является терпимым» [К.Р. Поппер «Предположения и опровержения» М.: АСТ, 2004, с.590].

Открытое общество, следовательно, не может быть устойчивым по принципу своего устроения и зависит от терпимости и разумности внутри и вне себя, которые трудно вычислимы и раскладываются на ряд степеней, изменчивы. За невозможностью установления такой нетерпимости и устранения её, открытое общество разлагается его врагами.

Упор на открытости в формально замкнутом Евросоюзе приводит к культурному дисбалансу, общество разрушает миграционный потоп. При очередном противоречии между ограниченными возможностями и эгалитарными требованиями любые достижения открытого общества будут растрачены, т.к. вечных двигателей не существует.

В годы существования Российской Империи, когда одни монархисты отражали удары террористов, пробивающих дорогу в кровавый СССР, повсюду возникала та же проблема, что и сейчас в Европе перед напором исламистского террора.

«Либерализм, учение отрицательное, не имеет никакой твёрдой и определённой идеи – ему нечего противопоставить тем разрушительным учениям, которые производят Анри и Равашолей» – террористов, убивавших даже либеральных правителей в Европе, не только монархистов в России [Ю.Н. Говоруха-Отрок «Не бойся быть православным» М.: Институт русской цивилизации, 2015, с.83].

Логическая беспомощность адептов либерализма вроде масона Ковалевского особенно наглядна при сопоставлении со статьями Льва Тихомирова «Похороны либерализма» (1903), где разобрана действительная сущность левых принципов и доказана полная их неосуществимость, сугубая декларативность, каковая, при сохранении революционных устремлений, неизбежно ведёт к коммунистической радикализации, от неудовлетворённости из-за принципиальной невоплотимости равенства. Сползание от либерализма к коммунистической утопии предрекалось монархистами с полной ясностью [Л.А. Тихомиров «Христианское государство и внешняя политика» М.: ФИВ, 2012, с.396-405].

Как известно, падение либерализма после революционных побед наблюдалось не только на примере СССР, но и всей Европы после 1918 г.

Таких профессоров, типа масона М.М. Ковалевского, правый публицист начала ХХ века звал вечными юношами, «которые всю жизнь, не взирая ни на какую начитанность, остаются детьми». Выражаясь менее изысканно, это были «земские и городские недоумки, невежды-профессора». «Разверните страницы журналов “освободительного” пошиба за 1905 год и вы найдёте там хвастливые статьи о руководящей роли высшей школы в создании внутренней смуты» [В.Д. Катков «Христианство и государственность» М.: ФИВ, 2013, с.33, 69, 189].

Профессор М.М. Тихвинский, расстрелянный вместе с Н.С. Гумилёвым в 1921 г., в 1905-м хранил у себя бомбы и оружие большевицкой террористической организации [Ф.И. Дан «Три года скитаний. Воспоминания лидера российского меньшевизма» М.: Центрполиграф, 2006, с.158].

Химик Тихвинский содействовал изготовлению бомб. В Гельсингфорсе помощь террористам оказывали профессор Игельстрем, доцент Тенгрен и другие деятели науки «прогрессивных» взглядов [«На баррикадах. Воспоминания участников революции 1905-1907 гг. в Петербурге» Л.: Лениздат, 1984, с. 111-112, 122].

Уже после известной железнодорожной стачки, которая лишила многих жителей страны возможности передвигаться, критики Манифеста 17 октября всё равно считали, что он появился из-за капитуляции Самодержавия «перед профессорами, курсистками, хулиганами, рабочими», считая, тем самым, влияние рабочих наименьшим [А.А. Киреев «Дневник 1905-1910» М.: РОССПЭН, 2010, с.103].

Корреспондент «Таймс» описывал столкновения 18 октября в С.-Петербурге красных с белыми, как уже тогда стали называть разделившиеся стороны. У красных «главнокомандующий, бледный студент в разорванной шинели, раздавал свои распоряжения через адъютанта», «красный флаг двинулся, а за ним пошли отряды» с пением марсельезы [А.Н. Зашихин «Лондонская газета об октябрьской стачке 1905 г.» // «Вопросы истории», 1986, №12 с.178].

В газетах, когда описывали октябрьские уличные столкновения, сообщали: «тяжело раненых более 30 человек», «большинство из них – учащаяся молодёжь». Но с годами погрузившийся в воображаемый мир салонных фантазий Лев Тихомиров после таких известий, ни на что не обращая внимания, всё равно писал в дневнике в ноябре 1905 г.: «это чисто чиновничья революция» [Л.А. Тихомиров «Дневник 1905-1907» М.: РОССПЭН, 2015, с.145, 161].

В действительности революционная пропаганда в значительной части велась для натравливания интеллигенции на чиновничество, представлявшего монархический принцип, а не на капиталистов и эксплуататоров рабочих [С.В. Любичанковский «Уральское губернское чиновничество в годы правления Николая II» // «Исторический вестник», 2013, Т.3, с.181].

Студенты Академии художеств после 17 октября 1905 г. начали забастовку, в здании устроили митинг, распространяли прокламации и даже собирали деньги на оружие. Великий Князь Владимир Александрович закрыл академию, занятия возобновились осенью 1906 г. [А.И. Кудря «Кустодиев» М.: Молодая гвардия, 2006, с.74].

Один из преподавателей вспоминает, как к нему приходил «студентик» с требованием от кружка анархистов отдать им 50 рублей, угрожая убийством за донесение полиции. Кареев отдал деньги, а его знакомый в Одессе за отказ был убит. «Освободительное» движение явило «явный бандитизм». Студенты ограбили также кассу С.-Петербургского университета [Н.И. Кареев «Прожитое и пережитое» Л.: ЛГУ, 1990, с.241].

О том, что революционеры требуют денег с револьверами, демократы говорили открыто на партийных собраниях. 14 декабря 1905 г. вспоминался 1825 год. Е.Я. Кизеветтер написала в дневник: «Теперь, в нынешнем декабре, восставших с оружием уже и не кучка, но корней в народе они также не имеют» [«Российский Архив». Выпуск V. М.: Студия «ТРИТЭ», 1994, с.344, 367].

В Москве 15-летний сын купца Варенцова участвовал со многими сверстниками в захвате частного реального училища возле Чистых прудов. Они же помогали революционерам начинять бомбы взрывчаткой [Н.А. Варенцов «Слышанное. Виденное. Передуманное. Пережитое» М.: НЛО, 2011, с.695].

Либеральные газеты исправно дезинформировали читателей: «вчера было несколько случаев зверской расправы черносотенцев со студентами. Всех студентов выдавало форменное платье. Обстоятельства, при которых произошли все прискорбные случаи, почти одни и те же, – толпа, завидя студента, набрасывается на него, он, желая защититься, отстреливается, и это его губит – толпа с большей ещё яростью набрасывается на него, и тут уже выхода нет» [«Русское слово», 1905, 23 октября].

Этот шедевр информационной войны сляпан эффектно, но неосторожно.

Представьте: кровожадные монархисты ходят по улицам, отыскивая студентов по форме. Они находят много студентов, но каждый из найденных, оказывается, носит с собой револьвер. Подумать только, наши студенты реже расстаются с формой, чем с револьвером.

Газетчики, добивающиеся ложью свободы и демократии, скрывали правду о распространении революционерами огромного числа оружия, полученного на деньги местных богачей-кукловодов, стоящих над революционными шайками, или доставленного из-за границы на еврейские, английские, японские, американские миллионы. Не толпа просто так набрасывалась на студентов, а во всех городах революционеры отрывали стрельбу по беззащитным монархистам, и те отвечали камнями или кулаками, потому что где же монархистам взять револьверы? У них миллионов нет.

Это у студентов имелись особые организации, снабжавшие их деньгами и оружием. «Около двух лет тому назад в Петербурге объединилось социал-демократическое студенчество. Представители социал-демократических организаций всех высших учебных заведений составили особый комитет объединенных организаций при Петербургском комитете. Этот комитет выделил особые комиссии, исполнявшие особые функции: финансовую, техническую, а с осени 1905 г. и боевую, причем была особая боевая дружина, выступавшая в ожидании погромов для охраны еврейских кварталов» [«Четвёртый (объединительный) съезд РСДРП. Апрель-май 1906» М.: Госполитиздат, 1959, с.47].

Так и в Московском университете организовали боевые группы. К вечеру 16 октября 1905 г. в здании университета заперлись 3000 человек, в лабораториях студенты изготовляли бомбы. Во главе революционного штаба стоял В.Л. Шанцер.

В других городах также именно университеты становились центрами революционных митингов. 9 октября в актовом зале Политехнического университета в С.-Петербурге собрались также 3 тысячи человек. В тех же целях использовали актовые залы Военно-медицинской академии и Петербургского университета. В Екатеринославе «после сходки студентов митинг состоялся в здании Горного училища». В Ярославле с 11 октября начались «ежедневные митинги студентов совместно с гимназистами» и рабочими. В Киеве забастовщики собирались на митинги непременно в университете. В Уфе рабочих сподвигали на выступления приезжие агитаторы [«Революция 1905-1907 гг. в России» М.: Мысль, 1975, с.145-149].

Всё это говорит, что рабочих раскачивали на забастовки студенты, и они же приводили рабочих в здания университетов.

Ленин самолично писал во второй половине сентября: «на студенческие сходки повалили рабочие. Стали [!] получаться революционные народные митинги». Т.е., без начала учебного года, когда съехавшиеся в университеты с каникул студенты вместо учения решили устроить революцию, народные митинги никак не получались у партийных энтузиастов.

Последующее закрытие университетов властями Ленин назвал запретом «рабочим идти к студенчеству». А уже в октябре, по наблюдению того же Ленина, «студенты организуются в боевую силу революции» [Л.К. Ерман «Интеллигенция в первой русской революции» М.: Наука, 1966, с.148-149, 163].

4 октября 1905 г. в С.-Петербурге Александра Богданович писала: «автономия университетов всё дело испортила – дала возможность в стенах университетов устраивать митинги». 25 сентября перед тем она писала: «Студенческие беспорядки в Москве вот уже несколько дней продолжаются. Данная автономия университетам не помогла» [А.В. Богданович «Три самодержца» М.: Вече, 2008, с.281-282].

1905 год доказал, что требования автономии университетов и учреждения выборной власти (какой стала Г. Дума) выдвигались революционерами не в интересах высших учебных заведений и благополучия народа, а исключительно для получения возможности использовать университеты и Г. Думу в качестве центров пропаганды, места сбора подрывных сил.

Учредительное заседание Совета рабочих депутатов проходило 13 октября в Технологическом институте, а избран его председателем был помощник присяжного поверенного Носарь, который выдавал себя за рабочего. Рабочие подпали под управление интеллигенции, студентов и евреев. «Сейчас во главе всех наших партий стоят евреи», – говорил Гапон уже когда претендовал на возглавление всех объединённых социалистических партий, с.-р. и с.-д. [В.И. Шубинский «Гапон» М.: Молодая гвардия, 2014, с.216, 261].

Массовые контрреволюционные выступления в защиту монархического строя после 17 октября были направлены в первую очередь против студентов как главных активистов революционного террора, это уже доказано в моей статье «Еврейские погромы и национализм». Жительница Москвы 17 октября 1905 г. так и написала про кровь и ужас на улицах города: «режут студентов» [С.В. Дрыжакова «Дневник 1900-1943» СПб.: Пушкинский дом, 2012, с.58].

Другой автор дневника описывал 18 октября на Садовой в С.-Петербурге лес красных флагов несли по виду хулиганы – «испитые оборванцы – мальчишки и молодёжь, ухарского, кабацкого вида». На обратном пути встретилась другая процессия с красными флагами: «толпа сопровождала их многолюдная, но состояла, главным образом, из подростков и мальчишек простонародья». Таким образом, наблюдательные свидетели заметили и поняли, что толпы с красными флагами за народ принять нельзя – ни в одной из революций, называемых народными в целях политической пропаганды. То же касается и массовых забастовок. 19 октября тот же автор пишет: «типография вся, как один человек, против забастовки, но работать боится. Стыдил их за глупый страх и повиновение каким-то оборванцам, желающим только анархии и слишком самонадеянно считающим себя чем-то вроде наставников и распорядителей судеб всего общества».

Дневниковые записи раскрывают всё самое важное в механике революционного насилия. 20 октября при столкновениях с монархистами толп с красными флагами «студенты начали стрелять из револьверов». Другую массовую демонстрацию возле Казанского собора произвели курсистки. Рабочим по-прежнему не давали трудиться те же студенты – никакой пролетарской революционностью не пахло. «Путиловцы начали было работать, но туда явилась толпа, человек до 500 студентов, и опять взбаламутила ползавода; между забастовщиками и желающими работать пошла драка, в которую вынуждены были вмешаться войска, и опять были жертвы» [С.Р. Минцлов «Петербург в 1903-1910 годах» Б.м., 2012, с.136-137, 140].

В октябре 1905 г., как вспоминали революционеры в СССР, всего через три дня забастовок в октябре 1905 г. рабочие соглашались участвовать дальше в стачках только в том случае, если им за это заплатят. «Теперь скажите, пожалуйста, было ли это настоящее революционное движение?» [«Чем же были советы рабочих депутатов в 1905 г.?» // «Историк-марксист», 1926, №1, с.217].

Всё то же, что и с февралём 1917 г.: за массовыми выступлениями стояло инициативное меньшинство, которое принуждало к уличным акциям, срывая работу на заводах, скупая хлеб, блокируя транспортную систему, направляя мятеж финансовыми подпитками. Отождествлять всех участников забастовок с этим меньшинством не допустимо в каждой из революций.

Об этом прямо говорили сами организаторы мятежей: «на «Потёмкине» каждый раз, когда принимали решение, то колеблющиеся, сочувствующие, но не социалдемократические массы мешали, тормозили работу. Комитет не мог принимать решения иначе, как в присутствии всех матросов, и тут неопределённая масса, идущая за неопределёнными лозунгами, мешала», «приходилось считаться с нерешительностью неопределённо настроенных рабочих». Пропагандисты социалистических партий, подводили итоги проигравшие террористы, не имели авторитета у солдат, т.к. были «слишком молоды» [«Протоколы первой конференции военных и боевых организаций РСДРП. Ноябрь 1906 г.» М.: Партиздат, 1932, с.125, 130].

Эти основные закономерности по роли подстрекателей и убийц, а также их возраста, наблюдаются в любой из областей Империи.

В декабре 1903 г. в финском городе Николайстаде полицейские задержали двух студентов 21-22 лет, вооружённых револьверами и ножами, имевших с собой крупные денежные суммы. Они собирались совершить покушение на полицмейстера, но их выдала одна из сообщниц, которая предупредила намеченную жертву. Чуть старше был 29-летний Евгений Шауман, который 3 июня 1904 г. застрелил финского генерал-губернатора Бобрикова.

11 января 1905 г. студент Леннарт Хохенталь убил прокурора Ионсона, а на Выборгского губернатора Н.А. Мясоедова совершил неудачное покушение, как перед тем и на того же Ионсона, 22-летний М. Рейникка.

11 января 1905 г. в Гельсингфорсе выступала толпа «из рабочих и интеллигенции. К этой толпе присоединилась группа молодёжи». Они побили окна и двери редакции газеты, которая им не угождала

От взрыва бомбы, которую бросил 6 мая 1905 г. в Варшаве в полицейских «прилично одетый молодой человек», получили ранения 16 посторонних людей, а 2-е полицейских погибли [А.Е. Алекторов «Инородцы в России. Современные вопросы» С.-Петербург, 1906, с.9-11, 17-18, 26].

Довольно часты были случаи убийств «по ошибке», из-за физического сходства с целями террористов. В Варшаве еврейские революционеры так застрелили 30-летнего капельмейстера Адама Рубинштейна, который проездом был в этом городе, готовясь к выезду за границу [«Приазовский край» (Ростов-на-Дону), 1906, 12 февраля, №40, с.3].

После крупного ограбления отделения государственного банка в Великом Княжестве Финляндском генерал-губернатор докладывал Царю о преступниках: «задержанные, молодые люди в возрасте от 16-20 лет». Есть более точная биографическая справка о грабителях с партийной принадлежностью. Янис Лютер – 23 года. Густав Чокке – 20 лет. Карл Чокке – 22 года. Янис Чокке – 36 лет. Пётр Салынь – 24 года. Кристиан Трейман – 19 лет. Теодор Калнин – 35 лет. Янис Ленцман – 25 лет. Карл Янсон – 23 года. Гедерт Элиас – 19 лет. Ансис Бушевиц – 27 лет. Яков Жилинкий – 22 года [С.А. Голубев, С.В. Татаринов «“Экс” в Гельсингфорсе» М.: РОССПЭН, 2012, с.126-129, 164].

В Харькове жертвами покушения на генерала Сухомлинова в Харькове стали 20 человек – тоже от взрыва бомбы, на вокзале [В.А. Сухомлинов «Воспоминания» Минск: Харвест, 2005, с.178].

Несовершеннолетний Макаров, покушавшийся на генерала Неплюева в Севастополе, был приговорён к 12 годам тюрьмы, остальные – к каторжным работам [«Сибирь» (Иркутск), 1906, 26 октября, №2, с.2].

В 1906 г. во время парада в Севастополе в офицеров сперва бомбу пытался бросить «молодой человек лет восемнадцати». Его обезвредили, но взрыв второй бомбы убил 3 женщин, мальчика и гимназистку. «Были схвачены трое злодеев, все молодые, безусые» [«Двуглавый Орёл» (Берлин), 1921, №9, с.20-21].

При убийстве тверского губернатора П.А. Слепцова от взрыва брошенной бомбы был также ранен его кучер, лёгкие раны получили: одна дама, две барышни и два мальчика. Убийцей губернатора был 18-летний, переодетый в рабочего и прибывший из другого города [«Нижегородская земская газета», 1906, 30 марта, №13, с.340].

Столь же молоды герои рассказа о семи повешенных Л.Н. Андреева, противопоставляемые министру с «толстыми тёмными губами» и короткой толстой шеей и заплывшими короткими пальцами (больше похож на Азефа по описанию). Враги министра – от 19 до 28 лет, набравшие «много динамиту». Рассказ вызвал сильную неприязнь не только у монархиста П.Н. Краснова, но и у многих писателей слева. М. Горький увидел в этой молодёжи пустышек: «они прожили жизнь неимоверно скучно» и принимают смерть «как ложку лекарства» [Леонид Андреев. Далёкие. Близкие. М.: Минувшее, 2011, с.243].

Рассказ передавал общие интеллигентские представления о себе и своём противнике. 20 февраля 1909 г. в письме к Василию Розанову, не раздумывая, поэт Блок называет Плеве и Трепова вреднейшими государственными животными, монархистов – геморроидальными семидесятилетними сифилитиками, а террористов-убийц юностью «с нимбом вокруг лица» [А.А. Блок «Собрание сочинений» Л.: Художественная литература, 1983, Т.6, с.160].

Современные апологеты массовых убийств монархистов, за неимением лучшего, вынуждены ссылаться на лживые фантазии Леонида Андреева, полагая, будто он «не маргинал, не изгой», а он всегда им и был, завоевав краткосрочную славу приёмами эпатажа. Надо, заметив важное выделение студентов на первый план, понимать нулевую ценность дальнейших рассуждений Л. Андреева в 1917 г., в пору всеобщего помешательства: «студенты [!] и просто неизвестные, которых терзала на улицах Москвы «чёрная сотня» [?], сдирая мясо до костей [?], сжигая заживо [?], топя в реке [?] как собак. О, сколько их! Сколько их! Сколько безвестных могил, сколько трупов, сколько страданий оставил позади себя Николай Романов» [Валентин Гаврилов «Хотели как лучше… Наброски в помощь грядущему биографу В.Л. Бурцева» Иркутск, 2014, с.5].

Никому неведомо, когда, кем и каким инструментов черносотенцы сдирали чьё-то мясо. Зато как человеческие тела революционеры разрывали в клочья известно точно. Ленин писал: «бомба перестала быть оружием одиночки-«бомбиста». Она становится необходимой принадлежностью народного вооружения». Писал и не унимался: «беспощадное истребление гражданских и военных начальников есть наш долг во время восстания», «молодёжь решит исход всей борьбы, и студенческая и ещё больше рабочая молодёжь» (февраль 1905 г.) [Ф.Д. Рыженко «Декабрь 1905» М.: Молодая гвардия, 1980, с.124, 126].

Ленин учил: «пусть каждый отряд сам учится хотя бы на избиении городовых: десятки жертв окупятся с лихвой тем, что дадут сотни опытных бойцов, которые завтра поведут за собой сотни тысяч». 27 января 1906 г. террористы совершили «смелое» нападение на безоружных монархистов. «Дружинники забросали здание штаба [СРН] бомбами, а выбегавших из помещения черносотенцев уничтожали» [Н.Р. Панкратов, И.М. Поляков «Военно-полевая работа партии большевиков в период борьбы за диктатуру пролетариата (1903-1917)» М.: Военно-политическая академия, 1965, с.41, 59].

Красноярский комитет РСДРП обещал использовать против монархистов все «средства, до бросания бомб включительно» [«Пламенное слово. Листовки красноярских большевиков» Красноярск, 1988, с.127].