За ходом сплошной коллективизации в начале тридцатых годов прошлого века и её проведением в немыслимо сжатые сроки пристально и неусыпно следили большевицкие диктаторы во главе с Иосифом Сталиным, усатым «отцом всех народов». С этой целью они организовывали и посылали из Москвы на места различные чрезвычайные комиссии, возглавляемые высокими партийными чиновниками. И если в деревнях, сёлах или станицах не выполнялись безумные планы стопроцентной коллективизации и грабительских хлебозаготовок, то сами председатели райисполкомов, сельсоветов и колхозов подвергались жестоким репрессиям вплоть до лишения свободы на многие годы и даже расстрела. Под репрессивное окровавленное колесо попадали в первую очередь вовсе не партийные грабители, отнимавшие последних хлеб у крестьян, обрекая их на голодную смерть, а те местные чиновники, у которых проснулась совесть и которые, опомнившись, осознали, что арестовывать, расстреливать и лишать свободы ближних своих не только греховно, но и преступно.

Одна из высоких партийных комиссий была направлена в Поволжье для проверки темпов сплошной коллективизации на местах. Её возглавлял секретарь центрального комитета партии Павел Постышев, вошедший в историю не только как советский партийный деятель, но и как один из организаторов сталинских репрессий, позднее ставший их жертвой. Эта комиссия постановила изъять все запасы хлеба у крестьян, не вступивших в колхозы (их обзывали единоличниками), и весь хлеб, добытый и заработанный колхозниками. Под угрозой репрессий и расправы председатели сельсоветов и колхозов вынуждены были принять неотложные меры по полному изъятию всего хлеба, произведённого и запасённого крестьянами, вынося тем самым смертный приговор их многодетным семьям. Такие смертные приговоры, хотя и не выносились официально партийными диктаторами или в судебном порядке, но были прямым следствием тех преступных постановлений, принимаемых согласно решению комиссии, предписывавшему изымать последних хлеб у обездоленных, нищих крестьян.

Подобные негласные смертные приговоры были вынесены после работы ещё двух чрезвычайных комиссий, организованных партийными вожаками в октябре 1932 года. Одну из них возглавлял Вячеслав Молотов, ставивший подписи на расстрельных списках, и она была направлена на Украину. Во главе другой был поставлен Лазарь Каганович, почитавшийся как партийный деятель, но по своей сути оказавшийся одним из главных организаторов сталинских репрессий. Очевидно, что соучастниками массовых репрессий были не только их организаторы, не только председатели комиссий, но и их члены, и многочисленные местные исполнители репрессий с винтовкой в руках.

Все чрезвычайные комиссии действовали по-большевистски решительно и нагло, по одному и тому же сценарию, заранее разработанному и предписанному Сталиным, «гениальным вождём», полуобразованным диктатором, спустившимся с кавказских гор. Например, после прибытия комиссии во главе с Кагановичем (в следующем месяце после её организации) в Ростов-на-Дону было срочно созвано совещание всех секретарей парторганизаций Северо-Кавказского края, на котором была принята следующая резолюция: «В связи с постыдным провалом плана заготовки зерновых, заставить местные парторганизации сломить саботаж, организованный кулацкими контрреволюционными элементами, подавить сопротивление сельских коммунистов и председателей колхозов, возглавляющих этот саботаж». Для некоторых районов, внесённых в чёрный список, были приняты следующие репрессивные меры:

– возврат всей продукции из магазинов,

– полный запрет торговли,

– немедленное закрытие всех текущих кредитов,

– обложение высокими налогами и арест всех саботажников, всех «социально чуждых и контрреволюционных элементов» и суд над ними по ускоренной процедуре.

Судилище и беспощадную расправу предписывалось обеспечить местным чекистам, вооружённым борцам с «контрреволюцией» и «чуждыми элементами». При этом выносилось строгое предупреждение: в случае, если саботаж будет продолжаться, населению многих станиц грозила массовая депортация – выселение из родных мест проживания.

Принятые репрессивные преступные резолюции, тщательно выверенные и изложенные на бумаге, не залеживались подолгу в партийных кабинетах без исполнения. Только в ноябре 1932 года более пяти тысяч сельских коммунистов Северного Кавказа, обвиняемых в «преступном сочувствии» и «подрыву» кампании хлебозаготовок, были арестованы и получили разные меры наказания вплоть до лишения свободы и расстрела. Почти одновременно такой же незаслуженной каре было подвергнуто ещё не менее пятнадцати тысяч колхозников, честно добывавших хлеб насущный. На этом преступные злодеяния обезумевших диктаторов над своими партийными собратьями и тружениками-крестьянами не закончилась. В следующем месяце, несмотря на трескучие декабрьские морозы, когда заботливые хозяева не выгоняли даже скотину во двор, началось массовое и чудовищное выселение казачьих многодетных семей вместе с немощными стариками и малолетними детьми из их родных станиц, где они и их предки-крестьяне проживали веками. Масштабы выселения немыслимо огромны – только из трёх северо-кавказких станиц было выселено более 45 тысяч человек. Их выселили в отдалённые холодные места, не пригодные для жизни, обрекая на медленную мучительную смерть.

Униженные и обездоленные крестьяне, спасаясь от большевицкого нашествия, пытались, как могли, противостоять ему – в некоторых местах поднимались восстания против местных партийных властей, а в большинстве деревень, сёл и станиц терпеливые крестьяне, надеясь на помощь большевицких вожаков, писали жалобные письма в разные газеты и высоким партийным чиновникам. В надежде на защиту от вопиющего беззакония посылали жалобы и Сталину, «отцу всех народов, который всё мог», восседавшему в царских палатах древнего Кремля.

Как же и чьими руками производились репрессии на местах с издевательствами над беззащитными крестьянами подробно описано в многочисленных письмах, сохранившихся в разных архивах. В частности, сохранилось и письмо, отправленное Сталину 4 апреля 1933 года и впервые опубликованное в «Правде» только спустя долгих тридцать лет – после развенчания культа личности Сталина и выноса его истлевающего праха из мавзолея.

Ниже изложены выдержки из этого письма, адресованного Сталину, с небольшими сокращениями.                      

«... Но выселение – это ещё не самое главное. Вот перечисление способов, при помощи которых добыто 593 т хлеба:

1. Массовые избиения колхозников и единоличников.

2. Сажание «в холодную». «Есть яма?» – «Нет». –  «Ступай, садись в амбар!» Колхозника раздевают до белья и босого сажают в амбар или сарай. Время действия – январь, февраль, часто в амбары сажали целыми бригадами.

3. В Ващаевском колхозе колхозницам обливали ноги и подолы юбок керосином, зажигали, а потом тушили: «Скажешь, где яма! Опять подожгу!» В этом же колхозе допрашиваемую клали в яму, до половины зарывали и продолжали допрос.

4. В Наполовском колхозе уполномоченный РК, кандидат в члены бюро РК, Плоткин при допросе заставлял садиться на раскалённую лежанку. Посаженный кричал, что не может сидеть, горячо, тогда под него лили из кружки воду, а потом «прохладиться» выводили на мороз и запирали в амбар. Из амбара снова на плиту и снова допрашивают. Он же (Плоткин) заставлял одного единоличника стреляться. Дал в руки наган и приказал: «Стреляйся, а нет – сам застрелю!» Тот начал спускать курок (не зная того, что наган разряженный), и, когда щёлкнул боёк, упал в обмороке.

5. В Варваринском колхозе секретарь ячейки Аникеев на бригадном собрании заставил всю бригаду (мужчин и женщин, курящих и некурящих) курить махорку, а потом бросил на горячую плиту стручок красного перца (горчицы) и приказал не выходить из помещения. Этот же Аникеев и ряд работников агитколонны, командиром коей был кандидат в члены бюро РК Пашинский при допросах в штабе колонны принуждали колхозников пить в огромном количестве воду, смешанную с салом, с пшеницей и с керосином.

6. В Лебяженском колхозе ставили к стенке и стреляли мимо головы допрашиваемого из дробовиков.

7. Там же: закатывали в рядно и топтали ногами.

8. В Архиповском колхозе двух колхозниц, Фомину и Краснову, после ночного допроса вывезли за три километра в степь, раздели на снегу догола и пустили, приказ бежать к хутору рысью.

9. В Чукаринском колхозе секретарь ячейки Богомолов подобрал 8 чел. демобилизованных красноармейцев, с которыми приезжал к колхознику – подозреваемому в краже –  во двор (ночью), после короткого опроса выводил на гумно или в леваду, строил свою бригаду и командовал «огонь» по связанному колхознику. Если устрашённый инсценировкой расстрела не признавался, то его, избивая, бросали в сани, вывозили в степь, били по дороге прикладами винтовок и, вывезя в степь, снова ставили и снова проделывали процедуру, предшествующую расстрелу.

9. (Нумерация нарушена автором письма.) В Кружилинском колхозе уполномоченный РК Ковтун на собрании 6 бригады спрашивает у колхозника: «Где хлеб зарыл?» – «Не зарывал, товарищ!» – «Не зарывал? А, ну, высовывай язык! Стой так!». Шестьдесят взрослых людей, советских граждан, по приказу уполномоченного по очереди высовывают языки и стоят так, истекая слюной, пока уполномоченный в течение часа произносит обличающую речь. Такую же штуку проделал Ковтун и в 7 и в 8 бригадах; с той только разницей, что в тех бригадах он помимо высовывания языков заставлял ещё становиться на колени.

10. В Затонском колхозе работник агитколонны избивал допрашиваемых шашкой. В этом же колхозе издевались над семьями красноармейцев, раскрывая крыши домов, разваливая печи, понуждая женщин к сожительству.

11. В Солонцовском колхозе в помещение комсода внесли человеческий труп, положили его на стол и в этой же комнате допрашивали колхозников, угрожая расстрелом.

12. В Верхне-Чирском колхозе комсодчики ставили допрашиваемых босыми ногами на горячую плиту, а потом избивали и выводили, босых же, на мороз.

13. В Колундаевском колхозе разутых добоса колхозников заставляли по три часа бегать по снегу. Обмороженных привезли в Базковскую больницу.

14. Там же: допрашиваемому колхознику надевали на голову табурет, сверху прикрывали шубой, били и допрашивали.

15. В Базковском колхозе при допросе раздевали, полуголых отпускали домой, с полдороги возвращали, и так по нескольку раз.

16. Уполномоченный РО ОГПУ Яковлев с оперативной группой проводил в Верхне-Чирском колхозе собрание. Школу топили до одурения. Раздеваться не приказывали. Рядом имели «прохладную» комнату, куда выводили с собрания для «индивидуальной обработки». Проводившие собрание сменялись, их было 5 чел., но колхозники были одни и те же… Собрание длилось без перерыва более суток.

Примеры эти можно бесконечно умножить. Это – не отдельные случаи загибов, это – узаконенный в районном масштабе – «метод» проведения хлебозаготовок. Об этих фактах я либо слышал от коммунистов, либо от самих колхозников, которые испытали все эти «методы» на себе и после приходили ко мне с просьбами «прописать про это в газету».

Помните ли Вы, Иосиф Виссарионович, очерк Короленко «В успокоенной деревне»? Так вот этакое «исчезание» было проделано не над тремя заподозренными в краже у кулака крестьянами, а над десятками тысяч колхозников. Причём, как видите, с более богатым применением технических средств и с большей изощренностью.

Аналогичная история происходила и в Верхне-Донском районе, где особо-уполномоченным был тот же Овчинников, являющийся идейным вдохновителем этих жутких издевательств, происходивших в нашей стране и в 1933 году.

… Обойти молчанием то, что в течение трёх месяцев творилось в Вешенском и Верхне-Донском районах, нельзя. Только на Вас надежда. Простите за многословность письма. Решил, что лучше написать Вам, нежели на таком материале создавать последнюю книгу «Поднятой целины».

С приветом М. Шолохов».

Из этого письма видно, до какого ничтожества, до какого варварства и до какого зверства может опуститься одурманенный властью человек, попирающий внутренний нравственный закон и теряющий своё человекоподобие. Такой обезумевший ничтожный человек в своих преступных злодеяниях становится опаснее всяких животных, включая самых ярых хищников, которые никогда и нигде не допускают зверских отношений к себе подобным одного и того же вида.

В письме Шолохова в подробностях и деталях описаны вовсе не придуманные события, происходившие в только что организованных колхозах в начале тридцатых годов при воплощении в жизнь безумного сталинского курса сплошной коллективизации. В нём отнюдь не вымышленные персонажи, а реальные люди, местные изверги-партийцы, совершавшие умопомрачительные и преступные злодеяния. Одержимые властью и потерявшие всякий человеческий облик, они упивались, как могли, изощрёнными издевательствами над крестьянами, своими мозолистыми руками добывавшими хлеб насущный.

В достоверности описанных бандитских преступлений, совершённых обезумевшими партийцами в разных колхозах,  вряд ли приходится сомневаться. Во-первых, шолоховское письмо Сталину было опубликовано в центральной партийной газете, хотя и через десятилетия, но при жизни некоторых свидетелей, ставших жертвами вопиющего самосуда местных партийцев, прославившихся преступными злодеяниями и оставшихся в живых после полученного заслуженного возмездия. Во-вторых, это жалобное письмо «отцу всех народов» было опубликовано при жизни его автора, который вряд ли допустил какие-либо искажения фактов, изложенных в письме тридцать лет назад.

Живя среди крестьян, Михаил Шолохов, автор письма Сталину хорошо знал, как обращались партийные диктаторы с крестьянами не только во время сплошной принудительной коллективизации, но и гораздо раньше, когда в деревнях и станицах под видом продразвёрстки грабили крестьян. Тогда во всех деревнях, сёлах и станицах вовсю орудовали вооружённые продотряды, в одном из которых юный Михаил Шолохов принимал активное участие. Гораздо позднее, будучи известным советским писателем, он вспоминал о том лихом времени и о себе: «Я вёл крутую линию, да и время было крутое; шибко я комиссарил, был судим ревтрибуналом за превышение власти... Два дня ждал смерти... А потом пришли и выпустили...».

Сравнивая письмо Сталину и роман Михаила Шолохова «Поднятая целина», на первый взгляд может показаться, что их писали разные авторы. В письме краткими штрихами отображена невымышленная реальная трагедия крестьянской жизни в начале тридцатых годов. В первом же томе «Поднятой целины», изданном в 1932 году (раньше, чем было отправлено письмо Сталину) яркими красками, в розовом цвете обрисована совсем другая картина – сплошная успешная коллективизация, доведённая до стопроцентной. Это произведение долгие десятилетия считалось классикой советской литературе и в обязательном порядке изучалось во всех средних школах на необъятных русских просторах.

По мнению «гениальных вождей» и партийных демагогов, коллективизация должна была стать фундаментальной основой социализма в деревне, строительству которого якобы мешала частная собственность, и если её изжить, как утверждали западные «мудрецы» и вторившие им отечественные полуобразованные «вожди», то можно построить безбожный рай на земле, некое царство равенства, братства и свободы. В письме Шолохова изложены реальные факты, свидетельствующие о том, какими бандитскими способами осуществлялось строительство «земного рая» в деревне, когда крестьян насильно загоняли в колхозы, когда над ними жестоко издевались и когда их беспощадно арестовывали, грабили, расстреливали, сажали в тюрьмы и выселяли со своими многодетными семьями. Такой чудовищной большевицкой  каре с выселением в холодные края подвергались и многие целые станицы и деревни.

Вопреки гражданину Михаилу Шолохову, автору письма, советский писатель Михаил Шолохов вольно иль невольно оказался в плену социалистического реализма, который был направлен на восхваление тоталитарного партийного режима и прославление «гениальных вождей» вплоть до безрассудного поклонения им. Под благовидной личиной лукавого соцреализма надёжно пряталась истина земная. Скрывалось всё то, что творилось на русской земле по воле партийных диктаторов. При строгой партийной направленности вымышленного реализма в советской литературе, да и в прессе не оставалось места для правдивого описания реальной жизни во всех её проявлениях. Жизнь трудового народа с каждым годом ухудшалась, а партийные вожаки с ехидной улыбкой на лице с высокой трибуны власти заявляли, что жизнь стала лучшей и что завтра будет лучше, чем вчера, и об этом писали и вещали везде и всюду советские графоманы. И всё это делалось якобы во имя «светлого будущего», а на самом деле способствовало укреплению партийного единовластия на все времена.

Освободится от тяжёлых оков диктаторской власти, надёжно защищённой социалистическим реализмом, признанный писатель Михаил Шолохов, вписавшийся в партийную систему и обласканный советской властью, так и не смог. А тех, кто пытался разорвать железные цепи социалистического реализма, далёкого от реалий жизни, пользуясь партийными полномочиями, он подвергал жёстокой и бескомпромиссной критике.

Такой унизительной критики не избежали наши соотечественники, правдоискатели Андрей Синявский и Юлий Даниэль, позорное судилище над которыми длилось несколько месяцев. С высокой партийной трибуны съезда в 1966 году известный советский писатель Михаил Шолохов, лауреат Ленинской и Нобелевской премий, в резкой оскорбительной форме высказался о Синявском и Даниэле: «Попадись эти молодчики с чёрной совестью в памятные двадцатые годы, когда судили не опираясь на строго разграниченные статьи уголовного кодекса, а руководствуясь революционным правосознанием... Ох, не ту меру наказания получили эти оборотни...». Это обличительное позорное выступление сопровождалось бурными продолжительными аплодисментами, переходящими в бросание лаптей. За что же этих правдоискателей, пытавшихся вырваться из оков партийного реализма и показать всю горькую правду жизни, судили и подвергали нелицеприятной, позорной критике с высокой трибуны партийного сборища? Только спустя десятилетия, стало очевидно всем благомыслящим людям, что они были жертвой той партийной тоталитарной системы, которая держалась на насилии и принуждении и при которой всякое инакомыслие, или стремление рассказать правду жизни, жестоко преследовалось, а сами жертвы лишались свободы.

Через несколько лет, в 1973 году советский писатель Михаил Шолохов ещё раз проявил свою принципиальную партийную приверженность соцреализму – выразил свое презренное отношение к другим правдоискателям, нашим соотечественникам, подписав разгромное коллективное письмо в центральную партийную газету «Правда» о Солженицыне и Сахарове. В этом письме, в частности, сделано  ни чем не обоснованное заключение: «...Таких людей как Сахаров и Солженицын, клевещущих на наш государственный и общественный строй, пытающихся породить недоверие к миролюбивой политике Советского государства и по существу призывающих Запад продолжить политику «холодной войны», не может вызвать никаких других чувств, кроме презрения и осуждения».

Это позорное заказное письмо было опубликовано, несмотря на то, что литературное творчество Александра Солженицына уже получило всенародное признание. Оно было высоко оценено и международным сообществом – в 1970 году ему была присуждена Нобелевская премия по литературе. Позднее, в 1975 году такой же высокой награды – Нобелевской премии мира был удостоен и другой «клеветник на государственный и общественный строй», академик Андрей Сахаров, известный во всем мире учёный-физик и правозащитник.

Не прошло и двух десятилетий после публикации разгромного письма в «Правде», как рухнул коммунистический режим, и все просвещённые люди узнали, что Андрея Сахарова и Александра Солженицына с высокой властной трибуны незаслуженно клеймили позором и обвиняли в клевете. Будучи оклеветанными партийной властью и молвой и подвергнутыми унизительным гонениям и наказаниям, наши выдающиеся соотечественники учёный Андрей Сахаров и писатель Александр Солженицын открывали истину земную, сокрытую от народа долгие десятилетия, и тем самым сыграли важнейшую и великую роль в освобождения русского и братских народов от диктаторского партийного режима.

Библиографические ссылки

Карпенков С.Х. Русский богатырь на троне. М.: ООО «Традиция», 2019. – 144 с.

Карпенков С.Х. Стратегия спасения. Из бездны большевизма к великой

России. М.: ООО «Традиция», 2018. – 416 с.

Карпенков С.Х. Незабытое прошлое. М.: Директ-Медиа, 2015. – 483 с.    

Карпенков С.Х. Воробьёвы кручи. М.: Директ-Медиа, 2015. – 443 с.

Карпенков С.Х. Экология: учебник  в 2-х кн. Кн. 1 – 431 с. Кн. 2 – 521 с. М.: Директ-Медиа, 2017.

Степан Харланович Карпенков