Приобрести книгу в нашем магазине: http://www.golos-epohi.ru/eshop/catalog/128/15516/
Руководящую роль студентов спрятать невозможно, и она попутно вскрывается, когда историки хоть сколько-то отвлекаются от принудительно заданных в марксистской теории рабочих. 27 февраля было арестовано 170 организаторов революционного движения – «десятки рабочих-активистов и студентов». Студенты стали «связующими звеньями» между рабочими и интеллигенцией [И.М. Пушкарева «Февральская буржуазно-демократическая революция 1917 г. в России» М.: Наука, 1982, с.156, 162].
Такая связующая роль – есть ключевая и организующая.
Дневник английского офицера Нокса, связанного с заговорщиками, чётко указывает, кто управлял не только рабочими, но и восставшими солдатами, с первого же дня. 27 февраля: «показалась огромная беспорядочная масса солдат, растянувшихся по проезжей части, так и по тротуарам. Их вёл студент, который несмотря на свой малый рост, шествовал очень гордо». 28 февраля Нокс наблюдал арестованного Б.В. Штюрмера «в сопровождении комичного эскорта: впереди торжественно шествовал какой-то студент с саблей наголо». А.Д. Протопопов перед Таврическим дворцом сдался студенту, как указывают уже мемуарные прибавления к дневнику [А. Нокс «Вместе с русской армией. Дневник военного атташе. 1914-1917» М.: Центрполиграф, 2014, с.497, 505-506].
Питирим Сорокин знал целую группу студентов из рабочих: «наконец-то революция! Наконец и на нашей улице праздник! – крикнул один из моих студентов-рабочих». «С группой моих студентов из числа рабочих я вошёл в комнату Совета» [П.А. Сорокин «Дальняя дорога. Автобиография» М.: ТЕРРА, 1992, с.78, 80].
Без направляющей руководящей силы рабочие и солдаты идут на погромы, но никогда – на захват правительственных учреждений и создание собственной власти.
В дневнике за 28 февраля о дне предшествующем у Тырковой записаны слова будущей первой женщины заместителя министра Паниной про солдат: «они ждут приказа. Ждут членов Думы. Идите к ним. Возьмите их в свои руки. Ведь это растерянное стадо». Дума как таковая солдатами не руководила, депутаты боялись ответственности за измену и ожидали ареста министров, который бы развязал им руки. В дневнике написано далее, будто Милюков узнал об этом телефону, вышел наружу и привёл солдат к Таврическому дворцу. Но в действительности их привёл не Милюков, а Керенский, его и Некрасова подчинённые. Так «явился центр». «Левые депутаты говорили речи солдатам и молодёжи». Прикосновенность к этому центру позволила ей все последующие годы говорить, что «повалила Россию интеллигенция», а не «некультурные слои» [«Наследие А.В. Тырковой» М.: РОССПЭН, 2012, с.176, 281].
Студенты одни только и находились в непосредственном распоряжении ВКГД: «по свидетельству современников, во время смены начальства в Военной комиссии в комнате № 42 присутствовали М.В. Родзянко, Б.А. Энгельгардт, «ещё какой-то думец», С.Д. Мстиславский, Н.Д. Соколов, «человек пять “советских”» и студенты Психоневрологического института, один из которых работал в Военной комиссии – большевик Л. Глезарев, и двое – члены межрайонной организации Р. Ковнатор и Б. Лившиц».
Студенты и учащиеся представляли новую революционную власть по всем районам Петрограда: «учащийся Коммерческого училища В. Бакшеев, ставший милиционером, получил приказ «телефонировать в Таврический дворец обо всем, происходящем на Выборгской стороне». В качестве пароля для соединения с необходимым номером служили слова – «По делам Нового Правительства»» [А.Б. Николаев «Государственная дума в Февральской революции» Рязань, 2002, с.65, 99].
Подтверждая, что оружием распоряжались не рабочие, а студенты, С.Д. Мстиславский в романе о февральской революции использовал свои воспоминания, когда описал арсенальную в Таврическом дворце: «вдоль стен навалены винтовки, шашки, кобуры. У столов, у окна – молодые разгорячённые лица. Студенты, девушки… Курсистки» [С.Д. Мстиславский «Грач – птица весенняя. Накануне: 1917 год» М.: Правда,1989, с.458].
Первый революционный комендант Петрограда Энгельгардт, по воспоминаниям П.А. Половцова в книге «Дни Затмения» (Париж, 1928), вызвал его к себе, прислав автомобиль с двумя студентами. Как и все, кто обращал внимание на основные движущие силы революции, Половцов писал, что студенты играли роль офицеров, управлявших восставшими толпами, которые без них только грабили склады.
26 февраля на заседании Петроградской городской думы было объявлено о создании милиции во главе с архитектором Д.Л. Крыжановским. Милицию из студентов начал формировать и комитет военно-технической помощи фронту. Их стали звать «милицией младенцев» [«Три века российской полиции» М.: Рипол классик, 2016, с.450].
Едва образовавшись ночью, Временный Комитет Государственный Думы днём 28 февраля тоже призвал «студентов всех высших учебных заведений» записываться для организации милиции [Б.В. Яковенко «История великой русской революции» М.: Викма-М, 2013, с.173].
1 марта 1917 г. очевидица записала такие наблюдения на улице: «с завистью смотрю на курсисток, разъезжающих на революционных автомобилях». Возвращаясь к этому событию, много лет спустя она приписала, уже испытывая стыд за пережитое: «меня обогнал грузовик, переполненный юношами и девушками, с ружьями, распевающими революционные песни» [Л.В. Шапорина «Дневники» М.: НЛО, 2011, Т.1, с.54, 59].
В дневнике Михаила Пришвина, находившегося в Петрограде, совершенно не отражена механика непосредственных революционных действий, поскольку писатель держался в стороне, опасаясь за свою жизнь ввиду отчаянного сопротивления монархистов по всему городу. Невежественные вымыслы о том, что никто не встал на защиту Императора и Монархии, повторяют те кто намеренно игнорирует действительный ход вооружённого восстания.
Зато в дневнике Пришвина есть попытка отразить общие настроения и мнения.
26 февраля 1917 г. «Фабриканты говорят, что забастовка не экономическая, а политическая. А рабочие требуют только хлеб». Отсюда напрашивается вывод, что организаторы политической забастовки не рабочие. Пришвин рассуждает в другом направлении: «общее мнение теперь, что хлеб есть», но его не дают.
27 февраля 1917 г. Пришвин думает: «вчера постреляли, сегодня попугают этим, и завтра опять Русь начнёт тянуть свою лямку… Так думал и Протопопов». Ещё никто в победу бунта не верит, ни правительство, ни восставшие.
28 февраля возле дома Пришвина стрелял пристав. Солдаты, требующие выдать пристава, так напугали консьержку, что «она, утренняя революционерка, вечером говорит: – А что сделали это – лучше ли будет? (не такова ли и вся толпа?)».
1 март записывает мнение: «так будет дня три, потом взять человек десять, повесить – и всё будет по-прежнему». Сам Пришвин предугадывает: «это ведёт к междоусобной войне (Совет и Дума)» (СРСД и ВКГД).
Данные Пришвина слишком отрывочны, но они укладываются в выстроенную из всех источников картину. Не менее значительны последующие провинциальные заметки.
26 марта: «студенты и курсистки в страхе держат весь уезд». 27 апреля: «когда он приехал в уездный город, то увидел, что власть в местном комитете захватили один студент и барышня», там эти «студент и курсистка говорили о земле и воле, вовсе не считаясь с необходимостью производства для обороны» [М.М. Пришвин «Дневники. 1914-1917» СПб.: Росток, 2007, с.367-402].
Точно так в Новгороде студенты после февраля 1917 г. оказались единственной революционной силой – иных опор новой власти против волны бандитизма не нашлось. «С ружьями и красными повязками на рукавах несли дежурство в студенческих отрядах по городу, когда в нём не оказалось охраны общественного порядка» [Н.Г. Порфиридов «Новгород 1917-1941. Воспоминания» Л.: Лениздат, 1987, с.33].
Вполне точными являются следующие детали мемуаров графини Марии Клейнмихель: «агенты Керенского, три студента-еврея, явились ко мне в сопровождении 20 солдат делать обыск». Во всех таких случаях советские и другие симпатизирующие революции историки замечали только численное преобладание рабочих и не желали признавать, что ими руководили студенты, вопреки подавляющему числу свидетельств. Так, на второй арест к графине явились уже 33 матроса. Одно не изменилось: «начальником их был студент». Именно студент внушал матросам ложный мотив ареста: телефонные переговоры графини с Вильгельмом II. Без таких студентов ни солдаты, ни матросы целенаправленно за ней бы не пришли: врываться ко всем подряд могли солдаты и рабочие без студентов грабежа ради. Но любые политически мотивированные действия совершали через студентов, получавших указания свыше из центров управления революцией. Для солдат «студенты и курсистки держали речи, пели революционные песни», «варили им обеды» [М.Э. Клейнмихель «Записки» М.: АСТ, 2014, с.168, 239-240, 280].
Это всё, что нужно для управления восставшими. Про английские деньги и масонские заговоры я писал подробнее в книге «Генерал Краснов. Информационная война» и дополнительно в последней версии «Альфреда Мильнера». Эта статья нужна для новой демонстрации того, насколько закономерна доказанная мною роль студентов в революции февраля-марта 1917 г.
На всей территории Сибири за февраль-октябрь 1917 г. образовалось всего-навсего 33 волостных и сельских советов крестьянских депутатов. Советская система насаждалась интеллигенцией сверху и вопреки ленинской публицистической мифологии не являлась продуктом народного творчества. Интеллигенция «явочным порядком» захватывала власть, образуя временные комитеты по типу ВКГД. Например, в Томском комитете из 130 человек было 10 солдат, 62 интеллигента и «небольшая группа рабочих» [Е.Н. Бабикова «Двоевластие в Сибири» Издательство Томского университета, 1980, с.61, 67].
Советский историк В.И. Старцев в 1965 г. в книге по истории рабочей милиции и красной гвардии в Петрограде писал, что половина красногвардейцев, выступивших против генерала Краснова в октябре 1917 г. была моложе 25 лет. В советской печати появлялись и утверждения о ведении в войсках Краснова широкой агитации недавними студентами [«Октябрьское вооружённое восстание в Петрограде. Сборник статей» М.: Наука, 1980, с.241, 247].
Большевицко-эсерский СНК, отбивший власть у Временного правительства, сплошь состоял из интеллигентских партийных идеологов, использовавших тот же пропагандистский аппарат воздействия на рабочих, солдат и крестьян. Большевицкий набор фанатиками-интеллигентами молодёжи просматривается в создании ВЧК.
Солдаты и матросы громили дворцы и устраивали запои. Всю политическую работу вели через студентов. Обыски у О.Л. Керенской 29 ноября с целью ареста её мужа производили матросы под руководством вольноопределяющегося Софронова и «студента-психоневролога» [«Дело Сибири» (Омск), 1917, №58, с.4].
Подпоручик Д.А. Сидоров вспоминал, что рядом с Петерсом в садистской ЧК работали настоящие интеллигенты: «Роттенберг (окончивший университет рижский еврей), Кикодзе (бывший офицер, студент), Вергилесов (бывший ночной выпускающий газету) и др. – все неглупые люди». На низовом уровне, конечно, среди чекистов преобладали, напротив, деклассированные люмпены [«Красный террор в Москве» М.: Айрис-пресс, 2010, с.244].
Система Советов, закрепившаяся в 1917 г., выражала суть революционной идеологии лучше, нежели парламентаризм, поэтому в предпочтениях крестьяне, солдаты и рабочие «следовали в этом только примеру революционной интеллигенции» [Борис Соколов «Защита Всероссийского Учредительного Собрания» // «Архив русской революции» Берлин, 1924, Т.13, с.20].
14 февраля 1918 г. автор дневника видел: «вместо купцов и мещан, веками сроднившихся с городским хозяйством, засели новые люди, интеллигенция и лица свободных профессий с громкой программой», «но без малейшего хозяйственного опыта» [«Источник», 1996, №3, с.50].
Самыми активными сторонниками нового режима также становились люди того же типа, что и в годы подполья. Фёдор Алексеевич Григорьев писал в дневнике 16 ноября 1918 г.: «все эти мальчишки – председатели и комиссары, – по всеобщему заявлению крестьян [село Овсянкино Витебской губернии], уголовные преступники, сидевшие по тюрьмам». То же он видел и в Петрограде [И.С. Глазунов «Россия распятая» М.: Голос-пресс, 2008, Т.I, Кн.1, с.176-177].
Народовольческий, а потом эсеровский, еврейский террор студентов в Российской Империи трубил о том, каким настанет грядущий СССР, когда они победят монархистов.
Молодёжь оставалась опорой советского строя в годы Гражданской войны, и она же наиболее активно сопротивлялась нападению Германии в 1941 г. при значительно более негативном отношении к советской власти лиц старших возрастов.
Подростки отличились даже в великих советских грабежах и насилиях 1945 г. Они бежали в Германию из СССР так, что за сентябрь и половину октября 1945 г. в Германии их было задержано 150, хотя здесь несравненно больше преступлений совершали оккупационные войска, всё равно обязательное появление банд подростков на местах свержения прежних режимов показательно [Н.В. Петров «По сценарию Сталина: роль органов НКВД-МГБ СССР в советизации стран Центральной и Восточной Европы. 1945-1953» М.: РОССПЭН, 2011, с.46].
Как правило, террористические акты и уличные массовые насилия служат внешним выражением наиболее активной силы, ведущей на слом существующего мироустройства. Так, западный молодёжный анархический культ 1960-х, также сопровождавшийся террористическими актами, показывал окончательное насильственное возобладание идеи либерального гуманистического атеизма, принудившего к победе принципов пантеизма в западном мире.
Маргарет Тэтчер пишет о внимании британского правительства к «детсадовскому марксизму», «это было результатом того молодёжного культа 1960-х, в соответствии с которым молодые люди воспринимались как источник чистого проникновения в суть человеческой природы». Левые захватили «контроль над многими студенческими союзами» для ведения подрывных кампаний [М. Тэтчер «Автобиография» М.: АСТ, 2014, с.143-144].
Следует отметить, что несмотря на длительные миллионные протесты рабочих в Британии при Тэтчер в 1980-е они не имели политических последствий, не привели к революции и смене правительства или формы правления, т.к. не существовало сил, способных воспользоваться рабочими как оружием и как прикрытием переворота.
«Талибан», контролировавший к 2001 г. 95% Афганистана, начинался как движение студентов, решивших вернуться на родину из Пакистана после вывода советских войск в 1989 г. Правительство Пакистана оказало им поддержку, рассчитывая взять под контроль управление и ресурсы Афганистана [А.В. Окороков «Секретные войны СССР» М.: Яуза, Эксмо, 2014, с.215, 218].
Будучи организованным и направляемым, молодёжное насилие продолжает служить самым надёжным инструментом свержения неугодных международным закулисным силам правительств. С помощью специально подготовленных молодёжных группировок был отстранён от власти в 2000 г. Милошевич в Сербии и в 2003 г. Шеварднадзе в Грузии [У.Ф. Энгдаль «Столетие войны. Англо-американская нефтяная политика и Новый мировой порядок» М.: Селадо, 2014, с.336].
Массовое молодёжное насилие до самых последних лет представляет крупнейшую опасность в любой стране. Погромы в Тоттенхэме в августе 2011 г. совершали банды подростков из числа мигрантов после убийства их вожака полицией. «Основная движущая сила уличных беспорядков – безбашенные подростки». Чтобы их остановить, властям Лондона пришлось потратить неделю и арестовать 888 человек. Точно таким же был повод для погромов 2005 г. в Париже: там подростки за ночь сожгли пятьсот автомашин [А. Шарый, О. Подколзина «Московский глобус» М.: Новое литературное обозрение, 2013, с.225-226].
Сейчас в Европе на 1 мая выходят на улицы стотысячные демонстрации не рабочих и профсоюзов, а студентов и молодёжи из числа фрилансеров и временных сотрудников [Г. Стэндинг «Прекариат. Новый опасный класс» М.: Ад Маргинем, 2014, с.10-11].
В 1960-е молодёжная контркультура путём массовых насильственных акций достигла свержения устоявшихся моральных норм, выразившихся в сексуальной революции, антирелигиозном плюрализме и всецелой беспринципности либерализма. Победа бунта 1960-х привела к заимствованию контркультурной риторики и богемного образа жизни буржуазной элитой. Крупнейшие компании в рекламных целях «приняли радикализм 1960-х в качестве корпоративной философии», стали пропагандировать «юношеский энтузиазм, радикальные эксперименты, отрицание устоявшихся норм» [Д. Брукс «Бобо в раю. Откуда берётся новая элита» М.: Ад Маргинем, 2013, с.121].
Мода на псевдоинтеллектуальное лицемерие устранила настоящую борьбу идей, подлинную работу ума, заменяя её рисовкой и соглашательством как с левыми так и правыми принципами. Господствующая безыдейность непременно проигрывает настоящей устремлённой убеждённости, новому террору.
С 2000-х достигнутое в 1960-е атеистическое господство подходит к концу. Последние теракты молодых исламистов служат показателем того, что теперь наибольшую соблазнительную силу имеет их идея, раз люди идут за ней на смерть. Во всякую эпоху террористы несимпатичны до омерзения, но их пассионарность выдаёт их силу, влечёт к подражанию им и к принуждению неспособных противостоять им, не имеющих идей, за которые стоило бы бороться, не жалея своей жизни.
Социологические данные о постепенном возобладании атеизма есть показатель неуклонного возрастания культурной смертности. За победой атеизма всегда следует гибель потерявшей всякие идеалы цивилизации. |
