 Защищать тех, против кого совершены несомненные преступные действия, кто подвергается явной опасности и нуждается в защите, этот закон отказывается. Вместо этого – предлагает преследовать и карать за деяния, которые ни одним законом РФ не запрещены.
Законопроекта «О профилактике семейно-бытового насилия в Российской Федерации» общество ждало с нетерпением. Тема этого закона – из тех, что почти у каждого вызывают горячий отклик. Несколько недель кипели страсти: проводились митинги «за и против», сторонники и противники будущего закона спорили, не стесняясь в выражениях.
Одни называли оппонентов иностранными агентами и врагами семьи, другие – садистами, мечтающими безнаказанно бить жен и детей. В этом шуме почти терялся голос рассудительных людей, предлагавших не спорить о том, чего никто еще не видел, а сначала дождаться, когда будет опубликован проект закона.
Наконец, долгожданный проект вышел в свет. Все ахнули. Только совсем не радостно. Вылупилось из яичка какое-то чудо-юдо, на которое не только противники, но и горячие сторонники закона смотрят с ужасом.
Главное, что произошло с этим законопроектом за время путешествия в Совет Федерации и обратно: он начисто утратил смысл.
Всю дорогу речь шла о борьбе с семейным / домашним насилием. Предполагалось: этот закон будет защищать членов семей, страдающих от того, что буйные домочадцы чешут о них кулаки, истязают и издеваются над ними. Положит конец существующей печальной практике, когда избитая жена должна сама собирать против мужа доказательства и сама вести против него дело в суде, при этом продолжая жить со своим мучителем в одной квартире. Убережет от беды тех, за кем с криком: «Будешь моей или ничьей!» – гоняются агрессивные «бывшие». Прекратит поток историй о том, как у людей, замордованных собственными родственниками, в полиции не берут заявления, отказываются приезжать на вызовы, отвечают «это ваше семейное дело, разбирайтесь сами» – пока дело не кончается кровопролитием и трупами.
В подтверждение того, что такой закон нужен, приводились страшные истории об изощренном издевательстве, садизме, пытках – о том, до каких адских глубин может довести человека чувство безнаказанности.
Маргарите Грачевой муж отрубил руки. Анастасию Ещенко любовник застрелил во сне, расчленил пилой и попытался утопить в Мойке по частям. Над сестрами Хачатурян много лет издевался родной отец, истязал и насиловал, пока они, отчаявшись, его не убили.
Всего этого, говорили нам, можно было бы избежать, если бы работал закон против насилия! Вот он, этот закон. И в самом его начале написано черным по белому:
Для целей настоящего Федерального закона используются следующие основные понятия: семейно-бытовое насилие – умышленное деяние, причиняющее или содержащее угрозу причинения физического и (или) психического страдания и (или) имущественного вреда, не содержащее признаки административного правонарушения или уголовного преступления...
То есть: ни к отрубанию рук, ни к избиениям кулаками, ногами и подручными предметами, ни к изнасилованиям, ни к попыткам зарезать или задушить, ни даже к угрозам убить или покалечить этот закон не относится и их не рассматривает. Ведь все это уголовные преступления.
Не рассматривает он даже пощечину или подзатыльник: это уже побои, правонарушение административное.
Так что бедолаги, которых лупят мужья, родители или взрослые дети, пусть расслабятся и постараются получить удовольствие. Этот закон и все предлагаемые в нем защитные меры – пристальное внимание полиции, убежища, охранные ордера – не для них.
«Семейно-бытовым насилием», с которым этот удивительный законопроект намерен бороться, он называет нечто совсем другое.
А что именно – понять невозможно.
«Причинение физического страдания», которое не является ни преступлением, ни даже правонарушением – это как? За косичку дернуть? Кнопку на стул подложить? Неделями не мыться, чтобы домочадцы страдали от твоего запаха?
С «психическим страданием» и «имущественным вредом» все еще загадочнее. Это крайне расплывчатые понятия. Точнее, каждое из них представляет собой целый спектр понятий: на одном конце – явления зловещие и опасные, на другом – совершенно безобидные.
Издеваться, унижать, запугивать, склонять к самоубийству – значит причинять психическое страдание. И сказать: «Вася, что же это ты опять не вынес мусор?» – тоже значит причинить психическое страдание. По крайней мере, если сказать с выражением, чтобы Васе стало стыдно.
Когда домашний тиран в припадке ярости уничтожает любимые вещи жены – он наносит ей имущественный вред. Когда жена берет из семейной заначки деньги на новые сапоги, хотя муж считает, что можно еще и в старых походить – она тоже наносит мужу имущественный вред.
Никаких пояснений, как отличить злокачественное и опасное «причинение страдания и вреда» от обычных бытовых трений между близкими, мы в законе не находим.
Мало того: насилием объявляется не только само «причинение страдания и вреда», но и угроза его причинения («еще немного, и я назову тебя свиньей!»). А пострадавшими от насилия – не только те, кто, собственно, от него пострадал, но и те, «в отношении которых есть основания полагать, что им вследствие семейно-бытового насилия могут быть причинены физические и (или) психические страдания и (или) имущественный вред».
У кого «есть основания полагать»? Какие основания? О ком и о чем это вообще?
Любой человек, контактирующий с любым другим человеком, теоретически может причинить ему психические страдания. А если они общаются лицом к лицу, то и физические. Есть только два способа исключить такую вероятность: убить всех людей или погрузить человечество в кому. Пока все мы живы и в сознании – «под подозрением» каждый.
Но и этого мало. Дальше в законопроекте говорится, что полиция и другие властные инстанции обязаны незамедлительно реагировать на сообщения не только о фактах «семейного насилия», но и об угрозе такового. То есть на угрозу угрозы того, что кто-то кому-то причинит психическое страдание!
И вся эта безумная кафкианская конструкция опирается на... добрую волю участкового. Именно он, явившись по вызову или по сигналу от третьих лиц в семью, должен «незамедлительно» определить, происходит ли там семейное насилие (то есть причинение психического страдания, или угроза его причинения, или угроза угрозы... и так далее). На глазок. И так же «незамедлительно» принять меры.
Это болезненный бред, нарушающий базовые принципы юриспруденции. Бессмысленно обсуждать отдельные детали этого законопроекта или пытаться вносить в него поправки, когда в самом его начале, словно слон посреди комнаты, торчит: «Пойдем туда, не знаем куда, запретим то, не знаем что!». Фраза «Не содержащее признаки административного правонарушения или уголовного преступления» – уничтожает этот закон и топчет в прах все благие намерения его сторонников.
#{author}Защищать тех, против кого совершены несомненные преступные действия, кто подвергается явной опасности и нуждается в защите, этот закон отказывается. Вместо этого – предлагает преследовать и карать за «умышленные деяния», которые ни одним законом РФ не запрещены, у которых нет определений, про которые вообще невозможно понять, о чем речь.
Согласно этому закону, вмешательство государства в семейные конфликты теперь будет выглядеть так.
Допустим, жена назвала мужа козлом, а он за это сломал ей три ребра. Ее ребрами «закон против насилия» не интересуется. Это уголовное преступление, так что его расследуют по старым правилам, согласно классическому принципу: «Вот убьют, тогда придете». Ни убежища, ни изоляции от мужа, ни особого внимания полиции или поддержки государства пострадавшей не положено. Но вот за то, что она причинила мужу психические страдания, обозвав козлом... о, тут ей мало не покажется!
Если этот безумный закон будет принят, у государства появится совершенно буквальная возможность портить гражданам жизнь ни за что. В прямом смысле.
Наталья Холмогорова
Источник | 
