 Ступая по улицам городов, обозревая их архитектуру, бродя по художественным галереям или книжным магазинам, или же слыша мимоходом музыкальный отрывок из классической композиции — мы воспринимаем всё это как естественный фон и декорацию нашей жизни. Иногда кажется, даже, что дома растут приблизительно так же, как деревья, кажется, что написание книги или появление музыкальной композиции есть столь же естественное дело, как и перемена погоды за окном. Люди заняты своими конкретными занятиями, своим узким кругом интересов и не замечают, что их малые жизни, динамичные и быстрые, находятся в жизни большой, масштабной и медленной, мы этого не замечаем, ведь мы, как правило, не склонны к обобщениям.
Но круг мыслей, круг вопросов, что освещается в СМИ, о котором спорят политологи и рядовые граждане на своих кухнях — откуда эти вопросы взялись? Вопросы о том является ли Россия частью Европы или нет, должна ли у нас быть демократическая система управления или авторитарная, где границы «русского мира» и можем ли мы вообще о нем говорить, или же шире: что такое искусство и для чего оно нужно, в чем смысл существования независимых государств на планете, в чем смысл моей частной жизни? Люди не выдумывают эти вопросы заново при своём рождении так же, как и не отстраивают заново свои города. Глядя нам дом мы понимаем, что его кто-то построил, спроектировал, но кто это был? Откуда берут начало наши вопросы? Вопросы и дела эти рождаются людьми, людьми особого качества.
Понятие «интеллигенции», то есть образованной части общества, пришло к нам из Польши в середине 19-го века и с самого начала этим термином представители образованного сословия стали пользоваться, как ярлыком для отрицания и оскорбления друг друга. В спорах славянофилов и западников, в воспоминаниях ли Герцена, журналах Достоевского или Некрасова, в статьях Победоносцева или Чернышевского, или позже в рассказах Чехова или Бунина — каждый раз этот термин принимал разные негативные оттенкки. «Интеллигентом» тогда можно было назвать оторвавшегося от жизни страны буржуазного интеллектуала, или даже любого разночинца-бездельника склонного к интеллектуальной болтовне, в вообщем и целом человека мечтательного, неспособного устроиться в жизни, но мечтающим её поменять. «Интеллигент» —это и общественная прослойка, и свойство характера, и оскорбление, и комплимент. При этом, стоит заметить, что это понятие стало типично русским, ведь западная интеллектуальная элита, как правило, себя в конкретную прослойку не объединяла. Да и, казалось бы, зачем искусственно ее объединять?
Разве можно одним термином обозвать террориста-народовольца, революционера-марксиста, аполитичного ученого или православного философа? Или уж тем более сегодня, когда вместе с границами государств внутренние отношения в обществе потеряли столь категорическое разделение — зачем нужен этот термин, зачем нам эта «русская интеллигенция»? Здесь нужно остановиться и серьёзно подумать.
Мир постигает всеобщее смешение. Смешение вкусов, стилей, представлений и народов, европейская цивилизация дошла до вопроса о смешении понятия пола и отказе от разделения на мужчин и женщин. В наши дни кажется что человек называющий себя «интеллигентом», да ещё и «русским интеллигентом» — просто подыгрывает своему самолюбию, соотнося себя с де «интеллектуальной элитой» и противопоставляя себя «серой массе», это не более чем фразёрство и что несут в себе эти слова…Всё смешалось стремительно теряем свою идентичность и часто ошибочно хотим восстановить эту потерю пустыми ярлыками, идеологической принадлежностью, или, в печальных случаях, рамками какой-то субкультуры. Мы потерялись и смазались, ведь, оглядываясь на 19-ый век — ни один из современных насущных вопросов не является новым, включая все споры вокруг русскому коммунизма или существования Бога, существования русского народа, как субъекта со своим особым путём и особым призванием, или даже вопрос о государстве и его виде: всё это от и до недожёванный остаток былых споров.
В нашей стране отсутствует ясно это ощущение интеллектуальной преемственности, ведь в своё врем все эти разговоры были прерваны насильственно, и очень долго здесь официально могла существовать лишь одна линия, лишь одно мнение, и одна идеология. В Царской России ещё не столь сильно, и даже скорее, несмотря на всю цензуру и давление, в Российской империи русская мысль, русская литература, русское искусство достигло своего пика, но в СССР так точно — со всем выбивающимся и не устроенным в одну цельную марширующую колонну было покончено в корне. Традиция нашей русской интеллигенции, вместе со славянофилами и западниками, Чернышевским и Достоевским, Чеховым и Толстым была похоронена в Советском союзе и последними свечками догорела к его концу в лице Лихачёва, Лосева, Сахарова и других, отчасти тлеющих даже сегодня. И относится теперь русский человек к своей родной культуре, как инопланетянин, он и не знаком с ней либо, либо знаком отвлечённо и поверхностно, как чужой и как изучающий чужое. И это притом, что «своего» он не имеет. И об интеллектуальных, культурных итогах последних трёх десятилетий приходится говорить с удручением.
Что уж говорить, если до сих пор среди бела дня, по едкому замечанию Бунина, «хватает безумия спорить о том благодетель Ленин (или же Сталин) или нет? Что уж говорить, что к 21-рвому веку Россия не решила ни единый вопрос, что задавала себе ещё в середине 19-го века, не самоопределилась, не осознала вполне сама себя. Какие мы, кто мы, а главное — в каких границах территориальных и культурных существует это «Мы»?
Мы не унаследовали высоту мысли, культуру и образованность былого времени, но унаследовали болезнь интеллигенции взаимоотрицания, самоотрицания и жестокого друг к другу отношения, которое осуществляется категорически, даже фанатично, и без всякого утверждения общей платформы отечественной культуры, без банального взаимоуважения...А есть ли русский народ, если нет этой платформы, этого уважения, если нет интеллигенции? Есть ли Россия без её культурных носителей? Вопрос риторический и детский, вопрос требующий обострения.
Ведь вне самоопределения русских мыслящих людей, как русских интеллигентов, как людей ищущих, а не в поле потерянных, как соотносящих себя со своей корневой интеллектуальной традицией не может быть пути пробуждения нашей страны, её возрождения, о котором мечтает каждая искренняя русская душа сегодня. И все противоречия наши, все язвы экономические, политические, бытовые и культурные не могут быть преодолены если мы не обратимся к самим себе и не сможем назвать вещи своими подлинными именами.
Мы — русский интеллигенты, и пусть это звучит поперёк всем партиям и политическим объединениям с их грызней за власть, всему информационному шуму вокруг, пусть это звучит это звучит принципиально поперёк и несовременно сегодняшнему дню целиком. Мы соотносим себя с русской культурой, её изучаем и утверждаем , мы выступаем против смазывания и смешения, но за личность с её исторической идентичностью. Русское образование, русское искусство, русская архитектура, или вне гуманитарной сферы — научная, техническая наша мысль, что делает нас нами, что формирует нашу повестку, что является нашим наследием. И пусть это звучит не самолюбиво, но как задача, как наша цель. Стать прежними. Стать настоящими. Вернуться к себе, и в не до конца прошедший 19-ый век, наконец вполне и с сознанием пройденного пути, к этим старым неразрешенным вопросам, а вместе и к этому неловкому термину «интеллигенция». Да, мы думаем, ищем, сомневаемся— мы интеллигенция. Пусть и не вполне нас можно так назвать сейчас, но в будущем…так хотелось и так это необходимо ради самого нашего сохранения.
Вот зачем нам и эти старые слова «русская интеллигенция» вместе со старыми книгами, со старыми полотнами в старых музеях, которые мы до сих пор, к нашему позору, не успели осознать.
Павел Шустов
Источник |
