Приобрести книгу в нашем магазине: http://www.golos-epohi.ru/eshop/catalog/128/15516/
Советские писатели, интересующиеся историей революционного движения, подготовившего возникновение СССР на месте России, гордились тем, как в начале века «бомбы рвали губернаторов, полицмейстеров, крупных и средних чиновников. Одна из них поразила насмерть дядю царя» [В.А. Кочетов «Эстафета поколений» М.: Молодая гвардия, 1979, с.57].
Такие идеалы Всеволод Кочетов передавал новому поколению коммунистов.
Про численность старателей, приближающих возникновение воспитанного на идеалах убийств СССР, 7 мая 1906 г. Владимир Вернадский в газете «Реформа» публиковал статью «Амнистия как акт политической необходимости», и повторял на заседании Г. Совета 3 мая: арестованных и высланных сейчас 20 000, у них есть семьи – это уже 80 000, у них есть друзья и приятели – «мы приходим к миллионным цифрам» (!), вот почему «амнистия так популярна, её ждут так горячо, за неё стоят широкие и глубокие слои русского народа…» и это когда «не проходит и дня без убийств и покушений» [В.И. Вернадский «Пережитое и передуманное» М.: Вагриус, 2007, с.174].
Эти цифры убеждали, напротив, в недопустимости, амнистии, т.к. за революционерами числились тысячные жертвы, с семьями и друзьями, и нужно было, чтобы жертвы этих малолетних преступников не умножались.
К примеру, 16-летний приказчик Ноговицын в январе 1906 г. был арестован и посажен на 3 месяца, но его досрочно выпустили из тюрьмы по милости генерал-губернатора по причине нервной болезни. 26 июня на станции Иннокентьевской он выпустил из револьвера 2 пули в начальника депо [«Восточный край» (Иркутск), 1906, 1 июля, №1, с.3].
Для привлечения внимания к игнорируемым сторонниками амнистии последствиям революционного террора в газетах помещали фотографии детей убитых монархистов. Вместе с пензенским губернатором был убит сопровождавший его помощник полицмейстера М.Я. Зарин, у которого были дети 11 и 13 лет, которым теперь оставалось рассчитывать на казённую помощь и благотворителей [«Новое время». Иллюстрированное приложение. 1907, 14 февраля, №11109].
М.В. Фрунзе, которому в 1906 г. был 21 год, вместе со своим одногодком И.Н. Уткиным (1884 г.р.) обучал в Иваново-Вознесенском и Шуе рабочих и членов своей партии умению стрелять. В декабре 1905 г. Фрунзе сражался на баррикадах в Москве, а потом руководил Шуйской боевой дружиной, участвуя «в целом ряде боевых предприятий». В Шуе был арестован весной 1907 г. тем урядником Никитой Перловым, в которого он стрелял [А.С. Бубнов «О красной армии» М.: Воениздат, 1958, с.41-74].
Иван Уткин занимался транспортом оружия в Иваново-Вознесенске в 1905 г. Партийный историк признаёт бандитский характер революционных формирований следующим образом: «Уткин был тем начальником боевиков, который вёл беспощадную борьбу с бандитскими тенденциями в партийной боевой дружине». И рисовал план организации массового обучения владением оружием [А.С. Бубнов «Основные вопросы истории РКП» М.: Госиздат, 1924, с.101-103].
Если Уткин умер в тюремной больнице в 1910 г., то М.В. Фрунзе приговорили в январе 1909 г. к повешению. Сестра Фрунзе обратилась за помощью к масону М.М. Ковалевскому, и казнь заменили на 6 лет каторги. Летом 1915 г. он бежал и на Западном фронте начал вести пропаганду против войны. Революция и вовсе вознесла подлого убийцу до командующих высот и сделала предметом преклонения в СССР [В.А. Рунов «Фрунзе. Тайны жизни и смерти» М.: Вече, 2011, с.22-28].
Ещё много примеров незаслуженных амнистий показывают, чем отплатили монархическому режиму за подобные милости.
О злонамеренности действий Г. Думы епископ Вологодский Никон писал, что она добивается амнистии для извергов, беспощадных убийц, которым предлагается в заключении «народный хлеб, пока не убегут, чтоб дорезывать других» [Архиепископ Никон (Рождественский) «Православие и грядущие судьбы России» М.: Новая книга, 1994, с.49].
8 сентября 1906 г. градоначальник В.Ф. Лауниц, за 4 месяца до гибели от рук одного из молодых членов боевой организации ПСР, говорил, что в С.-Петербурге «шевелится» 23 тыс. молодёжи [А.В. Богданович «Три самодержца» М.: Вече, 2008, с.315].
Студенты продолжали совершать убийства в следующие годы. 16 апреля в Касимове арестован убийца городового в студенческой форме [«Уральская жизнь» (Екатеринбург), 1907, 18 апреля, №64, с.2].
9 декабря 1910 г., записал А.А. Бобринский, опять «в Одессе студенты стреляли в полицию» [«Красный Архив», 1928, Т.26, с.141].
9 ноября 1910 г. у лидера партии к.-д. Шаховского на смерть Л.Н. Толстого первая мысль была – остановить спектакли. Такое революционное самоуправство устроить могли одни студенты: «надо мобилизовать молодёжь» [«Наследие Ариадны Владимировны Тырковой. Дневники. Письма» М.: РОССПЭН, 2012, с.92].
В прокламации по поводу смерти Л.Н. Толстого Яков Свердлов пишет: «студенчество решает выразить свой протест в уличной демонстрации», «некоторые учебные заведения, назначив день и час демонстрации, послали своих делегатов к некоторым рабочим организациям, требуя [!] присутствия рабочих на демонстрации» [Я.М. Свердлов «Избранные произведения» М.: Госполитиздат, 1957, Т.1, с.30-31].
В 1910 г. отличился по этому случаю и Лев Большаков, которого называли витией студенческих митингов и демагогом, схожим с Крыленко, но более талантливым и одумавшимся, выбравшим потом сторону белых, воевавшим вместе с добровольцами-марковцами. А в 1910 г. «сам Аллах не смог бы объяснить, почему в день смерти Толстого, любившего труд, умевшего работать, студенты не должны слушать лекций» [А. Ветлугин «Герои и воображаемые портреты» Берлин: Русское творчество, 1922, с.130-131]. Под именем Ветлугина скрывался Владимир Ильич Рындзюн. Приходится сожалеть, что этот талантливый белогвардейский писатель, сравниваемый сейчас с М.А. Булгаковым, быстро покинул ниву литературы [«Псевдонимы русского зарубежья» М.: НЛО, 2016, с.151].
Массы беснующейся молодёжи нанесли самому существу Российской Империи непоправимый урон. Самые верноподданные были убиты, запуганы, обмануты. Масса заброшенной в гущу Отечества лжи осталась тлеть в душах.
Но с другой стороны и разгромленные революционеры в немалой части разуверились в своих силах и в своей правоте. Надо учитывать оба процесса.
Платформа группы РСДРП «Вперёд» в декабре 1909 г. объявила о распаде партийных организаций: за два года в десятки раз сократилась их численность и пропагандистская работа. «Благодаря бесчисленным арестам и высылкам, а также и бегству интеллигенции, недостаток сил руководящих и пропагандистских – огромный» [«Неизвестный Богданов» М.: АИРО-ХХ, 1995, Т.2, с.36-37].
Тем самым вполне определённо партией было заявлено, что вся минувшая революция была организована интеллигенцией, о чём в 1909 г. заявили и авторы «Вех».
Меньшевики в России после провала устроения силами партии революции предлагали заменить её новой организацией рабочих союзов, профессиональных объединений. А.Н. Потресов утверждал, что РСДРП себя изжила. Появились лозунги «широкая рабочая партия и рабочий съезд» – в замену существующей организации интеллигентов. Хрусталёв-Носарь считал возможным сохранение РСДРП внутри настоящей («широкой») рабочей партии только в качестве «пропагандистского общества», каковым она и являлась. С таким же мотивом рабочий М.А. Ушаков в С.-Петербурге агитировал за создание независимой (от партийной интеллигенции) рабочей партии. Такая же организация была создана и в Красноярске [«Рабочий класс в период первой российской революции 1905-1907 гг.» М.: Наука, 1981, с.234-325].
В Германии быстрый рост профессионального движения приводит к тому, что рабочие начинают борьбу с партией с.-д., и появляется группа «вожаков профессионалистов» главе с доктором Фридбергом, идущая «к массам с агитацией против партии, парламентаризма и т.д.». В результате немецкие социал-демократы вынуждены перейти к спорам о «политико-теоретической перепроверке способов» борьбы. Везде наблюдалось одно и то же: «чем интенсивнее идёт в данной стране рабочее движение, тем больше вопросов о вовлечении в борьбу и организацию широких масс становится предметом споров между вожаками и борьбы за влияние на эти массы» [П. Стрельский «Новая секта в рядах социалистов» М.: Печатное дело, 1907, с.4-6].
Борьба интеллигентских групп за управление рабочими вызывала и ответный позыв рабочих избавиться от нежелательного сомнительного водительства и самим обеспечивать профессиональные интересы, отвергая сугубо деструктивные революционные методы действия.
Студенты, оставаясь классово чуждыми рабочим, изощрялись в популистских приёмах развлечения слушателей. Студент Н.В. Крыленко в рабочем выборгском квартале в 1907 г. довольно успешно выступал против к.-д. «Рабочая публика гоготала» [П.Н. Милюков «Воспоминания» М.: Современник, 1990, Т.2, с.7-8].
Ответственным организатором военной организации Петербургского комитета РСДРП в 1906-1907 гг. был студент Альберт Сапотницкий. Эта военная организация проводила тайные собрание с сагитированными чинами гарнизона в общежитии Политехнического института (либо на 2-х частных квартирах) [«Красный Архив», 1926, Т.16, с.84, 115].
Костромской губернатор Веретенников писал генералу А.Н. Куропаткину в 1908 г. о продолжающемся внедрении агитации со стороны интеллигенции: «революция работает успешно и всё более проникает в народ. Полуинтеллигентные освободители поняли: без сознательной поддержки народа в России ничего не поделаешь» [З.И. Перегудова «Политический сыск в России 1880-1917» М.: РОССПЭН, 2000, с.286].
В докладе Епархиальному съезду по Владимирской губернии в 1913 г. было отмечено влияние интеллигенции в селе. «Волны “освободительного движения” 1905-1907 годов дошли и до сельского населения, немало в сельской жизни проявилось тогда бессмысленного своеволия и разнузданности страстей». «Время от времени местами среди сельского и фабрично-заводского населения всё ещё появляются мнимые устроители общего народного блага, которые всё ещё продолжают волновать народ распространением нелегальной литературы, даровой раздачей брошюр, листков антирелигиозного, социалистического, сектантского и даже безнравственного содержания, явно рассчитанных на ослабление устоев веры и нравственности народной жизни… В особенности всем этим интересуется современная крестьянская молодёжь», «полуграмотная молодёжь» «начинает тому же поучать и деревню» по возвращению из отхожих промыслов [Священник Аркадий Гоглов «Владимирское лихолетье. Православная Церковь на Владимирщине в годы безбожной смуты» М.: Приход храма Святого Духа сошествия, 2008, с.64-65].
Наступали роковые дни Великой войны 1914 г. Очень немногие историки, говоря о ней, способны понять то огромное влияние, которое оказал на её ход предшествующий интеллигентско-студенческий террор. Один проницательный автор, Л.Г. Истягин, обратил внимание: удары революции 1905-6 «ослабили Россию» «более» чем война с Японией. «Именно это ослабление парализовало Россию на ряд лет в международном плане и не позволило ей выступить с продолжением мирных инициатив, выдвинутых или намеченных в первый период царствования последнего Романова» [«Первая мировая война. Пролог ХХ века» М.: Наука, 1999, с.58].
В книге «Генерал Краснов. Информационная война» уже подробно рассмотрена роль клеветнических акций против Царской Семьи, создаваемых интеллигенцией, отнюдь не рабочими и крестьянами, в ходе Первой мировой войны: это легенды о Распутине, сепаратном мире и измене, безволии Царя, глупом правительстве, спасительной демократии.
Многие мемуаристы сходились на том, что именно интеллигентская «общественность “охулиганила” русский народ, сделала из него шкурника», убила высокие монархические чувства и понятия [Р.Р. Раупах «Лик умирающего. Воспоминания члена Чрезвычайной Следственной Комиссии 1917 года» СПб.: Алетейя, 2007, с.150].
Надо делать скидку на изначально низкую человеческую природу, хуже которой, конечно, едва ли интеллигенции удалось сделать людей – такое мнение будет неверным. Нет, эта «общественность» разрушала ступени, возвышающие человека от его начального свободного состояния к чему-то значительному, самообязывающему.
По мнению одного богатого деятеля Союза Русского Народа из Москвы А.Г. Марконета, интеллигенция «была виновницей революции, а народ в этом деле был совсем ни при чём», «смуту посеяли, конечно, жиды, углубляла её интеллигенция, тоже насквозь жидовская», но особенную неприязнь монархиста вызывали Джунковский, Родзянко и Тютчева, создавшие антираспутинский миф [Б.С. Кузин «Воспоминания. Произведения. Переписка» СПб.: Инапресс, 1999, с.107-108].
Несмотря на очевидное желание мемуариста представить такие взгляды нелепыми, главные виновники названы поимённо точно, что в пору всеобщей дезориентации редчайшее явление.
Подобно тому, что наблюдается в феврале 1917 г., в майском погроме 1915 г., носившем все черты революционного насилия и антимонархического настроения, было «необычайно много женщин и подростков». 68 полицейских получили серьёзные ранения. Толпа состояла «в большинстве своём из женщин, подростков или вдов».
В соответствии с тем, как генерал Хабалов в 1917 г. правильно делал, что не начинал стрельбу по толпам подростков до начала террористических акций 26 февраля, историки оправдывают градоначальника А.А. Адрианова в мае 1915 г.: приказ стрелять мог привести к усилению революционных настроений [Э. Лор «Русский национализм и Российская империя» М.: НЛО, 2012, с.47, 53, 219].
7 мая 1916 г. в Красноярске магазины и квартиры евреев громили «толпы из женщин и подростков». Обошлось без убитых, но среди пострадавших был и начальник железнодорожного жандармского отделения [М.В. Шиловский «Первая мировая война 1914-1918 годов и Сибирь» Новосибирск: Автограф, 2015, с.207-208].
Как уже отмечалось в других статьях, эти факты не мешают другим историкам продолжать поддерживать подлую легенду про погромы, устраиваемые властями.
При злонамеренном усилии такая масса подростков могла быть направлена из штаба революции на захват власти.
Дополнительные сведения о командовании именно студентами восставшими массами начиная с 23 февраля 1917 г. следует продолжать приводить для пущей убедительности.
Известно, что уже 23 февраля студенты начали выступать с докладами на митингах и собраниях, посвящённых женскому дню. Митинг с привлечением рабочих собрался 23 февраля в Психоневрологическом институте, в котором, по данным Петроградского охранного отделения, 11-13 февраля на многочисленной сходке обсуждалось участие в готовившейся провокации 14 февраля, когда готовилось шествие рабочих к Таврическому дворцу, реализованное после отъезда Царя в Ставку и возвращения туда же М.В. Алексеева. Психоневрологический институт следует считать одним из ключевых центров раскачки восстания [О.Н. Знаменский «Интеллигенция накануне Великого Октября» Л.: Наука, 1988, с.46, 54].
Советский историк И.П. Лейберов в статье «Второй день февральской революции» бездоказательно приписывает всю инициативу большевикам: «выступавшие ораторы на заводе» Айваз указывали, что революционные стачки и требования рабочих «должны сопровождаться демонстрациями, но без погромов», а провокаторов, призывающих к погромам, предлагалось убивать. Организаторы прекрасно знали, что большинство революционных выступлений сопровождаются погромами. Не избежали их и 23-го, а потом 24-го февраля и далее.
И.П. Лейберов приводит далее уникальные анонимные устные свидетельства о том, что существовали специальные группы, организующие выход рабочих на улицы. Без них никто не стал бы выходить с требованиями хлеба и свободы. Это очень важный, но недостаточно прояснённый момент ввиду пристрастия партийных академических исследований к повальным фальсификациям, уже рассмотренным на примере Бурджалова и Черменского. Теперь Лейберов: «старые большевики свидетельствуют о том, что в дни революции Петербургским и Выборгским районными комитетами выделялись специальные мобильные группы пролетариев-активистов, направлявшихся в другие районы, на крупные предприятия столицы для организации стачечных, митинговых и демонстрационных выступлений».
Удостоверить это небывалое откровение следовало бы сверкой со всеми другими записанными свидетельствами. Такое откровение, будь это правда, никак не могло впервые всплыть так поздно. Требовалась как можно более подробная справка об источнике. Раз Лейберов не потрудился её предоставить, дело обстоит в полной или же частичной неправоте предложенной версии. Т.е., либо он необоснованно подставил большевиков и рабочих руководящей силой, или такой силы не было. Но и другой советский историк, Х.М. Астрахан настаивал: рабочие насильственным путём, нападая на другие заводы, останавливали работы и вынуждали присоединяться к ним. Следовательно, не было никакого произвольного единодушного порыва к революции, было принуждение к ней. Движение «не было лишь стихийно развивавшимся процессом» [«Свержение самодержавия» М.: Наука, 1970, с.101, 105, 129-130].
26 февраля, записывал в дневнике Н.Н. Пунин, с утра раздавались выстрелы на Садовой и со стороны Невского. «Ружейная трескотня». В покойницкой 5 убитых: «три рабочих, мальчишка, женщина». «Стреляют, говорят, с утра на Литейном, Кирочной, у Николаевского вокзала» [«Наше наследие», 1998, №47, с.81].
Расклад по убитым подтверждает выводы о подростках в первых рядах революционных наступлений. |
