Святая Русь – это отнюдь не совокупность удельных княжеств, включенных в состав Золотой Орды, а пространство чудес и волшебных преображений, знамений и откровений: это сакральная мечта тысяч людей, затерянных среди лесов и болот «равнины». Эти люди рассыпались, как крупа, по землям, которые прежде избегали осваивать развитые цивилизации вследствие скудности урожаев и сурового климата. Святую Русь созидали основатели монастырей и пустынножители, странники и столпники-затворники в веригах. Легенды об Андрее Первозванном, дошедшем с благой вестью до холмов киевских, о Николае Чудотворце, приплывшем в Новгород из Средиземного моря на большом валуне, о граде – Китеже, пребывающем до поры до времени на дне лесного озера и населенном праведниками и христолюбивыми ратоборцами, – это все Святая Русь, – наивное предание, несбыточная и прекрасная мечта, но мечта, принципиально отличная от той, первоначальной, которая требовательно толкала в спину первых славян-язычников, продвигавшихся по «равнине» с Запада на Восток. Для славян-язычников, волей-неволей оказавшихся на необъятных просторах Русской земли, ни о каком культурном развитии и речи не могло идти. Первоначальные колонисты строили жилища на скорую руку, а переждав долгую зиму, шли дальше – навстречу счастливой жизни, скрывающейся за очередным полем или лесом. Вот, только за очередным полем или лесом их ожидали новые топи и болота, да местные племена, не уступающие диким зверям в силе и хитрости. И некогда строптивые беглецы поневоле усмиряли свой буйный нрав, преисполнялись растерянностью или злобой перед бессчетными напастями. Они так бы и закоснели в своем дремучем невежестве и быстро бы выродились, став тупиковой ветвью развития славянской расы, не настигни их волна православия. То, от чего они бежали и отчего уклонялись их праотцы, обернулось благом.

Православие исключительно аскетично в своей основе. Выверенное многовековой византийской практикой, православное миросозерцание настаивает на строгой самодисциплине и потому действует избирательно. Особенно глубоко оно проникает в души храбрецов и мечтателей, а проникая, возжигает огонь в их сердцах и требует подвига, и становится страстью. Градус религиозного чувства стремительно повышался у такого неофита, превращая последнего в факел, способный пылать в топях и на берегах студеных озер и морей. Подвижники веры нарочно искали такие места, где умереть легче, чем выжить, и многие быстро погибали. Но находились и такие незаурядные натуры, которые олицетворяли собой неуязвимость духа перед природными стихиями. Именно эти единичные явления и представали в глазах селян живыми свидетельствами преобразующей силы православия.

Подвижники веры шли по жизни, как по тонкому льду. Из-подо льда за ними пристально следили водяные и русалки, терпеливо дожидались, когда праведники оступятся и провалятся под тяжестью своих грехов. И если подобное происходило, то нечистая сила без промедления вцеплялась в раба Божьего и уволакивала несчастного в безмолвную и непроглядную глубину. Но, стойкие перед соблазнами и напастями мира сего, люди достигали беспримесной праведности и служили образцами для подражания. Равняясь на них или подражая им, возрастали в добродетелях их последователи, послушники или ученики: даже целые семьи и поселения постигали преимущества жизни нравственной, воцерковленной над жизнью, преисполненной различных похотей и вожделений.

Да, православие требовало постоянного самовоспитания, но и помогало достойно преодолевать лишения и трудности, оберегало от уныния и отчаяния. Привыкшие брать и отнимать, постигали мудрость жертвования: дерзкие в своих предосудительных поступках стали наталкиваться на внутренние запреты. Православие меняло как отдельных людей, так и поведение жителей целых городов и княжеств: накладывало неизгладимую печать на сам характер русского человека. Славянин-язычник Киевской Руси, идущий громить хазар, и московит, весь сжавшийся в комок нервов при известии о приближении к городу войск Тамерлана, это совершенно разные люди, скорее антиподы, нежели родственники, соединенные узами племенного родства. Если язычник мог рассчитывать лишь на свои силы и покровительство своего оберега, то православный московит непоколебимо верил в незримую связь своего жалкого существа с метафизическими сферами и до своего последнего вздоха рассчитывал на их поддержку, даже берясь за изначально провальное дело.

Сдержанность в проявлении своих чувств, невнимательность к внешним тяготам, медлительность в реализации своих планов, вкупе с неистребимой мечтательностью и способностью довольствоваться малым – все эти свойства, обретенные в ходе колонизации «равнины», последующей христианизации жителей Русской земли и накопленного опыта жизни под чужеземным, иноверческим игом, легли в основу характера насельников волго-окского треугольника. В каждом прожитом году выпадало немало дней, которые казались православным людям кануном Страшного суда, но благодаря вере в загробное существование, смерть утрачивала трагичные тона: смерть стала привычной и повсеместной. Нередко, умирающие провожали покидающую их жизнь, улыбкой.

Аскетичное православие творило в суровом краю чудеса. Люди жили в бедности, но не скупились на возведение храмов и пожертвования монастырям: неурожаи претерпевали, тяжесть дани выдерживали, а несправедливости облегчали проявлениями сострадания к ближнему. Всматриваясь в те далекие времена, мы не обнаруживаем на разоренной Руси каких-либо политических событий, за исключением того, что такой-то город сожжен, а такой-то всего лишь разорен. Историки без устали муссируют подробности Ледового побоища на Чудском озере или Куликовской битвы. Но оба эти сражения никак не отразились на зависимом положении русских от татарского ига. И в то же время, пребывая под гнетом иноземной власти, жители волго-окского треугольника сосредотачивали свои нравственные силы.

Вся Северо-Восточная Русь находилась вдали от большаков сего мира, и не откуда ей было ждать своего освобождения. И все же, из пепла сожженных городов возникали новые слободки: под непролазными снегами продолжала пульсировать жизнь в постах и молитвах, в трудах и службах. Кто-то погибал от бессчетных напастей, кого-то угоняли в постылое рабство, кто-то уходил в разбойники. Но, среди мерзости запустения разоренных городков, чудодейственным образом возрождалась новая жизнь, среди лесов дремучих возникали пустыни. Напор людей православных, ищущих божественного света, не только не ослабевал, но, наоборот, возрастал из десятилетия в десятилетие. Сила народная набухала в тесноте, вдали от сторонних глаз…и вдруг разворачивалась в виде ново-отстроенного монастыря или возведенного детинца. Все эти убыли и приобретения, потери и достижения, умирания и возрождения непостижимым образом переплетались между собой, стягивались в нити привычек и навыков, отливались в обручи традиций.

Что же придавало терпения и стойкости жителям погибшей Киевской Руси? Что понуждало их «перетекать» в неприветливые пространства Северо-Восточной Руси и там сосредотачивать свои силы?

В канун XIV в. из Киева во Владимир переезжает митрополит, обозначая новый центр духовной жизни на Русской земле. Этот переезд послужил толчком для возрастания накала религиозных чувств у многих жителей волго-окского треугольника. Да, их земли завоеваны, но их души не покорены. Да, вокруг творится много зла и беззакония, но если зло считать непобедимым, то сама жизнь утрачивает смысл, ибо в ней уже не остается места для всеблагого Бога. Если же Бог есть, то есть исток добра и света.

Люди бежали в дремучие муромские леса, в заволжские дали, чтобы быть недостижимыми для происков зла. Но не только это стремление укрепляло дух жителей Cеверо-Восточной Руси. Константинополь, доступный лишь отдельным подвижникам да первоиерархам, продолжал излучать свет благочестия, и самим фактом своего существования укреплял надежду в душах православных людей о том, что жизнь может быть устроена иначе, может быть добродетельной и красивой.

Константинополь никогда не был для насельников Русской земли «злым хозяином», захватчиком земель, властью, насиловавшей народ. Но, благодаря своей миссионерской политике, великий город неизменно оставался для православных славян могущественным центром влияния. Даже когда империя территориально сжалась до размеров удельного княжества, Царьград продолжал оставаться предержателем божественных истин. Так как подавляющее большинство жителей Северо-Восточной Руси никогда не бывали в столице христианского мира, то город неизбежно приобретал в их сознании фантастические черты, и во многом его облик сливался в их сознании с обликом Китежа или Града Небесного. Идеализация жизни в столичном Константинополе выступала нравственным противовесом действиям золотоордынских властей и не всегда благовидных поступков русских князей.

Когда же до Руси докатилось известие, что Византия погибла, ужас и растерянность охватили православные души. Многие буквально «часовали» в ожидании неминуемого скорого Судного дня. Но время шло, неспешно отодвигая наступление конца света. Стоило «царевне цареградской» с небольшим Двором переехать в Москву и стать супругой Ивана III, как острота тревожных ожиданий несколько притупилась, и появились иные настроения. Да, Константинополь погиб, но есть подходящие места для строительства нового Рима. И люди, подходящие для такого строительства, тоже есть…

В Москве и сопредельных с ней княжествах формировалась великорусская историческая общность, у представителей которой было ярко выражено государственное чувство, т.е. безусловен приоритет пользы для государства перед всеми другими интересами (личными, семейными, клановыми). Великорусский народ как носитель и защитник истины жил в окружении стран, где творилось самое вопиющее беззаконие. Московит терпеливо нес на себе тягло царской власти, которая, в свою очередь, противостояла всему католико-мусульманскому окружению. Потомки создателей Святой Руси, обретя политическую независимость, чувствовали себя единственными заступниками веры. Являясь частью растерзанного и погибшего православного мира, они были вынуждены своим жертвенным служением восполнять те пустоты и провалы, которые образовались вследствие завоеваний иноверцев. Они и только они – надежда всех настоящих христиан.

Именно это мессианское переживание своей значимости и роли среди всеобщего разорения и запустения и влекло в Московию других людей, для которых православие служило основным содержанием жизни. Речь Посполитая, которая владела землями, прежде составлявшими основу Киевской Руси, не смогла удержать подданных в пределах своего королевства. Православные жители Юго-Западной Руси воссоединились с великороссами и стали малороссами, или украинцами (жителями окраины). Ничего странного в подобной рокировке нет. Социальные роли меняются даже в рамках одной семьи: дети взрослеют и обретают самостоятельность, а родители стареют и нуждаются в опеке. Новая религия (христианство) опрокидывает языческих богов, и деревянные истуканы летят с обрыва в реку, а некогда влиятельные колдуны и шаманы становятся изгоями общества и беглецами. Жизнь бурлит, вскипает, гонит по земле волну за волной завоевателей, проповедников, беженцев: кочевники привыкают жить на одном месте, оседлые люди оказываются в положении неприкаянных скитальцев.

Но между православными иерархами Киева и Москвы не затихает долгая тяжба за первенство, которую мы наблюдали между прелатами христианской Церкви Ветхого Рима и Второго Рима. Схожесть тяжбы заключалась в том, что все православные на Русской земле «вышли из одной купели», но после гибели Киевской Руси именно в волго-окском треугольнике сформировался тип подвижника – строителя Святой Руси, обретшей свое материальное воплощение в Московии. В первой четверти XV в., с санкции еще не погибшего Константинополя, киевляне восстановили митрополичью кафедру в своем городе. Однако в конце XVI в. в Москве возникло свое патриаршество, конечно, самопровозглашенное вследствие отсутствия единого центра во Вселенской православной церкви, переживавшей не лучшие времена. Киевские митрополиты относились к подобному самопровозглашению довольно скептически. Но когда произошло воссоединение великороссов с малороссами, то киевским митрополитам не оставалось ничего иного, как признать свою «малость» перед «величиной» московских коллег. Так, потомки Киевской Руси окончательно «уменьшились», а московиты «возросли» в русской истории и в православной церкви, которая все более обретала национальные черты и свойства. Отрицание «детьми» роли «отцов», довольно часто случающееся в семьях, наглядно свидетельствует о том, что православная церковь – отнюдь не Царство Божие на земле, а всего лишь собрание людей, верящих в наступление подобного царствия после Судного дня.

В крещеной Киевской Руси большое внимание уделялось проповеди: ведь христианизация населения – процесс длительный, кропотливый, сопровождаемый многочисленными эксцессами, массовым отступничеством и т.д. Миссионерами являлись преимущественно православные славяне из других государств. Впрочем, довольно быстро появились проповедники из местного населения. «Слово…» митрополита Иллариона как раз и есть пример такой действенной «доморощенной» проповеди.

В Московии с проповедями дело обстояло значительно хуже вследствие ее отдаленности от очагов православного просвещения. Поэтому в воспитании религиозного чувства ключевое значение играла литургия. Причем ее роль стала столь велика, что земледельческая, ратная, скитальческая, ремесленная деятельность также воспринимались как литургическое служение. Жизнь как беспрерывное литургическое служение отличалась неотмирностью, т.е. нацеливалась на преодоление ига смерти, на попрание ужаса тлена. Жизнь как утверждение вечного на грешной земле отличалась внешней скромностью, приветствовала бедность и взывала к правде сердца.

Отрицательный заряд ударил по Московии с восшествием на престол Петра I. Как хорошо известно, он перенес столицу государства в заболоченное устье Невы и там основал прекрасный город по античным образцам. Государь воздвигал столицу на костях тысяч крепостных крестьян, согнанных для небывалого по размаху строительства со всей огромной страны. Стремление Петра I «прорубить окно в Европу» означало признание пагубности русского изоляционизма. Проевропейские симпатии молодого правителя России шли в разрез с устоявшимися умонастроениями московского общества, которое жило в русле византийской традиции. Вместе с письменностью и православием, с храмовоздвижением и иконописью, с исихазмом и стратегией создания Третьего Рима, из Византии в московское общество пришло и стойкое предубеждение ко всему европейскому, насквозь пропитанному античностью и жаждой обогащения.

Реформы Петра сопровождались болезненной ломкой этого устоявшегося умонастроения. Если Московию сложили знать и духовенство, которые были укоренены своими родословными и традициями в Русской земле и впитали в себя многие нравы и обычаи Золотой Орды, то Петр I рекрутировал в ряды своих сподвижников и соратников людей из разных социальных групп и широко привлекал иностранцев, а точнее сказать, европейцев. Молодой государь инстинктивно понимал всю меру необходимости ученичества у тех, кто лучше остальных выплавлял пушки, строил корабли, муштровал боевые порядки и возводил фортификации. Римляне времен пунических войн непременно похвалили бы Петра I за старательность, за его готовность быть мореходом, плотником, пушкарем.

В 1721 году в построенной новой столице Петр I объявил себя императором. По сути дела, это был вызов Западу. Ведь там уже давным-давно существовала империя – Священная Римская, и других империй не могло существовать в европейском мире. Испания, Франция, Англия, Португалия, Голландия, несмотря на значительное увеличение своих территорий, неизменно именовались королевствами. И вдруг империя – на Востоке.

Точно таким же вызовом христианскому миру и Византии некогда явилось возникновение империи франков, а затем создание Священной Римской империи. Сакральный смысл империи состоит в том, что она претендует служить оболочкой целого мира. Но что может быть совершеннее уже существующего европейского мира?

Не будем забывать, что XVIII в. – пора европоцентризма, постулирующая, что Европа – это лучший из всех возможных миров. Создание альтернативной империи обрекало Россию на непрерывные войны с Западом. Милитаризация всей жизни молодой империи стала неизбежным следствием петровских реформ. Чтобы устранить внутреннюю оппозицию, Петр I расправился со старомосковской знатью, низвел православную церковь до одного из своих государственных департаментов, открыл широкую дорогу для европейских заимствований, создал новое служилое сословие и вверг огромную страну в длительное вооруженное противостояние с соседними державами.

На первый взгляд, русская история может показаться катастрофической. В переломные эпохи, буквально в одночасье разрушаются политические конструкции, переиначиваются вековые устои, и растерянное общество опять оказывается в том времени, когда первоначальные славяне – колонисты шли в кромешную неопределенность с жалкими пожитками, надеясь обустроиться на новом месте. Мечта о молочных реках и кисельных берегах – о жизни прекрасной – возобновляется в каждую эпоху в новом варианте, но сущность ее остается неизменной. Что же касается катастрофичности разрушений в переломные эпохи, то они присущи и мировой истории во все ее периоды. Если посмотреть на Европу (в пределах владений Древнего Рима) не как на мозаику государств, а как на единую территорию, не слишком отличающуюся по площади от территории Русской земли, то мы легко обнаружим в европейской истории попеременные возвышения итало-французского конкордата, испано-португальской государственности, англо-голландского содружества, германского «штурма и натиска». Причем, каждая из этих исторических общностей стремилась притеснить, а порой и просто уничтожить своих соседей или противников, или предшественников по первенствующей роли в европейском мире. Так что гуманитарные катастрофы, политические разломы и религиозные расколы, имевшие место на Русской земле, в определенной степени отражали процессы в Европе, несмотря на всегдашнее «русское одиночество». Все это говорит о том, что греческий мир (еще раз напомним, – все началось с греков), несмотря на свою двухполовинчатость, един, взаимосвязан, полнится схожими миражами и соблазнами, терзаем одинаковыми страстями и обуреваем одними и теми же надеждами. Житель Киевской Руси имел совсем иной состав чувств, нежели московит, а петербуржец выглядел полной противоположностью московита, и, тем не менее, эти типы органично вписаны в русскую историю, являются ее содержанием и ее достоянием.

Петр I избегал обрядов, обычаев, верований, которые низвели православный Восток до столь жалкого состояния: он хотел поклоняться фетишам и ценностям, которые сделали Европу могущественной. Создание империи с европейским «акцентом» замыкает собой краткий перечень ключевых дат русской истории.

Нетрудно суммировать все ключевые даты и формулы в одной таблице.

Таблица 1.

Ключевые даты и формулы русской истории

        Если в 862 г в арабских летописях появилось первое упоминание о существовании Русской земли, то следующий год интересен завершением многотрудной работы Кирилла и Мефодия по созданию славянского алфавита. Есть точная дата (24 мая), когда два брата отчитались перед имперскими и церковными властями Византии о том, что можно переводить на славянский язык богослужебные книги.  Первыми реципиентами (благополучателями) оказались моравские князья, которые в этот момент находились при императорском Дворе. Таким образом, 24 мая можно отмечать как день возникновения из исторического небытия Русской земли и как день появления славянской письменности, благодаря которой жители Русской земли сумели приобщиться к тысячелетней православной культуре.

       Крещение для киевлян началось 28 июля 988 г.: этот день также необходимо отмечать, как важнейшую веху в истории жителей Русской земли.

       Хорошо известно, что в 1497 на царской печати Ивана III появилось изображение двуглавого орла в качестве символа преемства с византийской традицией, был издан Судебник, составлен список знатных родов, представлявших сбой правящий класс тогдашней Московии. Именно в этот год стратегия Третьего Рима поучила свое оформление. А 30 сентября – день издания Судебника можно считать днем рождения Третьего Рима.

        2 ноября 1721 г. была провозглашена Российская империя.

        Все эти даты соединяют нас с живой историей, укореняют жителей  Русской земли в споре с разрушительными процессами и должны служить основными праздниками, наряду с праздниками сугубо православными: Рождеством, Пасхой, Троицей, Покровом.

Юрий Покровский

для Русской Стратегии

http://rys-strategia.ru/