Беспощадное и безумное деление всего и вся ради обретения и удержания власти коснулось всех слоёв общества, включая священнослужителей православной церкви, не призывавших, уподобившись большевикам-самозванцам, бороться всех со всеми, а пробуждавших в душе человека совесть и высокие нравственные чувства. Разделяя церковь, неблагочестивые большевики-безбожники правдой и неправдой привлекали на свою сторону раскольников, продавших душу дьяволу и других духовно не окрепших людей, но чаще всего, как правило, они действовали хорошо отработанным и проверенным на практике бандитским способом: аресты, вооружённый грабёж и разрушение до основания церквей и храмов, построенных на народные средства. Большевицкие служаки, совершая варварское нашествие на церковь, после ареста священнослужителей подвергали их пыткам, а затем одних расстреливали, а других бросали в тюрьмы либо ссылали. На глазах у рыдающих богомольцев, верующих прихожан, они нагло разоряли и оскверняли храмы, срубали золочёные кресты, сваливали купола и колокола, беспощадно уничтожали иконы и грабили церковное имущество.
Подобное бандитское нашествие на русскую православную церковь совершалось и раньше. Так, во время Отечественной войны 1812 года крайне разнузданные  французы, захватившие без боя Москву, устраивали в православных храмах конюшни, а в одном из кремлёвских соборов превратили в скотобойню. Однако разрушать храмы и церкви они не осмеливались. Драгоценные ризы, расшитые золотой нитью, использовали как попоны для лошадей. Ломали иконостасы, срывали иконы и сжигали их вместо дров. Оклады икон из серебра и золота вместе с другими церковными предметами переплавляли, чтобы увезти с собой драгоценный металл. Воины французской армии под началом Наполеона, поражённого страшным недугом властолюбия и тщеславия, превратились в грабителей и мародёров. В какой-то степени такому дикому варварству способствовало безбожное западное «просвещение», которое намеревался, во что бы то ни стало и, несмотря ни на что, навязать православной России «всесильный» французский император, поставивший цель подчинить себе сначала Европу, а потом и весь мир. Подражая западному «просвещению», под влиянием вольтеровского вольнодумия и в России, бережно хранившей духовно-нравственные ценности на протяжении многих веков, некоторые «просвещённые» соотечественники собирались чужими руками построить безбожный рай на земле. Проходили годы, десятилетия, и призрак безбожной власти, бродивший в Европе, докатился и до земли русской, где под началом полуобразованных и воинственных вожаков совершился октябрьский переворот семнадцатого года, повлёкший за собой разруху, голод, гибель десятков миллионов безвинных людей и полное окончательное закабаление народа.
После большевицкого переворота на земле русской православные церкви беспощадно грабили и разоряли вовсе не французы и не чужие, а свои люди по приказу своих же безбожных большевицких и партийных диктаторов, свободных от совести. В некотором смысле повторилось бандитское нашествие на церковь, совершённое более ста лет назад французами-завоевателями – чужими людьми. Следуя дурному опыту осквернения православных святынь, большевицкие воинственные безбожники пошли гораздо дальше чужеземных варваров, разрушая храмы и церкви не только в Москве, но и везде и всюду на русской земле. Кроме того, они же арестовывали безвинных священнослужителей и срывали с них облачения. Затем одних расстреливали и сваливая их трупы в канаву, а других загоняли в тюрьмы либо ссылали. Такое ужасное большевицкое нашествие на церковь продолжалось долгие десятилетия, и его жертвами стали десятки тысяч, а, может быть, и больше безвинных благочестивых людей, наставлявших каждого человека любить ближнего своего как самого себя.
Непревзойдённые «герои» того времени, ставшие под кроваво-красные знамёна революции, по своей чудовищной жестокости оказались впереди планеты всей. Их больные сердца подтачивал ненасытный червь ненависти. Их разум пленила жестокость, а милосердие, сострадание и любовь к ближнему были для них пережитками прошлого, с которыми большевицкие «мудрецы» призывали покончить раз и навсегда, следуя западной науке разрушения. Ими полностью овладевали человеческие пороки, порождавшие страшный грех, который становился настолько тяжким, что своим грузом придавливал их к земле, вынуждая всё больше и больше нагибаться и по своему внешнему облику всё больше уподобляться четвероногим животным. Эти сугубо греховные люди, свободные от стыда и совести, теряли своё человеческое лицо, своё человекоподобие. И в этом было всего лишь внешнее сходство таких падших людей и животных. Внутренне они настолько перерождались, что по своей жестокости превосходили всякое животное, даже хищников, которые никогда и ни при каких обстоятельствах, даже самых тяжёлых и невыносимых, не уничтожали и не уничтожают себе подобных, как это делали духовно опустошённые люди, оказавшиеся во власти дьявольских сил.
Живыми существами, потерявшими человеческий облик и даже облик человекоподобной обезьяны, были не только сначала многие большевики, а потом и партийцы, вооружённые «единственно верной теорией», но и их многочисленные служаки с оружием в руках, вынужденные вольно или невольно исполнять жестокие кровавые приказы иногда и ценой своей жизни. Такие греховные и преступные деяния совершались под лживым и лукавым лозунгом равенства, братства и свободы не ради спасения народа, а ради своей славы и ради власти своих обезумевших повелителей и приказчиков.
Откуда же брались такие жестокосердные, «бесстрашные» люди – верные служаки революции в потертых замусоленных кожанках и с наганом или с винтовкой в руках? Вышли все они из народа, и подавляющее их большинство – вчерашние крестьянские дети, едва достигшие совершеннолетия. Одних, с трудом овладевших простейшей грамотой в школе, лишённой спасительной духовно-нравственной основы, призывали в обязательном порядке на службу через военкоматы. Другие же по собственной воле либо по рекомендации местных партийцев-чиновников поступали в училища, где их натаскивали на вооружённый поход на мирных безоружных людей, который предстояло им совершать по отмашке большевицких и партийных диктаторов, так называемых «слуг народа». Находясь на службе и приняв присягу, они обязаны были выполнять приказы сверху, несмотря на то, что большинство из них были безумны и, как правило, преступны. Приказ на военной или чекистской службе – это своеобразный закон для подчинённого, который не обсуждается, а исполняется. А это означает, что принявшие присягу служаки вынуждены были арестовывать родителей и родственников своих сослуживцев, их грабить, конвоировать в тюрьму или расстреливать. Если же у кого-то просыпалась совесть, и он осознавал, что убивать и грабить даже по приказу – большой грех и преступление, то его ждала такая же печальная и трагическая участь, как и многих невинных жертв революции, которых арестовывали и беспощадно казнили. Поэтому чудовищная репрессивная машина, изобретённая большевицкими безумцами и хорошо отлаженная, срабатывала сразу, всегда и всюду без сбоев, и под её массивные тяжелые колёса попадало всё большее и большее число безвинных и беззащитных жертв. А самозваные большевицкие вожаки при этом ликовали и торжествовали, почуяв силу неограниченной сатанинской власти.
С каждым годом самозваная безбожная власть большевиков крепчала. Её жертвами становились сначала тысячи, а затем сотни тысяч и миллионы людей. Волна вопиющего беззакония и чудовищного безумия захлестнула всю русскую землю, покрывавшуюся сетью тюремных лагерей, которые не по дням, а по часам разбухали подобно раковой опухоли. В отдалённые места Севера, Урала и Сибири, совсем не пригодные для проживания и сельского хозяйства, где свирепствуют трескучие морозы, загоняли сотни тысяч вчерашних крепких крестьян, священников, учёных, врачей, высококвалифицированных специалистов и даже опытных рабочих. Большевицким «правосудием» без права обжаловать все они признавались «врагами народа» и «контрреволюционерами». И среди них по численности преобладали вчерашние трудолюбивые крестьяне, разорённые, ограбленные и изгнанные из своей родной земли. И таких безвинно пострадавших было великое множество – десятки миллионов.
Преступное насильственное дробление общества и семьи, раздел награбленного имущества и продовольствия, разрушение православной церкви – всё это превратились в крупномасштабное варварское нашествие на русский и братские народы, при котором одни безвинные жертвы лишились жизни, а другие свободы. И таких жертв сатанинской революции становилось всё больше и больше. Оставшиеся на свободе рабочие в городе и крестьяне в деревне оказались тоже далеко не свободными. Рабочие работали на заводах и фабриках за нищенскую зарплату, которой едва хватало, чтобы свести концы с концами и прокормить свои семьи. А крестьяне обязаны были сначала платить немыслимо большие грабительские налоги, а потом, после сплошной, насильственной коллективизации, выплачивая непосильные советские оброки, они вынуждены были почти бесплатно работать в колхозе,  получая за свой рабский труд не заработанный хлеб и не деньги, а пресловутые палочки.
Под лукавым лозунгом «Вся власть народу!» произошло не освобождение народа от подневольного труда, а полное и окончательное его закабаление. Большевицкие полуобразованные вожаки были не настолько наивны, чтобы не понимать простую истину: никогда, нигде и ни при каких обстоятельствах даже в цивилизованном государстве власть не принадлежала полностью народу. Однако они твёрдо знали: вожделенный заманчивый лозунг «Вся власть народу!» нужен для одурманивая и оболванивания народа, а вовсе не для передачи ему хоть какой-то малейшей доли власти в «триумфальном» шествии в «светлое будущее». Под прикрытием партийных и других массовых сборищ «с единогласным одобрением» в сопровождении громкими продолжительными аплодисментами, переходящими в бросание лаптей, вся нераздельная власть оказалась только в одних нечистых руках, обагрённых кровью, руках партийных вожаков, а вовсе не народа, лишённого даже самых незначительных властных полномочий.
Всеобщее восхваление самозваной власти и полное одобрение её безумных решений демонстрировались не только на больших и малых партийных сходках и сборищах, включая съезды, но и при многолюдном шествии народном на Красной площади, которая становилась не красивой в прямом смысле этого слова, а действительно красной от многочисленных развивающихся флагов кровавого цвета. С весёлыми задорными песнями демонстранты несли кроваво-красные флаги и огромные портреты давно умерших «гениальных партийных вожаков», начертавших «единственно верный путь» в светлое будущее. Над толпой высоко возвышались и портреты здравствующих верховных властителей, ведущих народ по пути, завещанному их «выдающимися предшественниками». Некоторые шествующие на площади, заблудшие не по своей воле, всё же искренне верили, что светлое будущее скоро, не сегодня так завтра непременно наступит, и считали за честь принять участие в мирной демонстрации с песнями и плясками. Они шли, чтобы посмотреть на живых партийных вожаков, вознёсшихся на высокую трибуну гранитной гробницы с прахом своего, не преданного земле кумира, который, по меткому слову поэта, оставался для них «живее всех живых». Верховные партийцы вовсе не думали о том, что их кумир давно помер, и прах его не приняла земля за его страшные греховные злодеяния.
Многотысячное шествие по площади было хоть и мирным, но далеко не свободным и вовсе не добровольным. Подавляющее большинство людей шло на площадь не по собственной воле, а по принуждению – партийной разнарядке или приказу своего начальства, не выполнить который не всякий подчинённый осмеливался, дабы не потерять работу.
Демонстранты несли не только флаги и портреты, черно-белые и многоцветные, но и большие и малые плакаты, красиво разрисованные и прославлявшие вождей и партию. Чаще других мелькал плакат «Слава КПСС!», написанный крупными буквами, чтобы было видно его издалека. Словосочетанием этих слов, мало кому понятных по смыслу, партийные «мудрецы» стремились заменить всем понятные слова «Слава Богу!», которые не писались на плакатах, а произносились и повторялись очень часто всяким благочестивым человеком. Многие здравомыслящие люди недоумевали, за что же прославлять партию, которую партийные невежественные диктаторы вопреки всякому здравому смыслу призывали называть честью и совестью народа.
Из многолюдной, шумной, народной толпы периодически доносилось многоголосое, громкое «Ура!». Всю огромную площадь от края до края непрерывно заполняли весёлые песни и музыка громкоговорителей. Очень часто повторялись песенные задорные слова «Эх, хорошо в стране советской жить!». Внешняя весёлость толпы вовсе не отражала внутреннее состояние и настроение многих шествующих, как бы того не хотели устроители массового шумного шествия по указке партийных вожаков. И это касалось множества людей, за честный добросовестный труд причисленных к «врагам народа», и гораздо большего числа людей, чьи самые близкие родственники: отцы и матери, братья и сёстры – были расстреляны либо томились в тюрьмах или ссылках. Таким демонстрантам было вовсе не до веселья и не до смеха без причины в бурлящей толпе, которой никогда не управлял и не управляет ни разум, ни рассудок каждого из собравшихся вместе людей. И на них с высокой гранитной трибуны смотрели дряхлеющие партийные властители судеб народных, испытывая при этом чувство глубокого удовлетворения от того, что покорный терпеливый народ идёт «правильным путём».
Заканчивались весёлые шествия, которые устраивались ежегодно весной и осенью в так называемые советские праздники, введённые большевиками в честь своей победы над народом, и начинались суровые будни, когда народ страдал, терпел и безмолвствовал. И некоторые люди продолжали верить партийным властителям и надеяться, что завтра будет лучше, чем вчера. Надеялись, что совсем скоро наступит вожделенное «светлое будущее», что «нынешнее поколение будет жить при коммунизме», как было во всеуслышание заявлено с высокой партийной трибуны. Чтобы радужные надежды никогда не покидали обманутых людей, на всю катушку была запущена мощная пропагандистская машина, включая прессу, радио, телевидение и локальные сборища для политпросвещения, а по сути, для оболванивания народа. Приводили в действие такую машину опытные партийные бумагомаратели и демагоги, знавшие цену и силу слова, напечатанного в «Правде», в которой правдой никогда не пахло от начала её сотворения. Следуя «мудрым» заветам и наставлениям своих «гениальных вождей», они нагло и открыто отрицали Слово, которое было в начале и через любовь к ближнему своему сплачивало и сплачивает людей, спасая их от растления и духовного опустошения. Слово же партийных богоборцев, громко произнесённое и красиво напечатанное, призывало не к взаимной любви, а к классовой ненависти и беспощадной борьбе вплоть до уничтожения неугодного класса. Растлевающие пагубные слова, направленные на разобщение и разрушение семей и русской нации, как опасную заразу, разносили сначала газеты, а потом радио, кино и телевидение. И бороться с её мгновенным распространением было невозможно – раз и навсегда был поставлен крест на свободе слова. И бедный несчастный народ вынужден был довольствоваться словами, старательно выписанными и окончательно выверенными партийными безбожными борзописцами. И многие люди им верили, не задумываясь о том, что не всякому слову следует верить, если оно даже напечатано красивыми буквами в самой главной партийной газете «Правда». Те же, кто пытался подвергнуть сомнению напечатанные или громко произнесённые слова с высокой партийной трибуны, попадал под тяжёлое репрессивное колесо, лишаясь не только свободомыслия, но и свободы, и даже жизни. Под страхом такой трагической участи порабощённый народ вынужден был молчать и верить красивым утешительным словам: «Правильной дорогой идёте, товарищи!».
Со страниц многотиражных газет, центральных и местных, не сходили хвалебные статьи о «гениальных вождях», их верных последователях и об их «выдающихся» заслугах. Их портреты, большие и малые, не только припечатывалось почти в каждом номере на первой странице, но и развешивались во всех многолюдных местах, не исключая мест, куда царь ходил пешком. А для объективного правдивого освещения жизни трудового народа и о наболевших острых социальных проблемах не хватало места ни в «Правде», ни в других газетах более мелкого пошиба.
Некоторые советские писатели и поэты, затуманенные социалистическим реализмом, пели славу «великим вождям» и коммунистической партии и слагали стихи и песни о том, как «хорошо в стране советской жить». Снимались разные развлекательные фильмы-комедии. Показывали, например, как вожделенные тракторы пашут землю на широких колхозных полях везде и всюду. И подобные фильмы-сказки с главным героем, весёлым и счастливым трактористом, устремлённым в «светлое будущее», демонстрировались в то смутное советское время, когда трактор в деревне был большой редкостью, хотя и проходили десятилетия после октябрьского переворота, а за несколько лет до него первые трактора уже пахали землю на русских крестьянских полях. Однако в советском кино, признанном «вождем мирового пролетариата» важнейшим искусством, не показывали согбенных мужиков с плугом, пахавших в поте лица до изнеможения от зари до зари. Не показывали, как деревенские бабы, выбившись из последних сил, тянули плуг вместо коня, как они, обливаясь потом, жали жито серпом на поле широком, на поле чужом колхозном, и за свой тяжёлый подневольный труд почти ничего не получая.
Всё это означает, что и во всех кинофильмах, и в многотиражных газетах, да и в «великих творениях» советских писателей – «классиков» не находилось места для правдивого рассказа о суровых буднях трудового народа. Не писали и не показывали о том, как в подавляющем большинстве колхозов и совхозов от начала их сотворения до и после смерти «гениального отца всех народов» не было не только тракторов, комбайнов и механических жнеек, но и здоровых сильных лошадей, пригодных для работы в поле. Были же истощённые и изможденные клячи, которые после голодной зимовки не могли сами встать на ноги и на которых предстояло весной пахать сырую землю, когда такая пахота не всегда была под силу даже здоровой лошади. Не писали и не вещали о том, как пахарей и сеятелей с колхозным ярмом на шее душили советские диктаторы непосильными грабительскими налогами. Как во многих крестьянских семьях не хватало хлеба до нового урожая и как крестьяне вынуждены были ранней весной выкапывать мёрзлую прогнившую картошку, а летом собирать после жатвы случайно упавшие колоски, за что их ловили и сажали в тюрьмы. Не писали и о том, как полуголодные колхозницы-крестьянки жали жито на поле не барском и не своём, а на чужом, колхозном. Как они с серпом в руках трудились под палящим, изнуряющим солнцем до ломоты в суставах и, выбившись из последних сил и потеряв сознание, падали в обморок…
Во всеуслышание восхвалялись везде и всюду «стройки социализма», но не говорилось о том, что они велись мозолистыми руками миллионов людей, без суда и следствия загнанных в тюрьмы подальше от родного дома, от родной семьи и оторванных от плуга и станка, от рабочего стола и любимого дела. Умалчивалось и о том, что ударные строители «светлого будущего», находясь за колючей проволокой, испытывали все круги рукотворного земного ада. Тщательно скрывалось и о том, как миллионы безвинных людей сначала подвергались зверским пыткам при выбивании показаний, а затем расстреливались. Как страдали и томились в тюрьмах и ссылках заключённые, превращённые в дармовую рабскую силу, как они жили и трудились в нечеловеческих условиях: ночевали в сырых землянках и холодных бараках, открытых всем ветрам. Как спали на жёстких многоярусных нарах, сколоченных из неотёсанных жердей. Как питались баландой, от которой становилось тошно. Как замерзали в мокрой рваной одежде и падали в обморок с лопатой или киркой в руках. Как над ними, полуголодными и беззащитными, издевались все, кому не лень: и урки-рецидивисты, и надзиратели, и тюремное начальство. Как выбившиеся из последних сил невольники, измождённые тяжёлым, непосильным трудом, умирали в муках и страданиях, не дождавшись освобождения, как их трупы сваливали в одну яму либо канаву без гробов, как тела расстрелянных топили в прорубях и болотах. Не писали и о том, что «великие стройки социализма», все без исключения политы кровью и усеяны костями народными, но об этом сейчас знают многие: и те, кто чудом выжил, пройдя все круги земного ада, и те, чьих родителей и родственников не миновала сия горькая чаша…
Народ безмолвствовал и терпел. Народ трудился, строил, пахал и сеял, а партийцы, разделяя, властвовали. В дополнение к безумному чудовищному разделению общества и семей, земли и хлеба насущного произошло умопомрачительное коммунистическое разделение труда – народ работал в поте лица, а партийцы вместе со своей многочисленной камарильей и служаками, восседая на престоле власти, пожинали плоды народного труда. Если до октябрьского переворота считалось: один с сошкой, а семеро с ложкой, то при коммунистическом разделении труда, «справедливом и свободном», нахлебников-бездельников с ложкой стало в семью семь раз больше. В этом заключалась трагическая кульминация беспощадного деления всего и вся ради власти и славы, продолжавшего сеять непримиримую вражду и ненависть в обществе. Безумное, но целенаправленное деление ради партийного единовластия приводилось в действие кровавым репрессивным механизмом, не щадившим ни честных добросовестных и благочестивых тружеников, включая убеждённых правдоискателей, ни неугодных заблудших партийцев, ни отъявленных служак-палачей. Ненасытный кроваво-красный механизм, долго подпитывался и не сбавлял обороты. Однако прошли мучительные десятилетия, и гигантский разрушительный партийный механизм, захлебнувшись, всё же остановился. Вчерашние партийцы, верные марксизму-ленинизму с насильственным разделением общества и труда, объявили свою единовластную коммунистическую партию вне закона. И в конце прошлого века огромная вавилонская пирамида партийной нераздельной власти, возведённая на зыбкой почве властолюбия и тщеславия, рухнула. Рухнул и нерушимый Советский Союз, а по сути, произошло деление когдато единой великой и могущественной России…  
Чудовищное разделение общества и труда не исчезло и не кануло в лету после падения коммунистического режима, а проявилась в другом виде, более опасном для общества. Небольшая кучка вёртких проходимцев при попустительстве дремучей власти захватила прибыльные сырьевые отрасли и стала миллиардерами, а экономика страны лишилась главной составляющей – производства, что породило повальную безработицу. Многие отрасли промышленности, даже выпускавшие высококачественную продукцию, под видом приватизации, превратившейся в открытое грабительство, были разрушены, а опытные организаторы производства и ведущие специалисты, профессионально владевшие своим делом, оказались без работы. Беспощадно и бесконтрольно в гигантских, невиданных ранее объёмах выкачивались и выкачиваются нефть, природный газ и другие природные ресурсы и мощным потоком направляются за рубеж, где создаются рабочие места и откуда поставляются товары сомнительного качества, переполнившие отечественный рынок, ставший  диким базаром, на котором господствуют заезжие торговцы, преградившие доступ товаров отечественных производителей. По указке скороспелых «экономистов», выросших на теории «светлого будущего», пригретых некомпетентной властью и имеющих весьма смутное представление о реальной экономике, основанной на производстве товаров, а не на разбазаривании природных ресурсов, отечественную экономику стали называть цифровой, хотя любому здравомыслящему и просвещённому человеку очевидно, что цифровой экономикой сыт не будешь и что при такой эфемерной экономике, лишённой производства, невозможно решить острейшую проблему занятости населения, когда каждый занимался бы своим любимым делам, а не погружался бы в интернет в надежде найти хоть какую-то работу, чтобы не умереть с голоду.
При рукотворном и пагубном разделении общества и труда всё больше и больше проявляются явные признаки не возрождающейся и растущей экономики, а цифрового рабства, начиная от полной компьютерной зависимости и кончая телевидением, насильственно переведённом с аналогового в цифровой формат. При этом тратятся баснословные средства налогоплательщиков при полной парализации отечественного промышленного производства, неотъемлемой и главной составляющей экономики, направленной на повышение благосостояния общества.
Подобная беда в нашем отечестве не случилась бы, если бы властные ряды пополняли бы профессионалы своего дела, а не скороспелые экономисты и юристы, не овладевшие в полной мере простейшей арифметикой и не осознавшие, что любая экономика начинается с производства, а не с разбазаривания природных ресурсов.
Отечественная экономика возродится и встанет на ноги только в том случае, когда укрепится государственность и научно обоснованная государственная стратегия будет направлена не на разделение, а на консолидацию общества. При этом каждый гражданин будет заниматься своим делом, и у него отпадёт всякое желание из-за безысходности выходить на улицу с требованием своих конституционных прав, и не будет необходимости привлекать огромную армию правоохранителей, чтобы разгонять народную толпу, отстаивающую свои законные права, включая права на труд.

Библиографические ссылки
Карпенков С.Х. Стратегия спасения. Из бездны большевизма к великой
России. М.: ООО «Традиция», 2018. – 416 с.
Карпенков С.Х. Незабытое прошлое. М.: ДиректМедиа, 2015. – 483 с.     
Карпенков С.Х. Воробьёвы кручи. М.: ДиректМедиа, 2015. – 443 с.
Карпенков С.Х. Экология: учебник  в 2х кн. Кн. 1 – 431 с. Кн. 2 – 521 с. М.: ДиректМедиа, 2017.

Степан Харланович Карпенков

для Русской Стратегии

http://rys-strategia.ru/