Поздней осенью, когда все основные работы в поле завершены, православные христиане отмечали и отмечают день Святого Георгия Великомученика, покровителя земледельцев. Он приходится на 26 ноября по старому стилю и широко известен в народе как Юрьев день. В далёком прошлом на русской земле в этот день все землевладельцы собирали подати со своих крестьян. При таком сборе некоторым смекалистым и сообразительным крестьянам удавалось перехитрить своего недобросовестного и чаще всего жадного хозяина, или объегорить его. С тех давних пор слово «объегорить», произошедшее от Егорьева дня (так называли в то время Юрьев день), прижилось и распространилось сначала в крестьянской, а затем и в купеческой среде. Объегорить в любой торговой сделке стало вполне привычным и обыденным делом. Это слово не забыто и сегодня. Некоторые люди, преимущественно современные «менеджеры» с дипломом государственного образца, не обременённые фундаментальными знаниями о природе и человеке и заполонившие все сферы управления, начиная от кремлёвских палат и кончая никому не нужными офисами, считают: «Кто кого объегорит, тот и на коне»…
Вплоть до конца пятнадцатого века крестьяне на Руси были свободными, хотя и работали на земле, чаще всего не принадлежавшей им. По сути же, так называемая их свобода была относительной и весьма условной. Она заключалась лишь в том, что они могли вести оседлый образ жизни, оставаясь на земле, которую они возделывали, либо по своей воле оставить её и перейти к другому землевладельцу, если возникала такая крайняя необходимость. При переходе же на другую землю крестьянин обязан был заплатить прежнему хозяину полностью все долги и пошлину за пользование земельным наделом, так называемое пожилое.
Объединение русских земель вокруг княжества Московского требовало упорядочения перехода крестьян, которое и произошло в 1497 году, когда при Великом князе Иване III был принят своеобразный свод законов – Судебник, разрешавший крестьянам уходить от своих владельцев в определённое время в году, но совсем не запрещал переход от одного хозяина к другому. Любой крестьянин имел право уйти от своего хозяина, но только при условии полного завершения всех полевых работ и только раз в году – в конце осени в течение недели до Юрьева дня после него. При таком переходе не прерывались полевые работы, и сам крестьянин решал, стоит ли ему покидать прежнего хозяина и ради чего. Судебник, утвержденный позднее, в 1550 году при царе Иване IV Грозном, сохранил полное право перехода крестьян.
Княжество Московское начало разрастаться и расширяться ещё при Иване III, который не был назван царём, но из его уст впервые прозвучало слово «государство». Государственному устроению на русской земле он уделял большое внимание. При его правлении и в дальнейшем государство зарождалось, постепенно формировалось, укреплялось и сыграло важную роль в объединении множества разрозненных древнерусских земель. Одновременно с государственным устроением утверждалось поместное землевладение как вознаграждение за военную или гражданскую службу, без которой не обходилось и не обходится ни одно государство. Поместье представляло собой земельный надел, находившийся в собственности государства. В то же время оно записывалось временно за землевладельцем, вскоре названным помещиком. От «поместья» произошло производное слово «помещик».
Государственные земли заселялось свободными крестьянами, которые отдавали часть собранного урожая в виде подати не государству, а помещикам, и так было до тех пор, пока за ними числилась земля. Получив поместья от государства, помещики обязаны были нести ту или иную государеву службу, а часть собранных у крестьян податей шла на содержание служилых людей в зарождавшемся государстве и на жизнеобеспечение гражданского населения, непосредственно не связанного с работой на земле.
Наряду с государственными были земли, которыми помещики владели на правах частной собственности. Такие частные земли могли передаваться как приданные и по наследству. Наследственное владение землей, называемое вотчиной, растянулось на несколько столетий вплоть до октябрьского переворота 1917 года. Свою землю собственник возделывал, конечно же, не сам, а с помощью нанятых вольных крестьян. Возделывать землю он мог и по-другому – поселяя на ней людей – холопов, полностью зависимых от землевладельца и находившихся в его подчинении. Полная зависимость холопов от собственников мало чем отличалась от рабства. В крепостной России, да и гораздо позднее, холопами нередко называли всех крестьян без разбора, и к ним же относили господских слуг. До сих пор холопом могут назвать вовсе не крестьянина, а любого человека, готового на всё из раболепия и ради подхалимства.
Помещик, собственник земли, не имел право переселять крестьян из государственных владений в свои частные поместья. Такие крестьяне, хоть и были зависимыми от своего хозяина-помещика, но не считались его собственностью. Они были всё же относительно свободными и свои подати вносили не прямо государству, а помещикам, своеобразным посредникам, которые, выполняя свои обязанности, прямо или косвенно служили государю.
Жизнь показала, что далеко не всякий крестьянин стремился, во что бы то ни стало, перейти к другому землевладельцу. Ведь у каждого крестьянина была своя многодетная семья, своя хата и своё хозяйство, хотя и совсем небогатое, но всё же своё. Перевозить на новое место хату и надворные постройки, заводить хозяйство на новой земле и выполнить многие другие работы – всё это было не под силу даже крепкому крестьянину. Да и к своей деревне крестьянин привыкал и не хотел покидать навсегда своё прежнее место жительства в поисках лучшей жизни. Возделываемая крестьянином земля во все времена какой-то неведомой силой притягивала его к себе, и он не хотел просто так расставаться с ней. Как бы врастая корнями в свою любимую кормилицу-землю, земледелец становился неотделимым от неё, оставаясь неотъемлемой её частью. К тому же далеко не всякий крестьянин знал, где же на Руси живётся хорошо, помня при этом мудрую пословицу: живётся там хорошо, где нас нет. Вынуждены были уходить от своего хозяина-помещика лишь те крестьяне, которые не смогли справиться с чрезмерно большими поборами своего хозяина либо не смогли дальше выносить и терпеть неуважительные и даже унизительные отношения к ним своего господина, который в погоне за выгодой забывал о ближнем своём. Стремились уйти к другому владельцу и крестьяне, становившиеся по тем или иным причинам должниками и не смогшие погасить свои долги.
Крайне не заинтересованы в переходе были и сами помещики, владения которых могли покинуть их подневольные землевладельцы. Поэтому они всячески побуждали государя принять закон об ограничении перехода крестьян. Да и хозяйственные неурядицы требовали изменений отношений к беглым крестьянам. С целью наведения порядка в только что зарождающемся государстве в 1597 году по инициативе Бориса Годунова царем Фёдором Иоанновичем был принят закон, широко известный как Указ об урочных летах. Указ запрещал переход крестьян от одного владельца к другому даже в Юрьев день в определенные годы на время составления писцовых книг, или описи населения и земельного фонда. Такое законодательное нововведение оказалось неожиданным для крестьян, и в сельской среде само собой родилась поговорка: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!», которая прочно вошла в народный лексикон и передавалась от поколения к поколению в течение многих столетий.
Указ об урочных летах впервые определял срок сыска беглых крестьян – пять лет. Согласно нему, крестьяне, бежавшие от помещиков, в течение пяти лет подлежали сыску, суду и возвращению «назад, где кто жил». На бежавших более пяти лет назад и ранее указ не распространялся, их прежним владельцам не возвращали. Если же в течение «урочных лет» помещик не сумел найти своего крестьянина и не подал челобитную о его розыске, то он терял на него право владения, и беглый закреплялся навсегда за новым хозяином. Норма «урочных лет» прикрепила к земле не только тяглых крестьян, но и их детей и жён, ранее не подпадавших под действие «заповедных лет». Любой переход рассматривался как бегство. Беглый подлежал возврату со всей семьей и имуществом. В дальнейшем срок сыска был продлён до 15 лет. Так постепенно и последовательно утверждалась на земле русской крепостная зависимость крестьян.
В то же время любой крестьянин, не нарушая закона, всё же мог уйти от своего помещика, если была в этом крайняя необходимость. Во всех указах о сроках сыска беглых крестьян шла речь о возвращении лишь должников – земледельцев, не рассчитавшихся с помещиком согласно порядным записям, то есть тех крестьян, которые пытались объегорить своего хозяина. Добросовестный крестьянин, исполнив все свои обязательства, был свободен и волен идти куда угодно или оставаться на прежнем месте, или вовсе бросить землепашество и выбрать совсем другую работу, не связанную с землей, если позволяли его средства и способности, навыки и умения. Однако многих землевладельцев такое отношение к своим крестьянам всё же не устраивало, и они в своих челобитных настаивали на утверждении бессрочного сыска. И царь Алексей Михайлович пошёл им навстречу – в 1649 году он подписал Соборное Уложение, юридически закрепившее бессрочный сыск беглых крестьян и возвращение их «с чадами и домочадцами и со всеми животами назад, где кто жил». С утверждением этого документа начинается полное закрепощение крестьян в течение длительного периода, растянувшегося на более чем два столетия на русской земле, вплоть до отмены крепостного права.
Соборное Уложение закрепляло централизованное управление, а вместе с централизацией крепчала и самодержавная власть. Такое новое законодательство упраздняло некоторые традиционные для высшей знати права: все города, монастырские и боярские слободы передавались под царское управление, учреждался монастырский приказ, ставивший владения церкви под контроль государства, а монастырям запрещалось иметь свои земли.
Крепостное положение становилось наследственным, а сыск беглых крестьян – бессрочным. Подневольные крестьяне прикреплялись не к земле, а к её владельцам. Неограниченный срок сыска беглых крестьян и право землевладельца вернуть их и их потомков означали, что крестьяне становились навечно прикрепленными, или прикованными незримыми цепями к тому поместью, где их застала перепись населения 1620-х годов. Отсюда произошли слова «крепостное право» и производное от них «крепостничество». Даже свободный от долгов крестьянин терял право менять место жительства – он всё равно становился крепостным. Произошёл полный и окончательный переворот в крестьянской жизни, лишивший крепостных в России право свободно выбирать место жительства и распоряжаться плодами своего труда и своим движимым и недвижимым имуществом. В результате большинство крестьян, лишённых земли и свободы, оказалось во власти своих помещиков, почти ничем и никем не ограниченной.
Согласно Соборному Уложению, крестьянин по своему положению в обществе приближался к барскому холопу. Его хозяйство признавалось собственностью помещика, да и он сам считался собственностью господина, которую можно было продавать на рынке, что чуть позднее и утвердилось. Поэтому у крепостных крестьян пропадала всякая охота добросовестно трудиться на чужой земле, повинуясь во всем и всегда своему господину.
С конца семнадцатого века стала широко распространяться порочная и унизительная практика купли-продажи крепостных крестьян помещиками, которые могли, кроме того, передать свои поместья вместе с крестьянами по наследству своим жёнам и детям. Спустя несколько десятилетий такая практика торговли бесправными крестьянами была закреплена законодательно, а чуть позднее помещик получил право ссылать провинившихся крестьян в Сибирь и даже отправлять их на каторжные работы.
Соборное Уложение 1649 года законодательно утвердило полное и окончательное закрепощение крестьян, с которых помещики взыскивали подати, и часть их своевременно вносили в казну. Кроме того, гораздо позднее, при Петре I все помещики обязаны были отправлять определенное число своих крепостных в рекруты для военной службы. За уклонение от рекрутчины и укрывательство беглого рекрута любой помещик мог понести суровое наказание.
Некоторые статьи Уложения все-таки предусматривали хоть и небольшие, но всё же ограничения на права владельцев крестьян. Так, помещик по своей воле не мог оставить крепостного без земли. Любой крестьянин имел право в судебном порядке обжаловать несправедливые, чрезмерно большие поборы своего владельца.
За телесные побои помещику грозило наказание. В частности, весьма состоятельная помещица Салтыкова, известная в народе Салтычиха, за жестокие издевательства над своими крестьянами была приговорена к заточению. В 1768 году рядом с Лобным местом на Красной площади в Москве у позорного столба стояла Дарья Салтыкова, богатейшая русская помещица, в полном владении которой находилось около 600 крестьян. Она насмерть замучила несколько десятков крепостных и решением Сената и Императрицы Екатерины II была лишена достоинства столбовой дворянки и приговорена к смертной казни. Пока приказный дьяк зачитывал с листа совершённые ею преступления и приговор, она стояла с непокрытой головой, а на её груди висела дощечка с надписью «Мучительница и душегубица». После оглашения приговора её всё же не повесили, а отправили на вечное заточение в московский Ианно-Предтеченский женский монастырь, где она содержалась в особой камере-келье, лишённой дневного света и названной покаянной. Там она и умерла, прожив 33 года. Её преступные «подвиги» отражены во многих литературных произведениях разных времён, а русский историк, писатель и поэт Кондратьев Иван Кузьмич (1848 – 1904) сочинил роман «Салтычиха». Он писал не только прозу на исторические темы, но и замечательные стихи. Его перу принадлежат слова проникновенных романсов «Эти очи – тёмны ночи», «По диким степям Забайкалья» и других, ставших любимыми, популярными и истинно народными. Их исполняли и исполняют и сегодня…
В одной из статей Уложения в защиту почти бесправных крепостных крестьян было написано: «Крещёных людей никому продавать не велено». Однако этот запрет, направленный на укрепление православия в России, в разное время нарушался по-разному, и особенно открыто был нарушен при Петре I, стремившемся повернуть православную Россию лицом к Западу. Крепостных продавали везде и всюду – не только по договоренности между помещиками, но и на рыночных площадях подобно домашнему скоту. Сам император Петр I раздал в частное владение более 200 тысяч душ. Если учесть, что в то время учитывались только мужские души, то в такое позорное владение пропадало гораздо большее число крепостных вместе со своими многодетными семьями. Крепостные души, живые, а не мертвые, как по Гоголю, Петр I дарил своим приближённым. Так, его любимец князь Меньшиков стал владельцем почти 100 тысяч крестьянских душ.
Крепостное право прямо или косвенно коснулось и рядовых горожан, или посадских людей, получивших право торговли товарами в городах. Их переезд из города в город и даже из одной посадской слободы в другую в одном городе, хоть и не запрещался, но ограничивался и строго контролировался. Посадские люди, в отличие от крестьян, несли тягло (платили подати) всей общиной, на основании круговой поруки, и всю подать ушедшего из слободы должны были выплачивать те, кто в ней оставался. Беглые посадские люди также подлежали бессрочному сыску.
Начиная с пятнадцатого века в течение двух столетий, в России были не только крепостные, но и черносошные крестьяне, вольные в организации своего труда и свободные от помещиков. В отличие от крепостных крестьян они не были лично зависимыми, а потому несли тягло не помещикам, а в пользу Российского государства. Земля находилась в собственности черносошных крестьян, и они могли отдавать её в залог или продавать, но с условием, чтобы продавец или покупатель сразу уплатил все общинные пошлины, или «обелил» участок. Жили такие относительно свободные крестьяне преимущественно на отдалённых окраинах России с суровым климатом, где работа на земле давалось с большим трудом. Поэтому они вынуждены были дополнительно заниматься охотой, рыболовством, пушным промыслом, торговлей и другими делами, не связанными или косвенно связанными с земледелием. Особенно много черносошных крестьян жило в Поморье, не знавшем крепостного права и поэтому названным Голубой Русью. Численность поморских крестьян составляла до одного миллиона. Подобные вольные крестьяне жили и в Сибири. В восемнадцатом веке все черносошные крестьяне получили государственный статус.
На большей части огромной территории России крепостного права никогда не было. Однако об этом в советских учебниках по истории в прошлом «светлом будущем» сознательно умалчивалось, чтобы безосновательно возвеличить роль октябрьского переворота 1917 года, вследствие которого были изгнаны помещики. Даже в некоторых современных источниках отечественной истории, переписанных с ошибками и не достоверных, не всегда отчётливо говорится о том, что далеко не вся обширная территория России была охвачена крепостным правом. Крестьяне, проживавшие на Русском Севере, во всех уральских, сибирских и дальневосточных губерниях, никогда не знали, что такое крепостное право. Оно не коснулось великого множества казачьих поселений и народов Северного Кавказа, Кавказа и Закавказья. Никогда не было крепостного права ни в Финляндии, ни на Аляске, входившим тогда в состав Российского государства. Общая доля крепостных крестьян к концу царствования Императора Николая I сократилась примерно до одной трети. А это означает, что подавляющее большинство крестьян в России в то время были свободными от помещичьего владения и вполне свободными в своих земных делах.
И в дальнейшем в течение несколько десятилетий происходило постепенное освобождение оставшейся небольшой части крестьян от крепостной зависимости. Причём оно происходило без насилия и ограбления, без всяких чудовищных потрясений, случившихся после бандитского захвата власти самозванцами-большевиками. Мирное, без кровопролития освобождение крестьян привело к значительному увеличению производства сельскохозяйственной продукции. Например, в шестидесятые годы девятнадцатого века крестьянские хозяйства производили 78 процентов хлеба, а в девяностые годы – 85. По сведениям Всероссийской переписи населения 1897 года, на доходы от земледелия жили 88,3 миллиона человек, на доходы от животноводства – 4,5 миллиона.
С ростом промышленного производства в России укрупнялись города и рабочие посёлки, приумножалось население сельское и городское, и, следовательно, повышался спрос на сельскохозяйственные продукты, стимулировавший увеличение объёмов их производства. Строительство железных и других дорог способствовало специализации сельского хозяйства и поставке товаров разного назначения в более удалённые места.
Всё больше сельскохозяйственной продукции продавалось за рубеж. Экспорт хлеба возрос примерно в полтора раза – с 287 миллионов пудов в среднем в год (1876 – 1880) до 444 миллионов пудов (1896 – 1900). Вывозились и другие виды продовольственных товаров. В 90-е годы на 30 процентов увеличился экспорт льна. Но всё же главным товаром сельскохозяйственного экспорта оставался хлеб. Его доля по отношению к общему сбору хлеба в Европейской России в 80 – 90-е годы составляла около 1/5. Пшеницы вывозилось около 2/5 её чистого сбора, а ячменя – примерно треть. На Россию приходилось 20 процентов мирового производства пшеницы, 60 – ржи и 30 процентов – ячменя.
В последние десятилетия девятнадцатого века, включая благодатное время царствования Императора Александра III, русского богатыря на троне, вплоть до захвата власти неблагочестивыми самозванцами-большевиками в семнадцатом году Россия производила разнообразную сельскохозяйственную продукцию, достаточную и для внутреннего потребления, и для экспорта. А это означает, что сельское хозяйство успешно развивалось при существовавшей власти. Успешно развивались и все отрасли промышленности. Достигнуты небывалые успехи в образовании и науке, в литературе и во всех видах искусства. Улучшалась жизнь всех слоёв населения, и не было объективных причин и даже каких-либо маломальских поводов для свержения законной власти ради мнимого светлого будущего.
Большевицкий же переворот, повлёкший за собой глобальную национальную катастрофу с многомиллионными человеческими жертвами, привёл к тому, что крестьян под разными предлогами грабили, а наиболее крепких расстреливали либо загоняли в тюрьмы или ссылали подальше от родного дома. Остальных полуголодных крестьян превратили в подневольных рабов и принуждали их работать в поле колхозном от зари до зари почти бесплатно, за пресловутые палочки. Наступила эпоха полнейшего закабаления крестьян, которое по своим масштабам и жестокости во много раз превзошло существовавшее ранее крепостное право, коснувшееся далеко не всех крестьян на российской земле.
И в огромной стране, богатой чернозёмом, не стало хватать хлеба не только крестьянам, но и всем остальным, не связанным с сельским хозяйством. Засевали очень много, а получали совсем мало. Поднять на ноги сельское хозяйство при большевицкой и партийной диктатуре так и не удалось. Поэтому уже в пятидесятые годы прошлого века, «по велению партии», под «мудрым руководством» дряхлеющих генсеков начали закупать зерно в больших объёмах за рубежом, чтобы спасти народ от голодной смерти. И богатейшая страна с плодородными землями из экспортёра продовольствия до большевицкого переворота превратилась в импортёра при самозваной, диктаторской власти.
Не наладилась сельская жизнь в России и после падения коммунистического режима, когда вследствие криминальной вакханалии произошёл чёрный передел земли, большая часть которой оказалась в руках не земледельцев, знающих своё дело, а всяких проходимцев, поражённых демоном наживы и сообразивших, что земля – самый лучший и надёжный капитал. И, как следствие, поля стали ещё стремительнее зарастать бурьяном и борщевиком ядовитым, а деревни и сёла ещё быстрее вымирать. Отечественные рынки переполнялись и переполняются зарубежными продовольственными товарами сомнительного качества. А сельские жители, как и городские, при такой эфемерной «рыночной» экономике, называемой цифровой, не могут трудоустроиться и пополняют ряды многомиллионных безработных.
Российская пустопорожняя экономика, экономика без производства собственных товаров при попустительстве высоких, но некомпетентных чиновников, расплодившихся не по дням, а по часам, и потерявших всякое чувство меры, превратилась в цифровое рабство и привела к массовому обнищанию русского народа. Более двадцати миллионов русских граждан находятся за чертой бедности, а «уважаемые господа», едва овладевшие школьной грамотой, утратившие окончательно совесть и ставшие миллиардерами, по-прежнему наживаются на людском горе, которым переполнена вся русская земля от края и до края. Продолжает вымирать русская нация, а многочисленные русские города и селения всё больше пополняются вовсе не русскими.
Для предотвращения затянувшейся национальной катастрофы с вымиранием русской нации необходимо всю силу власти направить на укрепление не только крупных, но и мелких крестьянских хозяйств, как это сделано и хорошо отлажено в любом цивилизованном государстве, проявляющем заботу о своих крестьянах. Земледельцы в таких небольших хозяйствах будут добросовестно трудиться и свою произведённую продукцию смогут продавать на рынке, переполненном сейчас заезжими торговцами. Только в таком случае молодые люди, выросшие в деревне, не будут навсегда покидать свою родину и своих родителей, чтобы жить в городе, пополняя тем самым ряды городских безработных, которые из-за безвыходности вынуждены выходить на улицу, а прикормленные стражи порядка пытаются их силой разогнать по домам. Только в таком случае сельское хозяйство начнёт возрождаться, а ряды верховных чиновников пополнят профессионалы, знающие своё дело и в совершенстве владеющие знаниями о природе и человеке. Именно профессионалы способны понять, что с оживлением деревни необходимо, как можно, быстрее налаживать и промышленное производство собственных товаров, а не жить за счёт природных ресурсов, направляемых мощным потоком на запад, на восток и просто никуда.
Библиографические ссылки
Карпенков С.Х. Русский богатырь на троне. М.: ООО «Традиция», 2019. – 144 с.
Карпенков С.Х. Стратегия спасения. Из бездны большевизма к великой
России. М.: ООО «Традиция», 2018. – 416 с.
Карпенков С.Х. Незабытое прошлое. М.: Директ-Медиа, 2015. – 483 с.
Карпенков С.Х. Воробьёвы кручи. М.: Директ-Медиа, 2015. – 443 с.
Карпенков С.Х. Экология: учебник в 2-х кн. Кн. 1 – 431 с. Кн. 2 – 521 с. М.: Директ-Медиа, 2017.
Степан Харланович Карпенков
для Русской Стратегии
|
