Приобрести книгу в нашем магазине: http://www.golos-epohi.ru/eshop/catalog/128/15516/
Исследование философа Михаила Хлебникова, помимо относительно поверхностного владения слишком обширным историческим материалом, страдает практически полным игнорированием несостоятельной антимонархической советской и либеральной конспирологии из-за чрезмерного акцента на антисемитских теориях под влиянием еврейской прессы.
В первую очередь самому М.В. Хлебникову, совершенно не разбирающемуся в истории революционного крушения России в 1917 году, следует вернуть его же упрёк по адресу Ивана Ильина. «Зачастую обращение к заговорщической тактике лицами далёкими от подобного рода деятельности, имеющими абстрактно-книжное представление о природе, специфике функционирования «тайных обществ», приводит к трагикомическим последствиям» [«Вехи»: философский спор о путях развития России. М.: РАГС, 2010, с.138].
Новосибирский философ Михаил Хлебников в «Теории заговора» относительно февральского переворота 1917 г. не продвинулся дальше поверхностных ссылок на глубоко ошибочную отсталую работу А.Я. Авреха «Масоны и революции», которая была полностью опровергнута публикациями В.И. Старцева в тот же 1990 год, когда она появилась, не говоря уже о более поздних исследованиях о масонстве и истории революции.
В книге В.А. Никонова «Крушение России» первый раздел «Теория революций» содержит полный перечень теорий. Всё последнее, 4-е поколение, используя расширенный опыт революций, идёт на «обращение к теории элит». Появилось «множество исследований конкретных революций, где крушение государства объясняется расколом элиты и её отказом сотрудничать с режимом», т.е. именно тем, чем являются заговоры генералов и лидеров партий против главы государства, ведение внутренней информационной войны. Революция – «попытка преобразовать политические институты и дать новое обоснование политической власти» (то к чему и стремился в 1917 г. М.В. Алексеев, обработанный либеральной оппозицией). Элиты мобилизуют народные массы на революции, т.к. сами массы на это не способны. Именно такие последние научные выводы принимает исследователь и приходит к ним в результате ознакомления со всеми данными: революция – «организованный активной частью контрэлиты с использованием мобилизации масс антиконституционный переворот». Типичным примером того является, что «заговор не только готовился, а осуществился по меньшей мере в том, что генералитет во главе с начальником Генерального штаба Алексеевым поддержал революцию» (В.М. Лавров). Перечень отечественных исследований, которые подтверждают решающее значение заговоров, приводится, авторы: Айрапетов, Николаев, Гайда, Куликов [В.А. Никонов «Крушение России. 1917» М.: АСТ, 2011, с.11-14, 29].
Тут же должно отметить непродуктивность предпринятого М.В. Хлебниковым коллекционирования конспирологических предположений для доказательства их опасности для сознания. Конструктивен конкретный разбор каждого отдельного реального или предполагаемого заговора. Перечисление множества теорий за столетия или даже десятилетия, да ещё и по всем странам, не даёт установить, насколько они все справедливы или ошибочны.
Например, соавтор «Досье на Царя» Энтони Саммерс написал ещё «Заговор» про убийство Кеннеди, а Олег Нечипоренко в книге «КГБ и тайна смерти Кеннеди» (2013) достаточно убедительно показывает, что там-то заговора могло и не быть. Вероятное использование Освальда крупным заговором без его ведома не имеет никаких доказательств.
Ещё убедительнее разоблачение не оправдавших себя версий у Филиппа Шенона в «Анатомии убийства» (2013). Усилия Шенона по обнаружению связей Освальда с агентами Кубы в Мехико ровно ничего не дают для версии заговора, поскольку никакие прокастровские кубинцы не могли ни устроить Освальда на подходящее для нанесения смертельных выстрелов место работы, ни соответствующим образом составить маршрут движения Кеннеди. Фактические данные не вписываются ни в одну схему заговора.
С точки зрения здравого смысла, будет глупо как доверять всем конспирологическим теориям, так и отвергать все их на основании того, что заговоров не бывает и общепринятое мнение обязательно верное. В этом современное социокультурное пространство не отличается от далёкого прошлого. Хотя мы живём в настоящем времени, доступ к самой существенной информации для исследователей часто оказывается затруднительнее, сравнительно с прошлым, становящимся со временем для политиков всё более безопасным и потому всё более открытым для изучения.
Ещё один интересный материал о том, каковы нынешние демократические режимы, даёт Алексей Ракитин в очерке об убийстве Роберта Шварца и других микробиологов. США и Британия тут действуют заодно. История рассылки сибирской язвы самими американцами и имеющийся в связи с нею ряд убийств, столь же важны для представления о современной мировой политике, как история 11 сентября 2001 г.:
«Убийство было замаскировано под смерть по естественным причинам; это было тем более просто сделать, что жил Пасечник одиноко и притом вне населённого пункта. Американцы попросили своих британских союзников не поднимать из-за смерти предателя шума – те и не поднимали, воздерживаясь от любых публикаций на данную тему целых 5 недель. Это, конечно, неслыханно для страны со столь свободной прессой, как Великобритания, но просьба о молчании исходила со столь высокого этажа власти, что на журналистскую братию пришлось-таки надеть намордник. Чего не сделаешь во имя борьбы с “мировым терроризмом”, правда?» http://murders.ru/R_Sh_3.html
Разбор деятельности британского консула Томаса Престона в Екатеринбурге наводит на него ряд подозрений. Гришин-Алмазов, на которого ополчился Престон, был популярен в Сибири именно среди монархистов, хотя и подлибераливал в речах о народоправстве, но с феврализмом боролся. Один их последних приказов Сибирской Армии, 16 августа: «При осуществлении предстоящего набора новобранцев приказываю соответствующим лицам и учреждениям “приказывать” “требовать”, а отнюдь не просить и не уговаривать. Уклоняющихся от воинской повинности арестовывать и заключать в тюрьму для суждения по законам военного времени» [«Сибирский Вестник» (Омск), 1918, 21 августа, №4, с.1].
Если, опять-таки, Гришин-Алмазов был прав, не относится ли тогда замечание Михаила Дитерихса о переломе Колчака с 1 марта 1919 г. в пользу «жидо-немецкой партии», которая мешает следствию, к Престону? Ежели он германофил (как ни странно вообще это определение по адресу британского консула, но эта персона и без того полна противоречий). И если именно он убрал ключевого свидетеля – Павла Медведева, смерть которого наступила прямо перед обозначенной датой 1 марта.
Историки насчитывают несколько версий устранения Гришина-Алмазова. Среди них и боязнь министров свержения генералом Сибирского правительства, и то, будто Гришин-Алмазов являлся германофилом. Гинс показывает решительную невозможность этого. В остальном, по его описанию, роль Престона ограничивается возбуждением Гришина против себя – «ироническими замечаниями английского консула в Екатеринбурге» [Г.К. Гинс «Сибирь, союзники и Колчак» Пекин, 1921, Т.I, с.196].
Всё куда серьёзнее. В.П. Аничков вспоминал своё «разочарование», наступившее после освобождения Екатеринбурга от красных, из-за неспособности и нежелания новой власти восстановить русский монархический порядок: «не только чехи превращаются из бесправных пленных в господ положения, но сама власть разделяется и, пожалуй, сосредоточивается в руках английского и французского консулов. Особенно поражался я энергии и смелости, проявлявшейся местными евреями – Атласом, Раснером и особенно Кролем» («Екатеринбург – Владивосток», с.162).
Роберт Вильтон очень уклончиво обвинял каких-то большевицких агентов во вмешательстве в следствие: «об этом говорил весь Екатеринбург – что к убийству причастны люди весьма влиятельные, которые не простят им» (Намёткину и Сергееву в 1918 г.) «обнаружения этой истины. Прямо указывалось на участие евреев» [Р. Вильтон «Последние дни Романовых» М.: Юпитер-Интер, 2006, с.112].
Однако, согласно уже приводившемуся заявлению В.П. Аничкова, вмешательством в следствие с целью исказить истину и обелить большевиков, занимались – иностранные генералы, т.е. – представители Антанты. Вильтон, получается, делает вполне резонное дополнение: такое вмешательство было им нужно для сокрытия соучастия в убийстве. Иначе какой в нём смысл?
16 сентября 1918 г. Престон послал в Лондон такое обеляющее сообщение согласно официальной советской версии: «не нашли никаких следов трупа» (Николая II), «остальная часть членов императорской семьи была увезена в неизвестном направлении» (Саммерс, с.79). Ничего не сказано об оставшихся следах крови, пулевых отметинах и штыковых ударах. В связи с чем несостоятельно дальнейшее замечание Саммерса и Мангольда по поводу аналогичного оправдательного донесения Ч. Эллиота от 5 октября: «Консул Престон, который всегда был откровенным сторонником версии убийства, сказал нам в 1971 году, что он был озадачен в связи с сообщением Элиота. Он предположил – может быть, у сэра Чарльза “была информация из других источников”» (2011, с.84).
Американские журналисты плохо следили за собственным текстом: Престон стал сторонником версии убийства не сразу. Престон в очередной раз, поразительно часто, по какой-то причине всех обманывает, т.к. его донесение от 16 сентября основывалось на одних с Эллиотом источниках. Эти донесения играли на руку Советской власти, снимая с неё страшные обвинения в массовом убийстве, следовательно, располагая к сотрудничеству с ней Британские власти.
17 сентября Чарльз Гиббс, англичанин, обучавший детей Царя, находясь на квартире Престона, написал Марии Тутельберг, служанке Императрицы: «о их судьбе никто ничего не знает». «Они уехали отсюда 17-18 июля, и надеюсь, что они спасены». Такие представления ему внушал Престон, которого Гиббс и в следующие месяцы продолжал часто посещать, желая узнать, что стало с Царской Семьёй. 30 октября Гиббс написал иначе, расставаясь с внушёнными надеждами: «начинаю опасаться самого худшего» [«Наставник. Учитель Цесаревича», 2013, с.173-174, 480].
19 сентября 1918 г. в газете Временного Сибирского правительства появилась заметка «Великобритания и русские дела»: «Сотрудник «Вестника Комитета Членов Учредительного Собрания» беседовал с великобританским консулом в Челябинске г. Престон[ом]. – Нас интересует, сказал консул, скорейшее образование центральной власти в России, так как затрудняются сношения с отдельными малыми правительствами. Мы смотрим на временные местные правительства, как на вершащие текущие дела. Конечно, они не играют той роли во внешних отношениях, как центральная власть. Мы намерены помогать России, во имя общих интересов, людьми, снаряжением и финансами, но мы не намерены вмешиваться во внутренние русские дела. Если сейчас занята Мурманская линия, то это является необходимой мерой охраны этой линии в силу стратегических соображений, направленных против немцев. Нас обвинили в том, что мы не хотели и не хотим вмешаться в русские дела, но русские сами часто противодействовали нашему желанию помочь России в её несчастье. Конечно, никакой речи быть не может об официальном вмешательстве в русские дела с нашей стороны. Я приветствую возвращение России к союзникам; ещё больше приветствую возрождение России и то обстоятельство, что есть данные на то, что Россия займёт подобающее ей место среди других великих держав мира, которое занимали раньше» [«Сибирский вестник» (Омск), 1918, №26, с.3].
Это интервью, если сравнить с тем, что написал В.П. Аничков, направлено на опровержение вполне реальных опасений русских насчёт влияния Престона на политику Сибирского правительства. Престон выразил намерение способствовать объединению властей, которыми по отдельности трудно манипулировать. Ещё Престон подтвердил, что англичане, высадившись в Мурманске, с красными не воевали.
Вопреки газетным опровержениям по вмешательству, Т. Престон был могущественной персоной, под его руководством проходило образование «всероссийской» власти в Сибири. «Оба претендента на всероссийскую власть не торопились переходить от слов к делу. Чтобы снова сдвинуть с места переговоры, потребовалось вмешательство Запада. Французский консул Буаяр, английский – Престон и представитель чехословацкого Национального совета Павлу стали не только фактическими режиссёрами второго совещания в Челябинске 21-22 августа, но и были почётными его членами» [Г.А. Трукан «Антибольшевистские правительства России» М.: Институт Российской истории РАН, 2000, с.45].
И в этом-то Челябинске в конце августа 1918 г. Гришин-Алмазов пошёл против «режиссёра» Престона.
Г.К. Гинс, крупная фигура в правительстве Колчака, в «Сибири» придавал этому событию очень большое значение: «с тех пор как совместными усилиями эсеров и кучки интриганов устранили Гришина и посадили Иванова-Ринова, всё покатилось под гору» (гл.XXII). Во многом потому, что созданное режиссёром Престоном общероссийское правительство, сменившее областную власть после ухода Гришина, «оторвалось от Сибири. Население почувствовало, что правительство живёт не им, что оно глядит на Запад» (гл.XXV).
Для удаления генерала Гришина консулы во главе с Престоном 2 сентября адресовали в МИД Сибирского правительства телеграмму, обращая «внимание министра иностранных дел на серьезные последствия такого заявления» А.Н. Гришина Т. Престону, что «союзники нуждаются в Сибири, а не наоборот». В довершение дела консулы прямо потребовали избавиться от независимого от них Гришина – в точности, как потребуют свергнуть генерала Краснова на Дону: «при таких обстоятельствах присутствие генерала Алмазова в кабинете может быть истолковано как акт недружелюбия в отношении союзников». Последующая отправка Гришина к Деникину имеет полную аналогию с высылкой генерала Краснова к Юденичу.
Министр финансов И.А. Михайлов, протестуя против увольнения Гришина, совершенно точно назвал консульскую телеграмму «грубым и грозным покушением на суверенитет и достоинство Сибирского правительства», а увольнение Гришина «роковым и гибельным шагом» с ужасными последствиями. Газета «Заря» назвала вынуждение Гришина покинуть Сибирскую Армию предательством русских национальных интересов [В.И. Шишкин «Генерал А.Н. Гришин-Алмазов: крушение карьеры (конец августа – сентябрь 1918 года)» // Вестник НГУ. Серия: история, филология. Новосибирск, 2011, Т.10, Вып.1 (История), с.86-88].
На свою беду, Сибирское правительство поддалось шантажу Престона. Лучше им от того не стало, и министры всё более укреплялись во мнении, что Гришин был прав, и «союзники» заслуживают самого критического отношения.
9 (22) сентября. «После посещения брит. посла Морриса я разочаровался в характеристике Гайды англичан как наших друзей», но ещё сохранялось обратное мнение о французах. Про генерала Морриса Вологодский также написал: «смутное представление о России. Большевик» [«К образованию Всероссийской власти в Сибири. Из дневника П.В. Вологодского: 8 сентября – 4 ноября 1918 г.)» // «Отечественная история», 2001, №1, с.135, 147].
Двуличную и лживую политику Англии ненавидели все, сколько-то осведомлённые лица. После того, как в сентябре 1918 г. «сибирскому правительству пришлось [!] очень скоро [!], по настоянию «союзников» совершенно удалить Гришина-Алмазова от дел», масон Авксентьев в октябре 1918 г. в Челябинске фактически повторил выпад генерала Гришина-Алмазова, заявив в присутствии Чарльза Элиота: «Россия имеет теперь законного представителя в лице Директории», а единственными друзьями России являются чехословаки. Масон Кроль пишет: «тост был определённо резок и, хотя, может быть и заслужен, но вряд ли политически выгоден» [Л.А. Кроль «За три года» Владивосток, 1921, с.86, 140-141].
Невыгодно конфликтовать с британскими комиссарами – в ноябре Директории не стало. Есть все основания считать, что режиссёром этого исчезновения тоже являлся Томас Престон.
О своём соотечественнике английский офицер Джон Уорд отзывается, покрывая все его политические махинации комическими характеристиками в духе ленинианы или девизов о лучшем друге детей и физкультурников: «наш добрый товарищ и приятель-земляк, консул Престон, давал уют и бодрость как человеку, так и животному».
О синхронности действий Престона и Гайды говорит сообщение о праздновании окончания мировой войны в 1918 г.: «4 ноября я получил телеграмму от Престона, британского консула в Екатеринбурге, с просьбой прикомандировать туда отряд к 9 ноября для празднования начала чешской национальной жизни и для участия в церемонии пожалования знамён четырём батальонам чешской национальной армии. Я посоветовался с генералом Ноксом, который получил подобное же предложение от генерала Гайды» (Уорд).
На этом банкете свою первую речь произнёс военный министр А.В. Колчак. И что получается: Престон вызвал отряд Уорда в Екатеринбург, Престон, после состоявшегося совещания, назначил его стать эскортом адмирала Колчака, отряд будет обеспечивать охрану во время переворота 18 ноября, тем самым, примет в нём участие, наряду с частями монархистов В.И. Волкова, И.Н. Красильникова – бывших под командованием полковника Краснова в Джаркенте в 1911-1913 гг.
Давно ведутся споры о том, самостоятельно ли произведено выступление монархистов против эсеровской Директории в пользу единовластия адмирала Колчака. На участие Томаса Престона в этом перевороте указывает весьма своевременное назначение им отряда Уорда после совещания с Колчаком. В 17 ч. 30 м. 17 ноября Колчак и отряд Уорда на одном поезде приехали в Омск, и в ближайшую ночь состоялся переворот [Д. Уорд «Союзная интервенция в Сибири» М.-Пг.: Госиздат, 1923, с.71-73, 76-78].
Будет полезно попробовать рассмотреть переворот 18 ноября в связи с удалением генерала Гришина. Д.А. Лебедев, которого якобы послал Алексеев для спасения Царской Семьи, писал 18 сентября (1 октября) 1918 г., что Гришина убрали эсеры. Почему-то И.И. Серебренников в воспоминаниях, опубликованных в 1937 г. в Китае, скрывает материалы собственного дневника о роли Престона, повторяя мнение бывшего подальше от таких дел Гинса и ограничившись намёком от себя: «возможно, что во всех этих выражениях протеста было чьё-то планомерное руководство…» (об увольнении Гришина).
Но куда важнее что 30 июля, по дневнику Вологодского, Гришин вёл переговоры с Колчаком для выдвижения его диктатуры. За это Престон Гришина и убрал, поскольку, как писал А.В. Колчак ещё 16 марта 1918 г.: «английское правительство» «нашло, что меня необходимо использовать в Сибири в видах Союзников». А. Нокс потом добавлял: «нет никакого сомнения в том, что он является лучшим русским для осуществления наших целей на Дальнем Востоке» [А.С. Кручинин «Адмирал Колчак: жизнь, подвиг, память» М.: АСТ, 2010, с.221, 248].
Военного деятеля с известностью и авторитетом Колчака со времени первого переворота считали опасной для революции фигурой и тщательно за ним следили, предпочитая держать под контролем и сделать управляемой фигурой.
Весьма выразительно выглядит встреча адмирала Колчака с Василием Гурко 20 июля 1917 г. В тот же день Керенский приказывает подвергнуть его аресту, и 21 июля Гурко отправляется в Петропавловскую крепость за письмо Царю от 4 марта, давно уже известное Временному правительству. Письмо, стало быть, лишь повод, которым воспользовался для нейтрализации верного Царю генерала масон Некрасов, руководивший арестом и следствием и занимавший высокую должность заместителя министра-председателя – соправителя Керенского [В.М. Хрусталев «Братья Гурко в истории России» // В.И. Гурко «Царь и царица» М.: Вече, 2008, с.125-127, 142].
21-го же июля 1917 г. Колчак получает от Керенского срочную телеграмму с предложением «в кратчайший срок» отбыть в США. В решении Керенского Колчак видел форму «политической ссылки» (выражение из переписки с Анной Тимирёвой), и она совпадает с последующей высылкой Гурко из России.
Как и все советские исследования, последние биографии адмирала Колчака (Кручинина, Зырянова, Плотникова и Синюкова), все обошлись без раскрытия политического значения Престона и без упоминаний об его участии в перевороте 18 ноября – хотя Уорд непосредственно на него указывает. П.Н. Зырянов написал о связи заговорщиков в Омске с офицерами британской военной миссии Нельсоном и Стевени, перед которыми были раскрыты все подробности заговора и было получено согласие на переворот [П.Н. Зырянов «Адмирал Колчак» М.: Молодая гвардия, 2009, с.348, 407].
Джон Стевенс американский инженер, британский полковник Нильсон исполнял обязанности начальника военной миссии, пока не было Нокса (другие транскрипции из примечаний к дневнику Вологодского).
В перевороте 18 ноября 1918 г., таким образом, как и в февральском перевороте 1917 г., следует видеть минимум два заговора, один английский, а другой – теперь уже вместо масонского – монархический. И эти ноябрьские заговоры, как и февральские, действуя в одном направлении свержения, расходились по ряду далеко идущих планов.
Министр труда Л.И. Шумиловский объяснял, почему он поддержал переворот Колчака: «незадолго до избрания, стало известно, что он пользуется поддержкой англичан и американцев» [«Процесс над колчаковскими министрами» М.: МФД, 2003, с.112].
Генерал Болдырев встретил переворот в Уфе. 18 ноября он пишет в дневник: чехи, по словам Дитерихса, против переворота, «исключая Гайду». «Для меня было совершенно ясно содействие Колчаку со стороны англичан (Нокс, Родзянко, Уорд)». 19 ноября Дитерихс осуждает Колчака, считая диктатуру необходимой, но несвоевременной [В.Г. Болдырев «Директория. Колчак. Интервенты» Новониколаевск: Сибкрайиздат, 1925, с.109, 111].
Атаман Дутов также не выступил против переворота Колчака, зная про англичан за его спиной [А.В. Ганин «Атаман А.И. Дутов» М.: Центрполиграф, 2006, с.277, 281].
В начале октября 1918 г. А. Нокс обсуждал с атаманом Семёновым будущее назначение Колчака военным министром, когда Нокс проезжал через Читу в Омск, в одном поезде с адмиралом. Заходила речь и о более высоких назначения для Колчака, которые русский собеседник считал ошибочными [Г.М. Семёнов «О себе» М.: АСТ, 2002, с.212].
Генерал Краснов в эмиграции, устами своего персонажа, не всегда тождественно мыслящего с автором, что позволяло разнообразить оттенки правды, выразил мнение: «у Колчака» «интеллигенция… масоны… иностранцы. Поди, иностранными миссиями обложился, как подушками, и думает, что они его спасут, а ему, иностранцу то этому самому до России, как до прошлогоднего снега. Никакого, то есть, ни дела, ни интереса» [П.Н. Краснов «Выпашь» Париж, 1931, c.304].
Определённый интерес иностранные миссии, конечно, имели. В начале восстания чехов, когда Дитерихс был оппортунистом и демократом, Томас Масарик выдвинул его стать начальником штаба. На связь Масарика с мировой закулисой кратко указывалось в ч.1 «Сравнительных характеристик». А.Е. Котомкин звал предательскими слова Масарика: «мы не вмешиваемся в русские дела, наша политика – рельсы» [«Белый Архив», Париж, 1928, Т.2-3, с.215].
Тем хуже вмешательства Масарика. 20.7.1918 г. в письме к госдепартаменту США Масарик пишет о себе: «являюсь, я бы сказал, господином Сибири и половины России, однако, несмотря на это, для Соединённых Штатов я являюсь формально частным лицом». 28.8.1918 г. (тоже по н. ст.) Масарик пишет американскому правительству, что необходимо установление в России республиканского правления без Учредительного собрания, т.к. «в настоящее время русского народа не существует» [«Документы об антинародной и антинациональной политике Масарика» М.: ИЛ, 1954, с.32, 35].
Масарик настолько ненавидел не только Империю, но и русских, что историк С.П. Мельгунов вынужден был заявить: «позиция проф. Масарика в дни революции и гражданской войны в России отнюдь не совпадала с интересами России». В книге «Мировая революция» Масарик признавал: «большевицкая революция нам не повредила».
С.П. Мельгунов возвращается к 1917 г.: «Ген. Жанен утверждает также, что союзные посольства не одобряли попыток, которые хотели сделать представители военных миссий в Могилёве для спасения царя и его семьи», т.е. такие люди, как генерал Хэнбери-Уильямс, расположенный к Императору Николаю II и осудивший цели заговора в дневнике, хотя и не исключено, что сам вовлечённый Мильнером в измену перед тем.
По словам М. Жанена, Т. Масарик не желал вести чехов на соединение с Добровольческой Армией из-за нежелания «содействовать царской реставрации». Жанен при этом считал, что Масарик ошибался в одном – М.В. Алексеев не имел таких целей (тут надо присовокупить, что позиция П.Н. Краснова тогда была куда значимее в вопросе о реставрации, нежели цели М.В. Алексеева – оттёртого от командования Деникиным и располагавшего меньшими силами, дистанционно далёкого от Москвы).
В ходе расследования М.К. Дитерихс изменил желательному для иностранных миссий направлению и отказался от демократических иллюзий. В результате британский верховный комиссар Чарльз Эллиот приставил к нему шпиона, который подслушивал и передавал разговоры, которые вёл Дитерихс. 7 сентября 1919 г., по записи тайного агента «Джона», Дитерихс так выражался о намерении «союзничков»: «вся их задача раздробить и обессилить Россию, чтобы раз на всегда уничтожить славянского врага» [«Голос минувшего на чужой стороне» Париж, 1926, №1, с.189, 193, 264-265, №2, с.305].
Может оказаться весьма существенным, что Масарик перед отъездом в Россию имел сношения с организатором свержения Царя А. Мильнером. «Я устроил всё необходимое в Лондоне и, между прочим, переговорил ещё о положении в России с Лордом Мильнером, который как раз вернулся из своей официальной миссии в России». 3 (16) апреля 1917 г. Масарик отплыл из Англии [Т.Г. Масарик «Мировая революция» Прага, 1926, Т.1, с.148].
Н.В. Устрялов записал мнение адмирала о союзниках 20 июля 1919 г. в Омске: «Моё мнение – они не заинтересованы в создании сильной России… Она им не нужна» [В.В. Синюков «Александр Васильевич Колчак: учёный и патриот» М.: Наука, 2009, Ч.2, с.41].
Напрасно историк А.С. Кручинин придерживается положительного мнения об Альфреде Ноксе. Он немногим отличался от других представителей Британии. А. Нокс летом 1919 г. в переговорах со своим правительством звал СНК правительством «еврейских комиссаров» и с таковыми предлагал заключить перемирие – между белыми и красными. Нокс считал, что 90% населения поддержат перемирие [Н. Барон «Король Карелии» СПб.: ЕУ, 2013, с.230].
В «Вопросительных знаках» Юрия Жука есть ещё глава, которую трудно без оговорок поставить в заслугу автору: «“Евреи” нееврейского происхождения». Опровержения еврейского происхождения Войкова, Сафарова и Чуцкаева направлены против Вильтона и Дитерихса. Но Вильтон специально оговаривал: «я не настаиваю» (!) на еврействе Сафарова и Войкова: о том лишь говорят рапорты английского капитана Спенса (май 1917 г.) и начальника английской военной миссии (Екатеринбург, 1919 г.), о чём Вильтон не мог умолчать («Последние дни Романовых», гл. II «Сцена и действующие лица»).
Т.е., на самом деле бесконечные обвинения, адресуемые оголтелому антисемитизму, неразборчивости и несостоятельности воззрений генерала Дитерихса, в действительности касаются Вильтона, имевшего доступ к наиболее авторитетным, в его понимании, секретным донесениям. Выражаясь иначе, названные ошибки оказались порождением ряда агентов британской разведки, запустивших цепь дезинформации, крайним звеном которой оказался подставленный ими Дитерихс и всё белогвардейское следствие.
Кстати, Марк Касвинов не стеснялся использовать антинемецкие материалы антисемита Вильтона. По принципу: фальсификаторы всех стран, соединяйтесь.
|
